Укрепленный полицейский участок Гили содрогался от истерических, но совершенно невразумительных телефонных звонков. Однако когда субадар Индъдни прибыл на вызов со своей группой, он с ужасом понял, в чем дело.
Вокруг торчащего обломка колонны полуразрушенного портика оперы ползал человек: оскальзываясь, вновь поднимаясь, спотыкаясь, жалобно подвывая, закатываясь криком, вопия ко Христу и проклиная своих богов. Живот его разверзался, сочась кровью и исторгая внутренности. Одна кишка была закреплена на огрызке колонны, и, в своем безостановочном кружении, несчастный по кусочку наматывал кишки вокруг колонны — связанный с ней гирляндой из кровавого сизого швартовного каната. Он потрошил себя, неумолимо гонимый…
— Чем, — взорвался Индъдни, — ну чем же? Никогда в жизни… Ни разу… Вы это видите? Мы все видим?
Они увидели палача — вороненую нависающую глыбу, поблескивающую и отливающую сталью; был у нее облик или нет? Как амеба, аморфное создание меняло образ точно Протей: выдавливало из себя ноги, ступни, лапы, руки; десяток рук, сорок рук, тьму рук. Одни из них были накалены добела, да так, что их металлический запах смешивался с гарью — они палили спину жертвы, жарили, гнали его бегом вокруг колонны, выматывая кишки, покуда он не пронзил Гиль воплем смертной муки и не скукожился трупом. Спавшая человеческая оболочка вдруг рассеялась — остался только неповторимый запах, оскорблявший нюх субадара.
«Так, наконец-то я понял, — подумал он. Из-за подступавшей тошноты он не мог говорить. — Я узнал этот bouquet de malades — запах безумия».
Тут ему удалось обратиться к своим помощникам:
— Вы видели? Мы все видели? До одного? Все, что им удалось, это кивнуть.
— Ну, и что же мы такое видели? Они отрицательно замотали головами.
— Человека? Животное? Существо? Беспомощное пожатие плечами.
— Там было лицо? Что-то на лице? Я ничего не заметил.
— Мы тоже, субадар.
— А ноги у него были. Много ног — то появлявшиеся, то исчезавшие, как сама эта штука. И руки были. Вы сколько рук видели?
— Десять, господин.
— Нет, пятьдесят, господин.
— Гораздо больше, господин. Не меньше ста.
— Согласен. Итак, сторукое, а некоторые руки накалены добела. Вы это видели?
— Да, субадар, но…
— Ага! Вы говорите: «Да, но…» — и осекаетесь. Да. Но. Но как может быть плоть накалена добела, верно? Мы это видели. Плоть не может отблескивать металлом. Но. Мы видели, как сто рук терзали и убивали. Мы видели, как это создание исчезло, а живые существа не исчезают. Оно было живым, однако смогло. Но. Но. Но. Как объяснить эти «но» Законникам? Как уяснить их для самих себя?
* * *
— Опять, снова сорвалось. Будь все проклято, дамы! Не срабатывает.
— Не в этом ли наша беда, Реджина? Мы-то не прокляты — пока.
— А мы точно все заклятия пропели верно?
— Тютелька в тютельку.
— Ну а если это не те заклятия?
— Я их слово в слово взяла из моих скверных книг.
— А как насчет Десницы Славы, той, что я держала? Она взаправдашняя? Свечка действительно из сала девственницы?
— Мой Нудник ручается, Ента. Рука, держащая свечу, и в самом деле взята от казненного преступника. У моего Нудника мощный блат в морге.
— Как ему это удается, Нелл?
— Взятки, Сара.
— Взятки! Зачем?
— А я-то думала, все знают! Мой Нудник, благослови его Боже, ярый некрофил.
— Дамы, ну хватит щебетать, прошу вас. Думаю, в этом все и дело — мы слишком легкомысленны. Придется пробовать снова, и на этот раз будьте серьезны!
* * *
Они вытянулись ровным рядком. Их было десять: мальчик-девочка, мальчик-девочка, — навзничь лежавших на ржавой гнилой автомобильной свалке. Было бы совсем как в амурной карусели, если бы они прыгали друг на дружке, но они были мертвы.
— Крайне свежий Смертный случай, — заметил субадар Индъдни, тужась обрести равновесие. — Кровь у них еще идет, замечаете? — Он потянул носом, и его тонкое лицо свело в омерзении. Это снова был зловещий bouquet de malades. — Ну да. Безусловно. Разумеется, опять наш Сторукий. Только такое чудовище могло так все устроить.
Устроено было зверски незатейливо: у каждого юноши (пока он еще жил и чувствовал — об этом кричали застывшие в мучительной судороге лица) были вырваны гениталии и засунуты в рот девушки. У каждой девушки была оторвана грудь и засунута в рот юноше.
Субадар Индъдни с трудом перевел дыхание и тряхнул головой.
— Сознаюсь в некотором допущении, — обратился он к подчиненным. — Я, наверное, слишком долго прожил в Гили. Когда я только попал в Коридор, он так сильно напоминал мой нежно любимый Бомбей. Я был так счастлив — как у себя дома. Но потом все начало меняться, и еще меняться, и опять меняться. Не так ли, джентльмены?
— Да, господин. Коридор и взаправду изменился в наше время.
— Разумеется, перемены всегда должны происходить, и мы всегда, как культурные люди, должны к ним приноравливаться. Но к чему? Вот к этому? Или к другим Смертным, порожденным Сторуким? Что это за сторукий ужас, воняющий безумием? Его Смертные воняют безумием! Живой ли он сам? И да, и нет. Не растение ли это? И да, и нет. Или оно — из горной породы? И да, и нет. Что-нибудь подобное встречалось раньше на нашем пути?
— Отвечаем «нет», субадар.
— Точно. Есть ли у этого хоть чем-то знакомый нам мотив?
— Нет, субадар.
— Есть ли на свете хоть что-нибудь, подобное этому порождению из рук, вони, безумия и зверства?
— Нет, господин.
— Может ли это быть пришелец из космоса, как в развлекательной страшилке?
— Нет, субадар. Наши специалисты по связи знают, что не существует ничего живого вокруг — на много световых лет от Солнечной системы.
— Они это точно знают или полагают?
— Они уверены, господин. Полукилометровый радиотелескоп два столетия шарит лучом по всей галактике — передает силуэт человека, двоичные числа, таблицу элементов, структуру ДНК, схему Солнечной системы… — все безрезультатно. Мы одиноки в нашем уголке Млечного Пути.
— Весьма любопытно. Тогда это не пришелец извне, а чужак из нашей собственной системы. Оно живое, но невероятное. Это непостижимый факт. Невозможный. Непроницаемый. Необъяснимый. И все же — факт. Это новое безумное порождение Гили.
— Да, субадар.
— Так, стало быть, наш долг — обуздать это новое безумие?
— Да, господин. Это наш долг.
— Ну да, наша совесть и закон этого требуют, но что нам делать? Нам что, самим сходить с ума каждый раз в ответ на новое безумие Гили? Неужели нам таким манером приступать к исполнению наших обязанностей — подладиться, чтобы нас считали нормальными, принимали за подобных себе окружающие нас сумасшедшие?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});