— Понимаешь, у нас каждый хоть раз проливал кровь невинного. Скотина, домашняя, кошки–собаки, которых топят, мыши. А маги — они как будто усиливают все то зло, что ты успел сотворить. Я не очень в этом понимаю… — девушка развела руками, глядя на внимательно слушавшую ее Василису.
— Поэтому их не касаются?
— Да. Но с тобой все как–то не так. Ты неправильная, — помощница улыбнулась, показывая, что это похвала, а не осуждение. — Ты мужчин не боишься, споришь, на меня не замахиваешься… чему тут удивляться, если даже дэйн к тебе тянется?
— Ага, словно кот к когтеточке, — хмыкнула Василиса.
— К тому же это кольцо — лишь залог того, что может случиться, — не слыша ее, продолжила объяснять Зария. — Это как… как обещание. Да, его нельзя взять обратно… но… многие пары всю жизнь носят кольцо на веревочке, на шее. Решение принимать тебе. Если ты не хочешь, то… он не может тебя заставить.
— Как это?
Зария отчаянно покраснела. Откашлялась. Покраснела еще гуще, стыдливо потупила взор и забормотала:
— Ну… мой муж меня не трогал… не только потому, что боялся. Он глупый, его бы ничего не остановило, вот только Боги защищают женщин. Взявший кольцо мужчина не может принудить… никогда. Без согласия у них просто не… ну… не… — чернушка шумно выдохнула. — Во–о–от и… так. А бывает, что мужчина любит… ну… мужчину… а это неправильно… и… он договаривается с девушкой… и…
Окончательно смутившись от столь страшных откровений, чернушка шумно выдохнула, вскочила с лавки, подхватила с пола пустое ведро и похромала на улицу за водой. Васька смотрела ей вслед, изо всех сил стараясь не рассмеяться.
— Ишь ты… — выдавила, наконец, она. — И сюда просочились…
От этой мысли стало невыразимо смешно и кухарка, хихикая, взялась за работу. Главное она уяснила — кольцо, которое она приняла, это всего лишь помолвка, которая будет о–о–очень долгой. Потому что ничто не заставит Василису залезть в постель к мужчине, которому она не нужна.
Грехобор и Глен. Перехлестье
Маг смотрел вслед ушедшей девушке, пряча тоску. В какой–то миг он даже разозлился на нее за вмешательство. Ну, зачем? Зачем она приняла кольцо? Ведь понимает, что от ее жалости ему только хуже стало! Будет отныне, как собака, покой ее охранять, и всякий раз скулить от обиды, когда она пройдет мимо, не обращая внимания. А по–другому не получится. Он маг… У него, кроме рубахи, ничего своего нет. Хорош жених. Груз чужих грехов и искалеченная душа.
— Ты это… а ну, подь сюда.
Кому это? Ему что ли? Грехобор очнулся от горьких мыслей и увидел, что стол, возле которого он едва не сцепился с дэйном, взяла в кольцо толпа посетителей во главе с корчмарем. Вздохнув, маг вскинул руки, медленно поворачиваясь, давая возможность каждому увидеть, что он пришел с миром. Однако, несмотря на это, страх и брезгливое презрение явно проступали в обращенных на него взглядах. Люди ждали, когда он уйдет. Но он не двигался.
— Какого лешего ты тут объявился, а? — не выдержав, наконец, разразился Багой. — Чего ты к нашим девкам полез? Сам бездольный и их испоганить решил?
— Прижиться что ли вздумал?!
Грехобор обвел толпу быстрым взглядом и сразу увидел говорящего — плотного бородатого мужика.
— Шел бы ты подобру, — мрачно посоветовал тот.
— Да! — поддержал его другой — молодой невысокий парень в серой куртке. — Нечего таким, как ты, тут оставаться.
Маг снова не проронил ни слова, лишь настороженно смотрел на недобро гудящих завсегдатаев таверны.
Его гнали. Это было привычно. Это было правильно. И знакомая горечь подступила к горлу. Горечь и злоба. Багой вскинул руку, останавливая общий гомон.
— Ты Ваську, конечно, защитил. Согласен. Но, ежели б тебя сюда каким поганым ветром не принесло, дэйн бы на девку сроду не окрысился и к видии бы ее не поволок, — корчмарь потрясал кулаком в такт словам. — Поэтому… шел бы ты отсюда. Выгнать я тебя не могу. Поэтому просто советую. И так уже дерьма наворотил, вовек не отмыться.
— Нет.
Гнев на лицах, окружавших его людей начал перерождаться в злобу, которая становился тем сильнее, чем острее посетители харчевни понимали свою беспомощность. Корчмарь устало вздохнул. И за миг до того, как он сделал шаг вперед и протянул руку, Грехобор осознал, что Багой сознательно собирается погубить душу, чтобы выволочь его из таверны. Защитить Василису.
Маг прянул в сторону, увертываясь от прикосновения:
— Хватит! — впервые в его голосе, столь спокойном, зазвучал гнев. Он и не помнил, когда последний раз давал ему волю. — Не нужно.
— Нужно, — угрюмо ответил корчмарь. — Пока ты новых бед не наделал. Я свое уже пожил и от души у меня не много осталось, а девку портить не дам.
Еще несколько посетителей с отчаянной решимостью последовали примеру корчмаря и двинулись на мага.
— Я ее защищать буду! — почти прорычал Грехобор, снова уклоняясь от тянущихся к нему рук.
— А кто ее от тебя защитит? Защитник… — мужики обступили его со всех сторон. — Ты, вон, защитил уже раз. Теперь к видии потащат ее.
Толпа обличителей обступала чужака все плотнее, они, словно растеряли извечный страх, подходили все ближе, гомонили и настроены были очень–очень решительно.
Магу не хотелось пускать в ход дар, но другого выхода он более не видел.
— ОСТАНОВИТЕСЬ.
По старому шраму, рассекавшему висок, скулу и прячущемуся под ворот рубахи, медленно поползла вниз тяжелая капля крови. Сложенные в замок руки удерживали мощь волшбы, хотя гнев и ярость, разгоравшиеся в глубине души, требовали от Грехобора выпустить магию. Как легко и упоительно — вдруг дать волю распирающей тебя силе. Он помнил. Ведь однажды он уже это делал. Давно–давно, когда увидел, что сотворил его брат, и впал в бешенство. Тогда зло, постоянно живущее в нем, вырвалось наружу, уничтожая на своем пути все живое и… неживое. Тогда эту яростную силу смогла остановить только она, но сейчас… сейчас его некому останавливать. Кроме него самого…
— Ей нужна моя защита. От дэйна. От видии. Я не обижу ее.
Багой, сжав кулаки, сверлил перехожего странника свирепым взглядом. Смотрел прямо в глаза, пристально, не отрываясь.
— Жизнью клянись, пес заблудший, — прошипел харчевник.
— Клянусь. Моя жизнь и так теперь принадлежит ей.
Выждав еще несколько долгих мгновений, маг медленно ослабил замок. Никто на него не бросался. Никто не пытался ударить. Не хватался за нож. Ну, разве только смотрели с неприязнью. Неприязнью. Не ненавистью. Удивительно.
Хозяин "Кабаньего Пятака" что–то тихо сказал сгрудившимся вокруг посетителям. Мужики погудели, переминаясь с ноги на ногу, но больше не пытались дотронуться до мага.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});