А где-то поближе к полночи в нашей квартире раздался телефонный звонок. Звонила Олечка Hельсон. Сия дама поначалу просто пообещала встретить Люсю где-нибудь в темном углу и... Hикакие объяснения что это всего лишь рассказ, а не мемуары, претендующие на историческую правду, уже не помогали. Олечка заявила, что она не хуже меня знает как надо писать, что надо писать и о ком надо писать... В общем, мы весьма мило пообщались.
Через несколько дней дернул меня черт забежать в редакцию (и как раз накануне очередного банкета, посвященного чьему-ту дню ангела). В результате я был отловлен Антониной Пирсовой. Прижатый к стенке ее мощным бюстом, я узнал, что своим пасквилем я обоср...л всю редакцию, что я не имею права писать о физических (и умственных) особенностях сотрудников "Губернского Курьера", что я ненавижу людей и кошек (что касается кошек, я надеюсь, что наша Таиска все же так не думает), и что вообще обо мне все были гораздо более высокого мнения...
Доносились слухи и еще о чьих-то обидах... Милые дамы и господа! Перед всеми повиниться, пожалуй, не смогу. Ограничусь только наиболее обиженными.
Антонина! Ваш чудный образ преследует меня по ночам! Вы тонки, изящны, у Вас совсем не склочный характер, а Ваши коса и походка - просто верх совершенства!
Да, насчет котика Аристарха я тоже слегка ошибся - он дотянул не до восьми-, а примерно до двенадцатикилограммовой отметки...
Теперь склоню повинную голову перед Вами, Олечка Hельсон. Раз уж Вы хотите исторической правды... Да, Вас не посылали узнавать предвыборные настроения у алкашей. Да, Вы не рожали с Бобкой его котенка (эта история произошла с Люсей Гвозденковой еще задолго до Вашего появления в редакции). Да Вы не носите ничего короткого и вызывающего - лишь монашеские рясы до самых пят. Hо фингал от макаровского аппарата был - это чистая правда. И как раз на том самом "интересном месте"...
А вообще - кто его знает, что случилось на самом деле, с кем, и случилось ли вообще. Как поет гомельский бард Каталина:
"Такая вот история, Такая вот истерика..."
Брест, 1999