— Зачем испанцам возвращаться сюда, в наш лагерь?
— Манаури, ты хорошо слышал, что говорили рыбаки сегодня утром? Корабль подошел к ним у Пяти скал на полмили, прежде чем они его заметили и скрылись. А что, если испанцы их видели? Они могли не пуститься за ними в погоню, решив отыскать сначала всех беглецов. Не найдя их, разве они не могут опять вернуться сюда? Ну ладно, не будем об этом… Хорошо, Манаури, ты пойдешь с нами, но кого-то оставить здесь все-таки надо.
Манаури с удовлетворением принял мои объяснения и обратился к своим людям с вопросом, кто добровольно хочет остаться в лагере. Не вызвался никто, все хотели идти. Тогда Манаури сам назначил четырех человек, и среди них двоих с ружьями. Его уважали и не ослушались.
Я выделил стрелкам по двадцать зарядов на ружье, провизии мы взяли на два дня и, не задерживаясь более, двинулись в путь. Ружья и отравленные стрелы равномерно распределили по всем трем отрядам.
Ускоренным шагом, чуть не бегом, двинулись мы вдоль берега моря цепочкой, след в след, по индейскому обычаю. Всего в трех отрядах было шестнадцать человек, девять ружей и мой старый, но безотказный пистолет.
Преодолев до темноты большую часть пути, у ручья мы устроили короткий привал и немного перекусили. Пользуясь случаем, я поставил вопрос, который считал слишком важным, чтобы оставлять его невыясненным: кто руководит походом.
— Я тоже думал об этом, — воскликнул Арнак. — Ты!
— Нет! — возразил я. — По старшинству руководство принадлежит Манаури. Пусть руководит он.
Манаури, для приличия помолчав, бросил на меня дружеский взгляд, в глазах его сверкнули лукавые искорки.
— О-ей, ты мудрый человек! Но я тоже неглупый…
— Я говорю серьезно, — стоял на своем я.
Индеец беззвучно рассмеялся.
— Слушай, Ян, тебе не надо задабривать меня. Мы и так любим тебя как брата и верим тебе!
Потом он обратился к остальным индейцам, указывая на меня большим пальцем:
— Мы на этом острове всего два дня, он — целый год. Он знает здесь каждую тропу. В лесах своей родины он был великим охотником. Он добыл нам огнестрельное оружие. Кто лучше поведет нас против испанцев? Скажите?
— Он! Он! Он! — дружно отозвались индейцы.
Манаури изобразил на лице притворное огорчение человека, вынужденного подчиниться решению большинства.
— Ты слышишь? — обратился он ко мне. — Они сами решили! Они хотят тебя! Ты не станешь противиться?
— Нет, — ответил я, смеясь.
Прежде чем отправиться в дальнейший путь, я счел нужным дать несколько общих указаний:
— Повторяю еще раз: если испанцы высадятся на остров, главная наша задача — как можно дольше не обнаруживать себя. Вы опытные воины и знаете, как важно захватить врага врасплох. Поэтому, пока можно, будем пользоваться ножами, дубинками, луками, отравленными стрелами и лишь в крайнем случае — ружьями.
Опустилась ночь. Туч не было, и мириады звезд тропического неба рассеивали тьму. Мы без помех продвигались берегом моря, дорогой, вдоль и поперек исхоженной мной, Арнаком и Вагурой. Час пролетал за часом, время мы определяли по звездам. Около полуночи выплыла луна, и стало совсем светло.
В зарослях оглушительно стрекотали цикады, сверчки и кузнечики, упоенные знойной ночью; с моря доносился приглушенный шум волн; волшебная чарующая прелесть кокосовых пальм навевала сладкие грезы.
Мы давно уже миновали залив, где я впервые встретил Арнака с Вагурой, и приближались к цели. Еще миля полторы отделяли нас от Черепашьего мыса.
Вдруг шедший впереди Арнак резко остановился так, что я от неожиданности наткнулся на него.
— Тише, — прошептал он. — Тише! Стойте!
Все остановились, вслушиваясь.
Минуту спустя до нас донесся издали странный звук, раскатившийся эхом. Потом еще и еще, пауза — ив наступившей тишине снова грохот. Сомнений не оставалось: это отдаленные звуки выстрелов. Они неслись откуда-то со стороны Черепашьего мыса.
— Высадились! — прошептал Арнак.
— Мы опоздали, — выдохнул кто-то.
Да, свершилось. Раньше, чем мы предполагали, настала минута грозной опасности, решавшая нашу судьбу.
Впереди все еще разносилось эхо одиночных редких выстрелов. Команда была не нужна. Все бросились вперед.
Стрельба, как ни странно, все не прекращалась, хотя и стала реже. Подойдя ближе, мы стали различать, что выстрелы доносились не из одного места, а неслись с разных сторон. Они раздавались то прямо перед нами, то ближе, то дальше, то справа, то слева, откуда-то из глубины острова.
Бежать дальше сломя голову не имело смысла, это могло кончиться трагически: запыхавшиеся и уставшие, мы не выдержали бы боя с испанцами. Я приказал остановиться и отдышаться.
Внезапно выстрелы прекратились.
— Похоже, они преследуют их по всему лесу! — проговорил Арнак.
Кто-то из индейцев высказал мысль, что нам, быть может, не стоит идти дальше, поскольку группа Матео уничтожена.
— А что делать? Вернуться в лагерь? — ужаснулся я.
— Вернемся и спрячемся.
— Вся ли группа Матео уничтожена — еще вопрос! Возможно, кто-то бежал и скрывается в зарослях. Им надо помочь.
Арнак тут же поддержал меня, обрушившись на малодушного сородича:
— Твой ум съела собака! Ты надеешься спрятаться от них? На этом острове? Они найдут тебя!
— Они не узнают, что мы здесь!
— Не узнают? Думаешь, они не заставят силой говорить тех, кого схватят из группы Матео?
Я не хотел предпринимать ни одного шага, не убедившись в поддержке всех людей, и обратился к ним с вопросом, что они думают делать дальше.
— Отступать сейчас неразумно! — ответил Манаури. — Выход один — идти вперед!
— А твои воины? Они все думают так?
— Все! — выкрикнул кто-то из стоящих сзади.
Вдруг мы насторожились: где-то неподалеку раздались довольно странные звуки. Среди обычных шорохов В отзвуков этой душной ночи явственно различался совсем особый отрывистый звук. Слух не обманул нас: это был лай собак, басовитый, злобный лай больших собак.
— У них собаки! — пронеслось по нашим рядам, как дуновение холодного ветра.
Я снова напомнил людям:
— Только луки, копья, дубины и ножи! Ружья — лишь по моему приказу!.. Испанцы не должны знать, что у нас есть ружья!
Марш наш сквозь заросли, хотя и покрытые сплошь колючками, проходил довольно успешно. Чаща не была здесь непролазной, редкие кусты то тут, то там уступали место безжизненным прогалинам и полянам. Арнак вел нас прекрасно, я с удовольствием, да что там, с удивлением наблюдал за его действиями. В эту тяжелую минуту он не обманул надежд, которые я на него возлагал.
Яркий свет луны облегчал нам движение, но, с другой стороны, и демаскировал нас, поэтому мы старались по возможности держаться в тени деревьев.
Собаки лаяли где-то впереди и все ближе к нам. В любую минуту они могли нас обнаружить. Меня стали грызть сомнения. Я повел этих людей на опасное дело, но, поступая так, не шел ли я наперекор собственной совести? Меня неотступно преследовала удручающая мысль о слабости нашего вооружения в сравнении с тем, чем располагали испанцы.
Я оценивающе взглянул на своих товарищей. Арнак во главе отряда прокладывал дорогу. Лицо его выражало мрачную отвагу и решимость, в каждом движении его ощущалась непреклонная воля. В плотно сжатых губах Манаури застыло такое упорство, какого никогда прежде я не подмечал у степенного индейца. Вагура с напряженным вниманием вслушивался в доносившиеся до нас спереди звуки и наложил уже на тетиву, вынутую из колчана, отравленную стрелу. Следующий воин, по имени Раисули, был из тех трех, кому прежде доводилось иметь дело с огнестрельным оружием. С мушкетом за спиной, с луком, стрелами и дубиной в руке он был живым олицетворением воинственности и горящим взглядом окидывал чащу, отыскивая врага.
Прочь сомнения! Мне стало ясно, что никакая сила не удержит этих людей. Они шли вперед, ибо это был единственный для них путь к свободе. Я устыдился того, что мог хоть на миг усомниться в них.