Читать интересную книгу Юркины бумеранги - Тамара Михеева

— Тебя не спрашивают, — осадила ее тетя Таня. — Что-то Леся совсем — на ставке гусей своих купает!

— На каком же ставке! — мстительно засмеялась Наташка. — На ставке песка нет. Я его на пруд посылала.

— Ты посылала! Я и без тебя знаю, куда идти надо, — возмутился Андрейка.

— Куда?! — Глаза у мамы стали ужасающе большими и круглыми.

— На пруд… — промямлил Андрейка, слабея.

— Та-ак… — нехорошо протянула мама. — Кто-то мне слово давал, что без меня на пруд ни ногой?

— Ну мама! Я же за песком!

— И искупался заодно.

— Со дна, что ли, песок доставал? — влезла Наташка-ехидна.

— Да не купался я! Я человека спасал!

Андрейка чуть не заплакал. Что за жизнь? Попробуй докажи теперь что-нибудь трем рассерженным женщинам!

— Это Босоногую, что ли? — усмехнулась тетя Таня. — Чего ее спасать — она лучше всех в деревне плавает! Любого парня обгоняет и на скорости, и на дальность.

— У нее жабры вместо легких, — убежденно сказала Наташка.

— Дура! — огрызнулся Андрейка и выбежал из дома.

Но за воротами остановился: куда теперь идти? Будь неладна эта Леська со всеми своими гусями! Теперь она еще и лучшая пловчиха!

«Побью! — зло подумал Андрейка. — Думает, если гусей и быков не боится, плавает лучше всех, то все можно, да? Медаль притащила специально, чтобы посмеяться! Побью ее, пусть не задается!»

Андрейка уверенно шел по дороге. Вчера он тайком проводил Лесю с гусями до дома и узнал, где она живет. Большой дом с зеленой крышей и ветряком, похожим на штурвал. Сейчас он постучит в ворота, и пусть хоть сто гусей на него выскочат, хоть тысяча! Он им задаст, он им покажет, вместе с их пастушкой!

Но у калитки Андрейка остановился в нерешительности. Все-таки он был мальчиком, а она — девочка. Бить девочек нельзя ни при каких обстоятельствах. Он пошел вдоль редкого забора. Ух, если бы Леська была мальчишкой! Он бы тут же вызвал ее на дуэль: поводов достаточно.

Андрейка очень злился и не сразу заметил, что по другую сторону забора кто-то идет рядом с ним.

— Андрейка! — позвали его.

Он сердито стрельнул глазами. На него виновато смотрела Леся Босоногая.

— Чего тебе? — крикнул Андрейка.

Леся подошла вплотную. Приблизились ее глаза с темными ресницами. Вблизи они показались еще зеленее, и внутри каждого плавало темное солнышко зрачка.

— Не сердись на меня, пожалуйста, — попросила Леся.

У Андрейки даже щекотно в горле стало, будто перекатывался там пушистый шарик.

— За что это я сердиться должен? — угрюмо спросил Андрейка.

— Ну-у-у… — Леся потупила взор, сколупнула ногтем кусочек краски на заборе. — Тебе попало, наверное, за то, что ты меня спасал. — В глазах ее мелькнули смешинки и погасли.

— С чего ты взяла?

— А ты весь такой сердитый, такой решительный… — улыбнулась Леся. — Я тебя в окошко увидела. Думала, ты драться идешь.

— И иду!

— Со мной? — распахнула глаза Леся.

И Андрейка вдруг представил, как у Леси, увидевшей его в окно, дрогнуло сердце и как она, маленькая и притихшая, затаясь где-нибудь в сумеречных сенях, ждала его стука в калитку. Вот сейчас, совсем скоро, через секунду…

И Андрейка сказал, сдаваясь:

— Да нет, шучу я… А ты почему гусей не пасешь?

— А! — махнула Леся рукой, и Андрейка почувствовал, что она вздохнула облегченно. — Сегодня бабушкин день. У меня два выходных в неделю. Полезай сюда, я тебе свой чердак покажу, — предложила она и отодвинула доску в заборе.

«Какая она странная… — подумал Андрейка. — То насмешливая, то такая… будто подружиться хочет. Вот Наташка если вредина, то вредина постоянно, а эта… и не знаешь, чего от нее ждать. Заманит сейчас в какую-нибудь ловушку…» — и полез в лазейку.

— Осторожно, тут крапива! Никак избавиться от нее не можем. Не уколись, это боярышник, — ведя гостя по огороду, говорила Леся. — Вот еще репейник вылез… Ой, ты на бабушкины розы наступишь!

— Какое у вас все колючее! — поёжился Андрейка.

Леся засмеялась:

— А я сама с колючками! Как репей. Вот пристану к тебе — не отвяжешься!

— Ну и пожалуйста, — почему-то смутился Андрейка и стал смотреть под ноги.

На чердаке у Леси было замечательно! Лежала охапка пахучего сена, стояли в рядок четыре старых стула с поломанными спинками, в углу была свалена ненужная утварь, лежали книги в коробке…

Они уселись на сено. Леся сказала строго:

— Только не шуметь! Бабушка вернется, услышит — рассердится! Она не любит, когда я здесь.

— Ага… — почти шепотом ответил Андрейка и спросил: — А имя у тебя откуда такое интересное?

— Ох уж! На самом деле меня Александрой зовут, Сашкой. А бабушка сердится: «Что за имя. Как у парня!» И шутейно звала меня Ляксандрой, Лясей. Потом уже в Лесю переделали…

— Красиво получилось.

— Мне тоже нравится… Андрейка, ты, правда, не обижайся за вчерашнее.

— Да ладно, чего там…

Косой солнечный луч проникал через чердачное окно и освещал Леськины круглые коленки, руки, острый подбородок и кончики волос.

— Зачем ты волосы так коротко стрижешь? — спросил Андрейка.

— О, длинные мне красоты все равно не прибавят! — мрачно усмехнулась Леся.

— Тебе и не надо, — бухнул Андрейка и, перехватив Лесин взгляд, поспешно добавил: — Ты и так красивая. — И ощутил одновременно где-то под сердцем и под коленками острый холодок.

— Ох уж! Это кто же так считает?

— Ну… ну, тетя Таня сказала, что ты симпатичная девочка.

— Ее-то Наташка всяко посимпатичнее.

Андрейка не нашелся что ответить, хотя чувствовал, что Леся ждет от него чего-то, а что ответить? Что вообще в таких случаях говорят?! А Леся смотрела на Андрейку внимательно, будто изучая его. Ему даже неловко стало. Какая-то теплая мучающая волна стала подниматься у него внутри. И было непонятно, жутко и весело, как от близкого приключения.

— А еще что тебе про меня наболтали? — спросила она наконец.

— Да ничего… Про быка Микуловского только.

— А-а-а… Ну ладно. Знаешь, в деревне про меня всякое услышать можно, ты не верь ничему.

— А что всякое-то?

— Ну-у… — недовольно поморщилась Леся. — Говорят, что я странная. Пусть! Мне-то что? А ты… ты как наш дом нашел?

Густая краска растеклась по Андрейкиному лицу. Даже под дулом пистолета он не признался бы сейчас, что следил вчера за Лесей. А мучительно-горячая и нежная волна не отступала и Леся смотрела так пристально, выжидательно, что Андрейке захотелось быть самым остроумным, самым красивым, веселым, мужественным… Чтобы Леся обязательно улыбнулась и подумала: «До чего славный этот Андрейка!» И он сказал очень серьезно:

— А я выхожу из дома, смотрю — Микуловский бык идет. Я у него и спрашиваю: «Уважаемый бык, не подскажете ли, где Леся живет, которая вас по весне оседлала?» А он мне в ответ: «Как же, как же, мы с ней большие друзья-приятели. Она мне очень нравится! Вон ее дом». И рогом машет, твой дом показывает.

Леся звонко рассмеялась, как и хотелось Андрейке.

— Вот правду Наташка говорила, что ты с любой живностью поладишь!

Да что она, в самом деле?! Опять издеваться? И, давясь признанием, Андрейка пробормотал:

— Ага, с любой… А гусей испугался.

Он ждал, что Леся, бесстрашная гусиная пастушка с прекрасными зелеными глазами, поднимет его на смех и скажет: «Ну нет, с трусом я дружить не стану!»

Но она сказал просто:

— Ну и что? Я сама их долго боялась. А меня бабушка научила. Надо говорить: «Режу-режу-перережу», быстро-быстро говорить, без остановки, и пальцы ножницами делать. Вот так. — Она показала как. — И тогда они не тронут.

И, доверчиво придвинувшись к Андрейке, Леся тихонько призналась:

— Я до сих пор иногда так делаю. Только ты не говори никому на свете, ладно? Я только тебе, по секрету…

Тай

Его звали Тай.

Никто не знал, откуда он взялся у нас во дворе. Просто однажды появился у подъезда — рыжий лохматый беспризорный пес с висячими ушами и темно-карими глазами.

Когда он хотел есть, то начинал лаять, будто выговаривая слова, и проделывал нехитрые собачьи трюки: подавал лапу, садился, кувыркался. Так он зарабатывал свой хлеб. С рук Тай никогда не ел и не вырывал угощение, как некоторые бездомные, — он брал еду осторожно, бережно.

Однажды я услышала, как соседка тетя Шура сказала своему маленькому внуку:

— Поучись-ка у Тая — он знает цену хлебу…

В благодарность за обед Тай дружелюбно помахивал хвостом или, широко расставив мохнатые лапы, тихонько хватался за край одежды и тянул к себе, а притянув, утыкался мокрым носом в колени. В подъезд Тай заходил только после третьего приглашения и при этом склонял голову набок, будто спрашивая: «Вы действительно не против, если я зайду погреться? Я правда вам не помешаю?»