— Так почему же это их называли Плосколицыми? — спросила она.
— Потому что другие племена не пытались изменить лбы, а наоборот придать себе пик наверху головы. Так как Плосколицые этого не делали, другие племена прозвали нас 'плоскими головами.' И комплементом это было.
Аромат ее страха исчез, когда она слушала его историю.
— Как сама видишь, мы были уродливыми, варварскими кузенами. — Засмеялся он. — Как ни странно, белые неправильно поняли имя. Нас еще долго позорили этим. Белые, как и наши кузены, считали нас варварами.
— Ты сказал, что твоей матерью была Салиш, — сказала она. — Маррок коренной американец?
Он покачал головой.
— Мой отец — валлиец. Он приходил охотиться на меха пушных зверей и остался, потому что влюбился в аромат сосен и снега.
С этого-то все и началось. Чарльз улыбнулся снова, на сей раз настоящей улыбкой, и почувствовал, что она еще больше расслабилась, а его лицо даже не болело. Надо бы позвонить брату, Самуэлю, и сказать ему, что он наконец-то узнал: его лицо не расколется, если он улыбнется. И все, что для этого подвига потребовалось, так это один омега.
Она свернула в переулок и заехала на небольшую автостоянку позади одного из вездесущих четырехэтажных кирпичных жилых домов, которые заполнили более старый пригород этой части города.
— В каком мы городе? — Спросил он.
— Оак Парке, — сказала она. — Дом Франка Ллойда Райта, Эдгара Райса Берроуза, и Скорчи.
— Скорчи?
Она кивнула и выпрыгнула из автомобиля.
— Сейчас я работаю в лучшем итальянском ресторане.
Ах. Вот почему она пахнет чесноком.
— Поэтому у тебя нет предубеждений?
Он с облегчением выскользнул из машины. Его брат до сих пор высмеивает страх Чарльза перед машинами, из-за того, что никакая автокатастрофа его не убьет. Но Чарли волновался не из-за смерти, а из-за слишком быстрой скорости. Он не чувствовал земли, по которой они проезжали. И если бы ему вдруг захотелось бы вздремнуть в дороге, то эта махина самостоятельно ехать не сможет. Поэтому он предпочитал лошадей.
После того как он вытащил из багажника свой чемодан, Анна выключила машину ключом. Автомобиль один раз пикнул, заставив его изумленно подскочить, и Чарльз раздраженно на него глянул. А когда развернулся, Анна уставилась на землю.
Гнев, что иссяк в ее присутствии, возродился вновь в полную силу из-за ее страха. Кто-то на ней реально отыгрался.
— Извините, — прошептала она.
Если она была бы в волчьей форме, то вся бы сжалась и подвернула бы под себя хвост.
— За что? — спросил он, неспособный преодолеть гнев, голос опустился на октаву ниже. — За то, что я нервничаю рядом с машинами? Не твоя вина.
Ему надо бы держать волка под контролем, но это не так просто. Обычно, когда отец отсылал его разобраться с проблемой, он делал это с абсолютным безразличием. Но рядом с избитой омегой, ему приходилось крепко цепляться за свой упрямый нрав.
— Анна, — произнес он, полностью восстановив свой контроль. — Я — наемный убийца своего отца. Это — моя работа как его второго. Но это не означает, что я получаю от этого удовольствие. Я не собираюсь причинять тебе боль, даю слово.
— Да, сир, — выпалила она, явно не поверив.
Он напомнил себе, что в современном мире слово мужчины ничего не значило. Его самоконтроль спасло только то, что он учуял так же много на ней гнева как и страха — ее еще не полностью сломали.
Чарльз решил, что дальнейшие попытки успокоить ее, вероятно, сделают все наоборот. Ей придется признать, что он был человеком слова. Тем временем он даст ей кое-что, о чем ей бы следовало подумать.
— Кроме того, — мягко сказал он ей, — мой волк больше заинтересован в ухаживаниях за тобой, чем в признании свего господства.
Он прошел мимо нее прежде, чем улыбнулся способу, по которому ее страх и гнев сменились шоком … и кое-чем, что, возможно, было задатком интереса.
Она открыла входные двери и прошла по лестнице, не смотря на него. Полет ее ароматов притупился, не считая усталости. Ей явно было тяжело подняться на верхний этаж. Ее рука дрожала, когда Анна пыталась всунуть ключ в замочную скважину одной из двух дверей наверху. Ей надо больше есть. Оборотням нельзя позволять себе становиться настолько худыми, а то это может быть опасно для всех, кто их окружает.
…
Он был палачом, присланным своим отцом, чтобы уладить проблемы среди оборотней. Он должен быть даже опаснее Лео, да бы пережил выполнение такой работы. Она ощущала, насколько сильным доминантном он был, и знала все признаки доминантов. Ей бы быть по внимательнее, готовой к любой агрессии с его стороны — готовой к любой боли и паники, чтобы еще сильнее не ухудшить его настроение.
Итак, почему же чем дольше он был рядом, тем в большей безопасности она себя ощущала?
Он прошел по всем четырем лестничным пролетам без слов, и она еле сдержалась, чтобы снова не извиниться за свою квартиру. Все-таки это он пригласил сам себя. Это его собственная ошибка, если он окончит тем, что будет спать на хлопчатобумажном двуспальном матраце вместо мягкой гостиничной постели. Она даже не знала, чем его накормить, и надеялась, что он поел в самолете. Завтра она выбежит и прикупит кое-что; а потом пополнит холодильник из ее депозита в банке от Скорчи.
Когда-то это были две квартиры с двумя спальнями, но в семидесятых кто-то повторно распределил четвертый этаж, и теперь там стало три спальни и студия.
Квартира Анны выглядела потертой и пустой, с небольшим количеством мебели состоящей из хлопчатобумажного матраца, карточного стола, и пары складных стульев. Только отполированный дубовый пол придавал этому месту хоть какую-то привлекательность.
Она оглянулась на него, когда Чарльз прошел позади ее через дверной проем, его лицо выказывало очень мало эмоций. Она не могла понять, о чем он думал, но предположила, что его глаза задерживались на хлопчатобумажном матраце, который ей был как раз по росту, но для него, скорее всего, будет слишком мал.
— Ванная за той дверью, — указала она ему, что было излишне, ведь дверь была нараспашку открыта и за ней виднелась раковина. Он кивнул, смотря на нее глазами, потемневшими в тусклом освещении верхнего света.
— Тебе надо завтра работать? — Спросил он.
— Нет. Только в субботу.
— Хорошо. Мы тогда поговорим завтра утром.
Он взял свой маленький чемодан с собой в ванную.
Она попыталась не слушать незнакомые звуки кого-то еще готовящегося ко сну, пока сама рылась в шкафу, разыскивая старое одеяло, которое она иногда использовала заместо дешевого ковра, который был симпатичным, если на него просто смотреть, но холод на босых ногах, проникающий до самой пятой точки, не сильно помогал ей спать.