— У тебя не тело, а целая библиотека движений, — восхищенно сказал ей Юрий.
Зара выступала с колоссальным успехом. Сбор превзошел все ожидания Юрия. Часть денег он решил использовать для полноценного отдыха «Нереид» и снял несколько номеров в пустынном теперь отеле Юрмалы.
«Нереиды» поселились в старом четырехэтажном корпусе на берегу моря, все, кроме Зары, которая выпросила себе отдельный, так называемый семейный домик и напомнила Юрию о его обещании пополнить ее образование. Лобов съездил к приятелю в Ригу и привез Заре целый багажник тщательно отобранных им книг. В его номере поселилась новенькая, Цилда, которую Юрий подобрал в ночном баре Вильнюса. Зара не чувствовала ревности. Она и правда стала много читать. Она чувствовала, что эти книги вливают в нее неожиданную энергию, язык некоторых из них обучал ее совсем иной пластике: Зара даже пробовала как-то протанцевать перед зеркалом «Глазами клоуна»…
Ей необходимо было собраться с силами перед возвращением в Москву.
Зара запрещала себе думать о Стасе и Чоне.
Благодаря Юрию она ощущала в себе такую уверенность, что мысль об этой паре уже не терзала ее. Наоборот, в ней родилось предчувствие торжества. «Я одержу победу над вами обоими», — думала она. Чон просто не представлял, кем она была в его жизни. Она проросла сквозь него. Да, проросла сквозь его тело, как тростник, — есть такая китайская казнь. Тростнику не больно. Он просто растет сквозь тело казнимого. Ему не больно, нет.
Зара бродила с книгой по золотистому песку дюн босиком, воображала себе музыку, плясала на песке — сухом в дюнах и влажном на побережье.
…Она затанцует Павла насмерть, как виллиса…
Зара лежала на воде и смотрела в небо, учась у него терпению. Терпение, а не талант и не подвиг, питает эту жизнь. Терпение источают небеса. Терпение накапливают волны.
Терпение теплое и крепкое, как янтарь.
Зара купила всем подарки: Стасе длинное, из льняной нити платье, расшитое на груди мелким янтарем, Чону — янтарный мундштук, Стефану — янтарную подставку для письменных принадлежностей, Марианне — ожерелье из старого, необработанного янтаря, Переверзеву — картину с вкраплением янтарной крошки. Себе она сделала один только подарок. Она купила у одной старой рыбачки янтарик с дырочкой посередине, заплатив за эту безделицу все свои наличные деньги.
Рыбачка сказала Заре, что этот темный камень, сквозь который пела свою древнюю песенку вода, поможет ей победить всех своих врагов.
— Это мне и надо, — отозвалась Зара.
Глава 24
Сад в жемчужно-зеленых тонах
— Ты не находишь, что Чон какой-то странный? — как-то заметил Стефан. — Задумчивый, отвечает невпопад…
— Нет, не нахожу, — резковато откликнулась Стася на попытку обсуждения поведения своего мужа. И Стеф, сконфуженный, умолк.
Но если б ему было позволено продолжить беседу, он все-таки высказал бы одно предположение, которое не давало ему покоя.
Он видел лицо Чона до того, как тот влез по лестнице на веранду, чтобы поразить своим возвращением Стасю, и видел его после того, как оба, сестра и зять, обнявшись, через некоторое время вышли из мастерской.
Лицо Чона… Стеф давно ощущал себя полноценным прозаиком. Ему пришла в голову такая метафора: лицо Чона подтаяло, как пластилин, и не отлипло еще от картины, на Стасином полотне остались его зрачки, кончик носа — любой художник не откажет себе в удовольствии понюхать свежую краску, — щеки, изъеденные бледностью, и язык, — Павел не мог говорить, слова крошились на его зубах, как будто он забыл звуки.
Стеф принес чемодан Чона, оставшийся в саду, и, пока они его распаковывали, Павел, как девушка, подставляющая лицо лучам вечернего солнца, оборачивался к картине, невидной из-за стены, но как будто испускавшей какие-то загадочные лучи… Время от времени настороженный, тревожный, испытующий его взгляд останавливался на беспечно разглядывающей подарки Стасе.
«Неужели он завидует?» — думал Стефан. Устыдясь своей мысли, он сбежал вниз, чтобы подготовить Марианну к приезду Чона.
Павел всем привез подарки: Марианне просторное платье из мелкого вельвета, Стасе — несколько альбомов древних японцев, Стефу — пару роскошных модных рубашек, Переверзеву два свитера, даже Родю не позабыл — купил ему дорогие очки в золотой оправе.
За обедом он рассказывал о выставке Ибрагима. Стеф прислушивался к его оживленному голосу; ему казалось, что Чон включил какой-то моторчик в глотке, который позволил ему автоматически вести рассказ. Три картины немцы купили — не самые лучшие, лучшие Чон по уговору с Третьяковкой придержал, а деньги, вырученные от продажи этих, пойдут в реставрационный фонд музея, куда Чона пригласили сотрудником. Но пока он хочет отдохнуть, поразмять мышцы…
— У тебя есть идея? — сразу уцепилась за его слова Стася.
— Хочу написать сад, — уже совершенно другим тоном произнес Чон, будто они со Стасей были наедине. — Глухой, заброшенный сад, темный, как легенда о Лорелее, не викторианский парк, а таинственную глухомань, в которой Шерлок Холмс и Ватсон обнаружили очередной труп. Сад в серо-зеленых тонах, когда от земли поднимается туман.
— Это больше похоже на кладбище, — не удержалась Марианна.
— В нем будет похоронено много тайн… Я еще не вижу картину, но слышу отдельные призвуки, стоны… У тебя так бывает? — обратился он к жене.
Стася энергично кивнула:
— Бывает, я, как композитор, иду от звука.
— Ну вот, я слышу что-то вроде эха рога в сырой Ронсевальской долине, — объяснил Чон. — Ну а как ты поживаешь, друг Стеф?
И опять Стефан уловил нечто необычное в вопросе Павла, как будто Чон спросил вовсе не о нем, а о ком-то другом, кого прямо назвать не мог.
Не успел Стефан открыть рот, как Марианна, опустив взгляд, ответила:
— Счастливо он поживает. Зара его вернулась из гастролей. Она тоже всем нам подарки привезла…
— Вот как? — равнодушно бросил Чон. — Какие же?
— Тебе, наверное, это будет не слишком интересно, — искоса глянув на него, произнесла Марианна.
— Пожалуй, — зевнул Чон.
— Но почему? — запротестовал Стефан. — Стася, покажись Павлу в том платье, он обомлеет…
— Не стоит, — отнекивалась Стася.
— Оно тебе безумно идет! Ты в нем похожа на ундину!
Через минуту Стася спустилась в столовую в сером льняном платье, осторожно придерживая края юбки.
— Правда, потрясающе? — спросил Стефан.
— Да, — согласился Чон.
— В этом платье Стася похожа на потомка Гедимина, — заметила Марианна.
— Скорее, Ягайлы, — усмехнулась Стася. — В моих жилах все-таки течет польская кровь. Ну все, пойду переоденусь.