Читать интересную книгу Проект Повелитель - Игорь Денисенко

– В старые времена в таких емкостях хранили спиртные напитки. Судя по той амуниции, что вы принесли, молодой человек, тут могла содержаться водка, в крайнем случае – спирт.

Хаймович открутил колпачок и поднес его к своему выдающемуся носу.

– О-о-о! Надо признать, что старый Хаим ошибся, пахнет коньяком, значит, либо вы нашли останки генерала, либо я ничего не понимаю в этой жизни. Судя по запаху, коньяк был замечательный, жаль, что выдохся. Или вы тому поспособствовали?

Хаймович поднял взгляд на меня. Я кивнул. Да, мол, поспособствовал. Кровь прилила к щекам, и отчего-то стало некуда девать руки. Здоровый детина, а теряюсь перед стариком, как малый ребенок, его манера говорить всегда вышибает меня из колеи. Еще эта его манера поворачивать голову боком, скрывая повязку на правом глазу и как бы вытягивая голову из плеч на длинной худой шее. Тут я перебил Хаймовича и, опуская детали, выложил ему всю историю. По мере рассказа старик преображался, глаз сверкал, как драгоценный камень, ноздри раздувались, особенно его заинтересовал мой сон, в котором незримая пелена бродит по зданию.

– Где, говоришь, это было?

– Ах да, я еще карты нашел, вот, – выложил я спрятанные под рубашкой за спиной мятые бумаги.

Стремно они выглядели – помялись, отсырели, и от них ощутимо несло потом. Посредине бумаг виднелась свежая дырка. На рубашке и на свитере дыры, видимо, тоже присутствовали, потому как под лопаткой саднило изрядно.

– А это я, когда от медведя удирал, в окно нырнул неудачно.

– Вот уж про медведя врать необязательно…

– Да не вру я.

– Молодой человек, вы его живьем то никогда не видели, может, это некое новое существо, ранее вам не встречавшееся?

– Ну зачем живьем, Хаймович, на репродукции видел, где четыре мишки, а вокруг деревья.

Обращение «молодой человек» и на «вы» говорило о крайней степени недоверия. Когда старик был в духе, он называл меня по-разному, в зависимости от ситуации: то Маккавеем – когда в кузне, то зверобоем – когда с добычей, а чаще всего Максимом, только Толстым никогда. Он считал, что человек должен называться именем человеческим, чтоб непременно по имени и предков можно было узнать. А прозвища есть суть имена недостойные и для человека неприличные. Такой вот у него был заскок. Про свое второе имя я никому не говорил, засмеют, да и звать так меня всё равно никто не будет.

– Толстопятый это был, сто пудов, отвечаю.

– Любишь ты, Максим, выражаться фигурально… был бы это кабан, допустим, либо волк, я бы еще поверил.

– Видимо, придется вернуться и принести его голову, – я насупился.

Старый рассмеялся.

– Прошли те времена, когда на медведя с рогатиной ходили, зверь он умный и силы огромной, свою голову бы у него не потерять.

– Это я заметил, но не думаю, что его пули не берут. Посмотри пистолет, Хаймович.

Хаймович поднял оба пистолета со стола, повертел, осматривая, один сразу отбросил. Поцокал языком.

– Пациент скорее мертв, чем жив. Даже если ржавчина отойдет, в стволе будут такие каверны, что… Впрочем, вот этот экземпляр вполне.

Обойма с трудом вылезла, темные цилиндрики патронов разлеглись на столе, всего семь штук.

– Восьмой, надо полагать, в стволе. А вот и он! В целом состояние вполне сносное, почистить и маслица сюда, потом проверим, есть ли еще порох в пороховницах. Бог с ним, с мишкой. Рассказывай подробнее, что там тебе в здании привиделось.

– Рассказывать особо нечего, так… смутные ощущения… И тем не менее я начал обрисовывать их Хаймовичу и в какой-то момент вдруг увидел в его голове отчетливую картинку: живые люди в белых халатах, ходящие по кабинетам, неплотно закрытые жалюзи на окнах и яркий свет, проникающий в комнаты. «Мама дорогая! Он видел солнце, он был там! Да сколько же ему лет?!»

Я замолк разом, как громом пораженный. А Хаймович тем временем, посмотрев бегло на карты, открыл зеленую замусоленную тетрадку, что была с картами, и, хмыкнув, побежал глазами по тексту, переворачивая ветхие, обтрепанные страницы:

Правительство готовилось к войне и, зная, что удары будут нанесены в первую очередь по крупным городам и населенным пунктам, постаралось эвакуировать население. Люди разъезжались на машинах, поездах, самолетах. Прочь из городов. Я знал, что после такой дозы радиации долго не живут, но я хотел умереть спокойно, зная, что мои жена и сын спаслись. Эпицентр взрыва находился где-то за городом, но чем ближе я подходил к вокзалу, тем больше видел разрушений. Это был ад!.. Дома пылали. Каждый дом как факел. Черный непроглядный дым застил небо. От вокзала ничего не осталось, лишь груды железобетонных конструкций. А когда я вышел на перрон, то увидел это… Вагоны, смятые, как консервные банки, и откинутые взрывом с путей. Полные вагоны людей… Они сочились, истекали кровью. Из разбитых окон вывалились изувеченные, спрессованные тела. Я плакал, плакал от горя и от бессилия, что ничего не смогу сделать, не могу ничего изменить, не могу даже найти своих среди тысячи спрессованных в вагонах тел. Мясо, из которого торчали обломки костей… Я дал себе слово, что никогда этого не забуду.

Тогда я еще думал, что умру… И лег умирать рядом с вагоном. Была страшная слабость, першило горло от гари, тошнило от запаха крови, запаха смерти… Я уснул, а может, и умер, не знаю, так мне было плохо. Потерял счет времени, приходил в себя и опять терял сознание. Потом я очнулся от нестерпимой вони. И ушел оттуда, чтобы вернуться через пару лет, собрать все кости и похоронить. Через год я понял, что, возможно, не умру никогда.

* * *

…Десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

Откашлялся, в горле першило, где-то в носоглотке застрял запах гари, запах горелой одежды и паленого мяса. Посреди комнаты лежал Штырь, точнее то, что от него осталось. Одежда в пепел, виднеются трусы, надо же – интеллигент, сроду бы не подумал.

Трусы ему вроде как не к лицу, всё равно что очки на носу и книга в руках. Я всё еще, бог знает зачем, держал пистолет в руках. Не пригодился. Одного патрона, правда, не хватало, ушел на пробный выстрел в подвале Хаймовича. Мать ее! Вот тебе и пелена!

Как объяснил Хаймович, увиденная мной пелена не что иное, как электромагнитное поле высокой частоты, что это такое, я так и не понял, но, как действует, убедился воочию.

Тридцать пять, тридцать шесть… Вот пля! Скоро включится! Надо срочно что-то предпринять. На счет сто она включается и проходит по комнатам здания от стенки до стенки за три секунды. Вне зоны покрытия только окна и дверные проемы. В дверном проеме я только что и выжил, но испытывать судьбу второй раз не хотелось. Пятьдесят четыре…

Побёг до окна, обогнул останки Штыря – и вот я на улице. Теперь можно перевести дух, глотнуть свежего воздуха с дождевой пылью. На улице мелко моросило.

Хорошо, что ни одного целого стекла в окнах не наблюдается. Н-да, навидался я смертушки всякой: ну зарезали, ну застрелили, ну разбился, ну зверье сожрало – обычное дело, кто-то кого-то всегда жрет. Но чтобы так… Раз – и нету, как будто час на вертеле жарился. Штырь лежал на животе, упав со стола, на который запрыгнул за миг до этого. Один ботинок остался на столе, второй валялся рядом. Ноги остались согнутыми в коленях, одно колено выгорело напрочь, выше коленного сустава торчала обгоревшая кость. Глаза лопнули и вытекли, губы стянуло жаром, обнажив зубы, от чего казалось, что он улыбается.

Ох и зря ты, Штырь, меня поджидал! Думал, поди, что за вторым пулеметом приду.

Пришел, в этом ты не ошибся, но совсем по другому поводу. Дело тут у меня.

Я сплюнул, освобождаясь от противной гари под нёбом. Первым делом, по плану Хаймовича, надо было обшарить здание на предмет документов, где, возможно, будет инструкция по отключению системы защиты. Сначала я, конечно, посчитал периодичность включения защиты. Стоял и, закрыв глаза, чтоб лучше чувствовать, считал про себя. Потом выяснить участки, где поле не проходит. И передвигаться от участка к участку, то есть от подоконника к подоконнику, по пути обследуя помещения на наличие документов, что и осуществлял на практике. За этим занятием меня и застал Штырь. Не сказать чтоб я не ощутил его приближение, но думал, успею. И остался ждать его с взведенным стволом в дверном проеме. Я успел, а вот он нет.

Документов не было, ни одного. Только остатки пепла в ящиках столов. Почему сами столы и прочая мебель не пошли прахом – загадка. Сдается мне, что ничего, кроме пепла, тут и не найду. Прошел почти весь первый этаж, результата ноль. Было, правда, еще одно обстоятельство, что не давало мне покоя. Посредине здания по всей высоте проходила безопасная зона, там поле не действовало вообще. Скорее всего, это шахта лифта. Добегу я до нее за два счета. Ну, допустим, не за два, а за тридцать. Это если отсюда бежать, в дверном проеме пока стоял, я его видел в конце коридора. Там откроется, не откроется – неизвестно. Хаймович утверждает, что, раз энергия есть, от кнопки открыться должен. При мне сами лифты никогда не открывались, если без монтировки или домкрата. Тридцать секунд туда, тридцать назад, сорок на взлом лифта… Многовато.