Тимур зарывается пальцами в мои волосы, чуть натягивает их, вынуждая меня поднять вверх лицо.
– Посмотри на меня, – его голос звучит уже тише и подкупает открыть глаза и взглянуть на него.
Будто в награду за послушание, хватка на моих волосах становится заметно слабее, а кончики его пальцев начинают слегка массировать кожу моей головы.
Остатки хмеля окончательно исчезают, когда меня начинает затягивать в этот водоворот ощущений. Чтобы не упасть, не поддаться, опускаю взгляд вниз. И только когда сердце заходится в бешеном ритме, понимаю, что уже долго рассматриваю губы Тимура.
Вжимаюсь в дверь, как будто это может помочь убежать, закрыться, не чувствовать. И, конечно, мои действия имеют последствия.
– Знаешь ли ты, что мучило меня целый день? – обжигает мою макушку шепот Тимура. – Даже не это полчище пуговиц, которые провоцировали расстегнуть их все, до последней, прямо там, в кабинете. А непреодолимое желание содрать с тебя эту юбку монахини.
– Монахини упали бы в обморок, узнав, что их одеяние подталкивает кого-то на грешные мысли, – тихонько бормочу я.
Это тоже попытка закрыться и спрятаться – за словами, за шуткой, пусть даже она неудачна.
– А от того, что я собираюсь сделать сейчас, они бы наверняка впали в кому. – На губах Тимура мелькает усмешка.
Ему, кстати, очень идет.
Это последняя связная мысль, потому что он неожиданно отрывает меня от пола.
Изумленно вскрикнув, я машинально цепляюсь за ворот его рубашки и обхватываю его тело ногами.
И вулканический пепел, который до этого я ощущала лишь на губах, начинает осыпать меня всю…
Глава 28. Анита, настоящее
Его пальцы повсюду – сжимают мое бедро, оставляют огненные отпечатки на моей шее, рисуют узоры в области сердца.
Не могу сосредоточиться, не могу отстраниться, жадно хватаю ртом воздух, а вместе с ним проглатываю и дыхание Тимура, который неотрывно за мной наблюдает.
Что он хочет увидеть? Не знаю. Теряюсь, путаюсь в мыслях, цепляюсь отчаянно за его плечи, потому что с каждым движением его рук мне кажется, что я падаю. А я боюсь… до жути боюсь этого…
Но сильнее боюсь темных глаз, которые обжигают мне губы.
Густое молчание разбавляется громким дыханием и моим тихим всхлипом, когда Тимур резко качает меня на себя, заставив почувствовать свое возбуждение. Попытка отстраниться приводит к тому, что он практически впечатывает мое тело в свое. Секунда на то, чтобы все осознать и привыкнуть, и он опускает меня чуть вниз, заставив скользнуть по его напряженной длине.
– Тимур… – срывается с моих губ испуганный шепот.
Но этот страх сметается новым, когда его ладонь, скользнув по моему бедру, вклинивается у меня между ног.
Да, так уже было, но…
Сейчас почему-то не так: сильнее, более страшно, и я уже не дрожу – меня просто колотит, и мои пальцы с силой вжимаются в его плечи. Перестаю понимать, где я, что делаю. Теряю контроль над эмоциями и позволяю с губ сорваться едва различимому всхлипу, когда на этот раз его пальцы идут дальше и, отодвинув легкую ткань, прикасаются к моей коже.
Я чувствую себя слишком открытой и беззащитной. Это сделка, просто сделка… наверное, даже лучше, что это случится сейчас… к чему дальше оттягивать… Но когда подушечка его большого пальца надавливает на клитор и начинает его массировать, трусливо закрываю глаза.
Не видеть… не видеть… не хочу смотреть на него…
Сжимаюсь, задерживаю дыхание, напрягаюсь в его руках. Но жесткие касания его пальцев не позволяют мне спрятаться. Они трут, сжимают, испытывают костяшками, опускаются ниже в чувственном танце под бой моего сердца и неровные звуки дыхания. Заставляют меня распахнуть глаза, когда один палец опускается ниже и входит в меня. Погружается глубоко, до костяшек, а потом принимается двигаться.
Мой громкий выдох.
Его напор.
Моя попытка освободиться.
Его неумолимые пальцы, пытающиеся подстроить меня под себя.
Мой стон.
Сверкающая темнота его взгляда.
Капли томной испарины – у меня и у него на висках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мое тело продолжает вжиматься в тело Тимура, скользить по нему, когда он возобновляет раскачивания, насаживаться на палец, к которому вскоре присоединяется и второй.
Бесстыдно.
Порочно.
Без возможности ускользнуть в свои мысли и представить, что я не здесь и что все это не со мной.
Его взгляд обжигает, подчиняет, следит за мной, улавливает малейшие эмоции. А его пальцы неумолимо пытаются меня приручить. Заставляя дрожать, сжиматься вокруг них, привыкать к этой ласке.
– Тимур… – Прячу свой испуганный выдох, прикоснувшись губами к его виску, когда он резко качает меня на себя и ускоряет движения.
Меня скручивает, куда-то несет, тело медленно плавится, начиная распадаться на атомы, и вдруг в сознание будто гвоздем вклинивается мелодия, которую я безошибочно узнаю. Потому что она установлена на единственного человека. И пока я здесь… если бы он только увидел…
Мое тело мгновенно деревенеет, несмотря на то, что движения пальцев не прекращаются. Даже под мелодию, которая продолжается, вырывая меня из жарких тисков окончательно.
Знаю, что я должна… знаю, что мы так договаривались… И я ни на что не надеюсь, когда с моих губ срывается шепот-признание:
– Не могу…
Музыка стихает, но это ничего не меняет.
Я не могу… не могу… не могу! Мне хочется разрыдаться, исчезнуть, хочется закричать, но я лишь безмолвно глотаю ртом воздух. И дышу. Дышу тяжело, так и скользя губами по его коже.
Не целуя – нет. Но задевая губами, впитывая маленькие капельки пота.
Секунда как бесконечность.
Сжав мое бедро, Тимур прислоняется лбом к моему. Отстраняется и молча отпускает меня.
Я благодарна ему за то, что он отворачивается и я могу привести в порядок свою одежду. Хотя бы ее, потому что то, что творится у меня в душе, вряд ли можно поправить так просто. Машинально застегиваю пуговицы на блузе, поправляю юбку, приглаживаю волосы. А когда я тянусь за пиджаком – наши пальцы с Тимуром соприкасаются.
Он не отвечает на мой вопросительный взгляд – помогает накинуть пиджак, открывает дверь и пропускает меня вперед. Выйдя на улицу, наконец перевожу дыхание и оглядываюсь: Тимура нет. Наверное, расплачивается за наш обед.
Я достаю телефон, кручу его в руках, но возвращаю в сумочку. Говорить с Максом я тоже сейчас не могу.
Едва раздается писк снимаемой сигнализации, сажусь в машину. Избегаю смотреть на Тимура, да и он тоже. Осень пытается разукрасить настроение яркими красками – листьями, проезжающими мимо машинами, а потом и зонтами, сбрасывая на землю крупные капли дождя.
Дворники медленно ползут по стеклу, и я прикипаю к ним взглядом. Наблюдаю за тем, как лениво они стряхивают с себя лишнюю влагу. Взгляд невольно выхватывает руль и руки Тимура.
Он занят дорогой, и я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него. Какую игру он затеял? Зачем? Его намерения очевидны, были очевидны еще при обсуждении сделки, но он идет на уступки, дает мне отсрочку.
Я так глубоко погружаюсь в свои мысли, что, лишь когда Тимур поворачивает голову, понимаю, что все еще смотрю на него. Когда подъезжаем к офису, снова выхожу первой, иду торопливо, как будто за мной кто-то гонится. Корю себя, да и ноги отнюдь не рады такой интенсивной прогулке, туфли кажутся кандалами. Но для меня важен каждый новый шаг, который я делаю. Из-за ощущения, что несмотря на боль я хоть что-то могу контролировать.
Секретарь, заметив свое руководство, отвлекает его отчетом о звонках, встречах и новых договоренностях. А я поспешно захожу в кабинет, марширую к своему столу, ставлю сумочку и… задумываюсь.
А что дальше?
Марафон, который я себе установила от машины до офиса, окончен. Я вроде бы добежала, но не чувствую удовольствия. Лишь растерянность и усталость.
Услышав шаги и как закрывается дверь, набираюсь храбрости, чтобы взглянуть на хозяина кабинета. К моему удивлению, он идет не к своему столу, а к моему.