Я скучаю по тому, чтобы быть внутри нее. Я так чертовски скучаю поэтому, что, когда это получаю, мне нужно насладиться этим, как сейчас.
— Медленно, детка. Позже будет быстро.
— Нет, сейчас быстро, а потом медленно.
— Давай, так... — Я вонзаюсь глубоко и замираю, глядя вниз на ее прекрасное лицо. — Если сможешь перевернуть меня на спину, я сделаю все, что ты захочешь.
— Но мне нравится эта поза, — хнычет она, двигая бедрами и заставляя мои яйца сжаться.
— Тогда расслабься. — Я улыбаюсь, перемещая руку между ее ног, лаская пальцами клитор, из-за чего ее спина выгибается над кроватью, а киска сжимает мой член. — Блядь, как ты можешь быть такой чертовски тугой?
Я шиплю, облизываю ее шею сбоку, и покусываю ухо.
— Быть может, потому что мы больше не занимаемся сексом, — ворчит она, и я чувствую, как она смеется. Отрываю лицо от ее шеи, чтобы с улыбкой посмотреть на нее.
— Разве я пренебрегал твоей киской?
— Ну, нет, но... — Шел оставляет последнее слово за собой.
— Но, что?
— Секс в душе — это совсем другое, — ворчит она, и я киваю. Конечно, это другое, но с пятимесячным ребенком и тремя взрослыми детьми у нас не так много времени. И все же.
— Я съел тебя сегодня утром, — напоминаю я ей то, что любимая и так должна знать, так как это она села мне на лицо и отсасывала, пока я занимался ее киской.
— Знаю, но я скучаю по тебе вот такому, на мне и во мне. Это глупо.
— Нет, не глупо. — Я выхожу и сильно вонзаюсь. — Мне не хватает траха с тобой. Я скучаю по тому, как ты громко шумишь.
Я снова вонзаюсь, только на этот раз сильнее.
— Мне чертовски нравится, какой влажной ты становишься для меня. Как твоя киска, кажется, не может насытиться и обхватывает мой член так, будто он вот-вот исчезнет. Я скучаю по этому, — говорю я, беря ее за руки и поднимая их над ее головой, удерживая там одной рукой, а другой теребя ее сосок. — Я тоже скучаю по всему этому, детка. Ты не единственная. Но я все равно люблю твой рот на мне.
Я ухмыляюсь, и она смеется.
— Поверь мне, я знаю, что тебе нравится мой рот.
— Мне нравится есть тебя. Нравится твой вкус и то, как ты чертовски сильно кончаешь каждый раз, когда я тебя ем, а мой член у тебя во рту.
— О, боже, — выдыхает она, и я чувствую, как ее стенки начинают сокращаться.
— Черт, кончи за мной. Дай мне почувствовать, как ты кончаешь на мой член. Дай почувствовать, какой мокрой становишься, когда кончаешь для меня.
— Зак, — шипит она, наклоняясь, впиваясь зубами в мое плечо и увлекая за собой, когда падает через край. Толкнувшись еще три раза, погружаюсь глубоко в нее, затем прислушиваюсь к ее неистовому дыханию, совпадающему с моим.
— Напомни мне поблагодарить Джо за то, что забрала детей, — говорю я, перекатываясь на спину и притягивая ее к себе.
— Я пошлю ей цветы, — бормочет Шел, и я смеюсь, глядя в потолок, затем провожу пальцами по ее спине. — Я люблю тебя, — шепчет она, не зная, что эти слова значат для меня все, что любимая заполнила пустоту, которую я чувствовал так долго. Шел дала мне все, что я когда-либо хотел, и даже больше. Я был доволен жизнью с детьми, но с ней, Хантером и Пенелопой моя жизнь полна, и дни прекрасны.
***
Шелби
Семь лет спустя
— Папа! — кричит Пен, и я перекатываюсь на живот, радуясь, что в такую рань она преследует не меня, а затем чувствую, как губы Зака касаются моего плеча, прежде чем он встает с кровати.
Зная Пен, может быть миллион причин, по которым она зовет своего отца, но наиболее вероятная — это то, что она сделала что-то не то, и сначала зовет отца, чтобы умаслить, прежде чем вовлекать в ситуацию меня. Для Зака его девочки — слабость. Не то чтобы он хуже относился к Хантеру и Стивену, но определенно не также.
— Иисусе, Пен, какого черта? — слышу голос мужа и стону, натягивая подушку на голову, понимая, что, вероятно, не хочу знать, что дочь сделала.
С малых лет она находилась в постоянном движении и занималась всем подряд. Плюс, Пен умная, такая чертовски умная, что это пугает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Пытаюсь приготовить блинчики для Обри. Сегодня день ее свадьбы! Ей нужно хорошо позавтракать, — кричит дочь, и я слышу бряцанье кастрюль и сковородок, а затем громкий стук, и скатываюсь с кровати, хватая по пути к двери одну из фланелевых рубашек Зака.
Я все еще не могу поверить, что моя девочка выходит замуж. Часть меня думает, что ей еще слишком рано становиться женой, но другая часть верит, что Обри умная и знает, чего хочет. Не то чтобы это очень помогло Заку — он превратился в злобного медведя с тех пор, как Гейб сделал предложение.
Вначале я не видела Обри с Гейбом, но они дружили со средней школы, и, в конце концов, немного занудливый Гейб набрался смелости пригласить ее на свидание, и с тех пор они стали неразлучны. Обри он нравится, но я не уверена, любит ли она его, и это мое единственное беспокойство, касательно их женитьбы. Но опять же, он ее лучший друг, и я не вижу ничего плохого в отношениях, построенных на таком фундаменте.
— Привет, милый.
Улыбаюсь помятому со сна Стивену, который шаркает ко мне по коридору. Он же, напротив, начинает нервничать всякий раз, когда даже звучит упоминание об обязательствах или долгосрочных отношениях, но я не сомневаюсь, что он найдет кого-нибудь и сильно влюбится. Он учился в университете Сиэтла недалеко от Макса, который полностью изменился с момента рождения своей дочери Джастин. Даже не раз помогал Стивену, когда ему нужна была рекомендация или просто доехать куда-либо, и всегда был рядом, если мы не могли по какой-то причине.
Кряхтя, он проводит рукой по волосам, затем смотрит в сторону лестницы, откуда спускается Хантер.
— Почему Пен не в постели? Она легла спать только после часа ночи. Какого черта ей не спится? Сейчас только семь, — спрашивает сын, глядя на часы на стене.
— Ты же знаешь сестру, — бормочу я, проходя мимо парней.
Хантеру осталось проучиться в школе еще один год, а потом он уедет в Сиэтл, где они со Стивеном планируют поселиться вместе. Они были близки, когда оба жили дома, и эта связь с годами только крепла, и каждый раз, когда Хантер летит повидаться с Максом, он мечется между общежитием Стивена и домом Макса.
Чувствуя, как что-то пушистое скользит у меня между ног, смотрю вниз и обнаруживаю Дайма, явно решившего сбежать от хаоса на кухне. Пенни скончалась несколько лет назад, и прошло много времени, прежде чем мы смогли завести другого питомца. Мы завели не еще одну собаку, а большого, толстого полосатого кота, которого Пен решила назвать Дайм, сокращенно от Даймонд — бриллиант.
— Сейчас мне с этим не справиться, — рычит Зак, встречая меня у двери кухни.
— Настолько плохо? — спрашиваю я, заглядывая за него, и чувствую, как мои глаза округляются.
Комната увешана сердечками, гигантскими и маленькими, из самых разных видов бумаги, все вырезанные вручную.
— Как мило, — шепчу я, и его глаза прищуриваются.
— Там все в розовой жиже.
— Розовой жиже? — хмурюсь я.
— В розовом тесте для блинов в форме сердца, — ворчит Зак, и я улыбаюсь.
— Пен, — зовет Обри, отталкивая нас с дороги, чтобы пройти на кухню. — Как чудесно.
Она вертится вокруг, разглядывая украшения, затем подходит к сестренке и заключает ее в объятия.
— Кажется, блины получились больше похожими на Микки Мауса, чем на сердечки, — разочарованно говорит Пен, и Обри смеется, а затем оборачивается на меня через плечо со слезами на глазах.
— Я люблю Микки Мауса, так что это станет одним из лучших моментов моего дня.
— О, боже, я сейчас заплачу, — выпаливаю я и слышу стон обоих мальчиков, а затем чувствую, как Зак обнимает меня.
Я люблю своих девочек, и мне будет не хватать их дома. Даже несмотря на то, что Обри будет жить по соседству. Мы так и не продали дом Зака. Многие годы получали доход от сдачи его в аренду, но когда Обри поведала нам о своих планах, мы сказали ей и Гейбу, что они могут забрать дом. Честно говоря, мы преследовали корыстные цели, желая, чтобы Обри оставалась рядом. Нам просто повезло, что работа Гейба позволяет ему оставаться в городе.