Читать интересную книгу Погнали - Ричард Хелл

В последнее время я вел настолько уединенную жизнь, что мой голос звучит как-то странно – словно он проржавел от продолжительного вынужденного молчания, – и еще я как будто утратил контроль над автоматическим регулятором громкости, так что приходится постоянно включаться и подправлять настройки «вручную».

Я также немного сбит с толку, потому что не очень уверен насчет того, чего от меня хочет Джек – как будто я пробуюсь на какую-то роль, о которой мне толком и не рассказали. Мне бы хотелось иметь более полное представление о том, в каком именно качестве меня сюда позвали.

Я говорю ему, что в последнее время я много пью, что я полностью деморализован из-за переговоров со своей звукозаписывающей студией, откуда я собираюсь уйти, а они все тянут и тянут, и в то же время не дают мне записывать ничего нового, и т.д., и т.п. В общем, гоню, как могу. В плане дружеского подкола интересуюсь, как дела у него в империи.

Он отвечает в том же тоне, и надо сказать, его достижения впечатляют. Потом он заводит разговор о Криссе. Говорит, как он ей восхищается, как ему нравятся ее работы, и как ему жалко, что она не получила должного признания как фотограф. Я говорю, что я полностью с ним согласен – Крисса достойна всяческого восхищения. Я тоже очень ее ценю. Мы едим сэндвичи. Я чувствую, как он украдкой поглядывает на меня. Он не то чтобы насторожен, просто он знает, что за мной надо присматривать. Постоянно.

– Джек, Джек, Джек, – я пытаюсь понять, для чего он меня позвал.

Он вдруг спрашивает:

– Ну и чем ты сейчас занимаешься? Все снимаешь сиделок? – Он имеет в виду тех девчонок, которые откликаются на мое объявление «нужна сиделка».

– Парад сиделок проходит нормально, но есть и много чего другого. У меня столько всего в голове.

– В голове или в головке?

– Боже правый, ты теперь каламбуришь? – Или я просто забыл. Или не замечал.

– С героина-то слез?

– Ага. Чист, как стеклышко. Больше года промучился. Есть один действенный метод, только не очень быстрый. Надо постоянно переходить с герыча на метадон и обратно. Смысл в том, что один блокирует зависимость от другого, но оба вызывают устойчивое привыкание, поэтому надо их чередовать, постепенно снижая дозы. Сначала что-то одно потребляешь, потом, пока ты еще окончательно не подсел, резко завязываешь и переходишь на эту вторую дрянь, но тебе уже нужно меньше – и так, постепенно, слезаешь совсем. В общем, теперь я в завязке, но жизнь развалилась. Теперь не знаю, куда себя деть. Мне нужен какой-то действительно грандиозный проект, чтобы уйти в него с головой.

– Как раз об этом я и собирался поговорить.

– Ну, я, собственно, так и понял.

– Есть у меня одна задумка. Тебе наверняка понравится. Плюс к тому, ты кое-что заработаешь, я кое-что заработаю. У меня есть машина. В Венисе, Калифорния. Я хочу, чтобы ты пригнал ее сюда, в Нью-Йорк. Разумеется, все расходы – за мой счет. Это огненный «Де Сото Адвенчер» 57-го года. Сроков я никаких не ставлю. По времени ограничений нет. Сколько нужно тебе, столько и будешь ехать. Меня интересуют твои дорожные впечатления: что ты увидишь, что с тобой будет происходить в дороге. В общем, смотри, подмечай, ищи. И я хочу, чтобы Крисса поехала тоже. Она будет фотографировать, ты – писать. Как тебе предложение?

– Огненный, это конкретно какой оттенок?

– Оранжевый, – говорит он усталым голосом. – Продавец что-то перемудрил. Я хотел золотой с белым. Наверное, я его перекрашу.

Мне надо подумать. Каждая фраза, которую он произносит – для меня это очередной сюрприз. В общем, я в полной растерянности, но морду держу кирпичом.

– «Де Сото Адвенчер»… Звучит как-то даже зловеще… Хотя интересно. И этот огненный цвет… сразу ассоциация с ядерной катастрофой… Да, интересно… Смотри, ищи… Но что конкретно я должен искать?

– Ты – поэт. Так что сам разбирайся. Ты же писатель, дружище. А мы потом это используем. Сейчас ты не можешь даже записаться из-за этих дебилов в студии, но мы сделаем книгу, и у нас будут деньги. А потом я продам права на сценарий! По ней снимут фильм!

Звучит очень даже заманчиво, но все слишком сложно – его представления обо мне, которые он проецирует на меня, и которые я стараюсь синхронно озвучить, так чтобы мои движения губами не расходились с его фонограммой; его предложение приводит меня в восторг, но к восторгу примешиваются сомнения – я не уверен, что мне будет уютно и хорошо вдали от любимого продавленного дивана, но с другой стороны, мне уже надо встряхнуться, снять с ушей паутину и доказать, что я что-то еще могу… Его предложение застало меня врасплох.

Я задаю еще пару общих вопросов, стараясь собраться с мыслями. (Когда надо ехать туда? Чем скорее, тем лучше.) Он свяжется с Криссой насчет оплаты текущих расходов. На самом деле, я не хочу задавать слишком много вопросов – из опасений лишиться его доверия или ограничить свой выбор. Я хочу домой. Я говорю Джеку «спасибо», бормочу извинения и быстро смываюсь.

4

Так. Удача мне не изменяет. Я прохожу сквозь вращающиеся двери маленького отеля и выхожу на улицу. Я себя чувствую, как пятиклассник, которого только что поцеловала учительница – по-настоящему, в рот, с языком, как большого. Я прямо чувствую, как капельки счастья конденсируются под кадыком и в глазах; оно излучает заряженные частицы, которые носятся у меня внутри и колют, как крошечные иголочки. Как будто ко мне прикоснулись волшебной палочкой. Невероятно. Но у меня получилось. Моя удача, моя добрая фея, – она по-прежнему со мной. Я живой, радостный, голый – плыву в огромном сверкающем мыльном пузыре над Лексингтон-авеню. Нью-Йорк, мой расплывчатый, смазанный тематический парк – еще никогда он не казался таким добрым, таким приветливым. Голос рвется из горла наружу, глаза глядят и не могут наглядеться. Мне не терпится обсудить все с Криссой.

Есть у меня смутное подозрение, что это – не обещание беззаботных каникул, что это, прежде всего, ответственность, которая потребует от меня очень многого, но я гоню эти мысли, пока они не захватили меня целиком. Потому что я в своем праве. Король живет. И я – это Он. Я – это Он.

Плюс к тому, я ни капельки не сомневаюсь, что сумею надыбать под это дело немножко наличности. Уже сегодня. Так или иначе.

Возвращаюсь к себе в пещеру. Все еще нянчусь с моим сокровенным бредом, как последний идиот. На телефоне мигает лампочка. Включаю автоответчик.

Неестественное и жеманное «знойное» мурлыканье: «Привет, Билли. Это Мередит. И я прямо вся мокрая, мокрая, мокрая… вся в томлении жажду очередного урока. Сегодня. Как скажешь. Перезвони мне, пожалуйста. Ну, пожааааалуйста».

Как говорится, то густо, то пусто. Я ей перезвоню, но сначала я позвоню Криссе. Плюхаюсь на свой пыльный зеленый диван и набираю номер.

Она говорит:

– Алло.

– Тру-ля-ля…

– И что ты по этому поводу думаешь, Билли?

– Я пока ничего не думаю. Думать я буду потом. А пока я хочу просто… прыгать и хлопать в ладоши. А ты хочешь прыгать и хлопать в ладоши?

– Ну, предложение хорошее.

– Теперь я признаюсь: я уже начал впадать в отчаяние и терять веру. А это – как раз то, что нужно. Надо отдать Джеку должное, он умеет порадовать.

– Он – просто гений, хотя я его ненавижу. Он тебе говорил про деньги?

– Ну так, в общих чертах. Но ты все равно расскажи.

– Нам обоим… то есть, каждому… он платит по пятьдесят долларов в день. Это вроде как суточные на текущие расходы. И еще он дает нам свою кредитку на бензин и мотели.

– Господи… и при этом предполагается, что мы еще будем работать?

– Ну да, – смеется она.

– Ну, насколько я понял, все, что мы будем делать в поездке – это и будет работой. Он хочет, чтобы мы просто… ехали и записывали свои впечатления. Настоящая работа начнется потом, правильно?

– Да, наверное… то есть, твоя работа. Я буду фотографировать.

– Ну, а я вести записи. Записывать все, что будет происходить. Он мне сказал: смотри, подмечай, ищи. Но я так и не понял, чего конкретно нам надо искать? Ты не знаешь?

– А он тебе не сказал?

– Только так, в общем. Ничего конкретного.

– Ну, наверное, он целиком полагается на тебя.

– Замечательно. Слушай, Крисса. Нам надо все это обсудить. Могу я сегодня к тебе заглянуть, ближе к вечеру?

– Приходи. Я весь день дома.

– Хорошо. Я, наверное, приду в восемь – в девять. Нормально?

– Ну, да.

– Тогда до вечера.

– Хорошо.

– Ну, пока.

Мммммм. Мысли по-прежнему скачут и путаются. Восторг отупляет. Ладно. Мередит меня остудит.

Скрипучий голос: Я исследую собственные настроения. Я. Исследователь. Наблюдатель. Я сам. Я их исследую под микроскопом. Но похоже… там ничего нету… и я… отмеряю дозы… сексуального возбуждения и легкого наркотического опьянения… чтобы обрести телесную плотность, чтобы стать видимым, но при этом не потревожить мое восприимчивое существо. Вот он я – корчусь на стеклышке под микроскопом. Под воздействием и впечатлением собственноручных трудов. Хотя, может быть, это не я потрудился, а сам Господь Бог. Отсюда следует: я – ничто, и я – Бог… Как я дошел до такого.