– Несомненно. – Джоанн рассмеялась. – Ну и что в этом плохого? Я вот тоже сына в издательство пристроила. – Она помолчала, пока официант расставлял тарелки с салатом и соусницы, потом взглянула на Энджи: – Важно другое: ты готова? Я не профессиональную подготовку имею в виду; уверена, что юрист ты отличный. Готова ли ты морально? Когда Джером меня бросил, я еще долго… – Она не смогла подобрать слово и вопросительно взглянула на Натали.
– Заблуждалась, – без колебаний выдала та и подняла глаза от тарелки на дочь. – Все надеялась, что они в конце концов снова сойдутся. Полагаю, у Аляски с Сибирью шансов больше.
Усмехнувшись, Джоанн вновь обратилась к Энджи:
– Ты еще ждешь его звонков? Думаешь о нем постоянно? Хочешь вернуться?
Энджи покачала головой:
– Нет. Ни за что.
– Я ею горжусь! – расцвела Натали. – Представляешь, сама отправилась к нему, забрала свои вещи – и вернулась.
Энджи сделала глубокий вдох. До сих пор ей не хватало решимости рассказать матери о Лизе, но сейчас, глядя на двух старших, более опытных женщин, она решила присоединиться к легиону обманутых и выстоявших.
– Между прочим, я узнала, с кем он мне изменил. С моей коллегой и лучшей подругой!
Джоанн зажмурилась и замотала головой. Натали, ахнув, уставилась на дочь.
– Боже… Ну и стерва! Только не вздумай себя в этом винить, Энджи. Она поступила гнусно, а не ты!
Джоанн открыла глаза.
– Легче тебе не станет, дорогая, но я все-таки скажу. Могло быть хуже. Он мог переспать с твоим сексологом.
Если Энджи и не расхохоталась, то была очень к этому близка. Во всяком случае, ей стало гораздо легче от того, что тайна о Лизе перестала быть только ее тайной, и от того, как отреагировали на новость собеседницы.
– Наверное, – согласилась она, проглотив порцию салата. – Только в жизни так не бывает.
– Еще как бывает! – Натали кивнула в сторону Джоанн. – Ей лучше знать. Она платила негодяйке двести баксов в час за то, чтобы поболтать о постельных проблемах с Джеромом, а та с ним трахалась!
– Правда? – Энджи уставилась на Джоанн во все глаза.
– Ну-у… не совсем. Во-первых, платила я сто семьдесят в час, а во-вторых, они еще тогда гм-м-м… не… трахались, но трах был уже рядом. – Джоанн улыбнулась. – Тяжело было, конечно. Но сейчас я уже не считаю себя жертвой. Не скажу, чтобы мне было приятно вспоминать тот период жизни, но он остался позади, а я иду дальше. – Она снова улыбнулась, искренне и светло.
Салаты доели молча, а за кофе Натали с Джоанн вернулись к проблемам Центра. Когда они углубились в финансовые вопросы, Энджи потеряла нить разговора.
– Может быть, к Адрианне обратиться? – вынырнув из своих мыслей, услышала она голос матери.
Имя Адрианны Лендер, знаменитой актрисы и кинорежиссера, Энджи было известно.
– Адрианна помогает Центру? – удивилась она. Натали ухмыльнулась:
– Радость моя, Адрианна и есть наш Центр!
– Значит, нам надо выкроить побольше денег на зарплаты. Сколько, по-твоему, нам может понадобиться? Видишь ли… —задумчиво протянула Джоанн, – контракт на мою следующую книгу…
«Самое время откланяться», – решила Энджи. Не только потому, что не хотела присутствовать при обсуждении собственного жалованья. Просто она вдруг почувствовала, что с ней произошло что-то очень важное. Нелегкое это, оказывается, дело – признание в предательстве мужа и лучшей подруги. Зато теперь у нее было ощущение, что все осталось позади.
ГЛАВА 20
Мишель просунула голову в ворот розового свитера, затем через ноги натянула юбку из серой фланели. Собственно, натягивать юбку ей не пришлось. Кошмар прошлой недели уничтожил ее аппетит, а обмен веществ, похоже, многократно ускорил. Как бы там ни было, но она здорово похудела, потому что «молния» застегнулась без проблем.
Мишель отступила на шаг и критически обозрела себя в зеркале. Казалось бы, потеря веса должна идти женщине на пользу, но отражение откровенно насмехалось над этим мнением. Лицо – сплошь кости, впадины да гигантский нос. Череп будто усох, зато кожа не успела – результат соответствующий. Даже волосы, ее гордость, потеряли золотистый блеск и соломенной желтизной лишь подчеркивали бледность щек. Мишель всегда казалась хорошенькой без особых усилий, но это лицо можно было предъявить в банке только под слоем макияжа.
Обсудив все «за» и «против», Мишель с Джадой пришли к выводу, что обеим пора возвращаться на работу.
– Еще пару дней безвылазного сидения в доме, уборки или сюсюканья с Поуки – и ты угодишь в психушку, – заявила Джада. Мишель отлично поняла, что подруга и себя включила в состав потенциальных пациентов психбольницы.
Тем же вечером Мишель предупредила Фрэнка, что со следующего дня возвращается в банк. Тот, как обычно, принялся отговаривать («К чему тебе эта работа? По-моему, я достаточно зарабатываю…»), но Мишель было нужно – необходимо! – размеренное постоянство рабочей рутины. Она хотела ускользнуть из дома, оскверненного не только в переносном, но и в прямом смысле до такой степени, что никакие чистящие средства не в силах были вернуть прежний вид стенам, окнам, мебели. Кроме того, на работе всегда можно поболтать с приятельницами на нейтральные темы, а это очень отвлекает от непреходящей тревоги за будущее. Плюс ко всему – что бы ни говорил Фрэнк – даже ее мизерный заработок теперь мог пригодиться. Судебная тяжба, как известно, дело недешевое. Разумеется, вслух она этого не произнесла. Довольно с Фрэнка проблем; да и мужская гордость не позволила бы ему согласиться.
Фрэнк почти не делился с женой своими страхами, но Мишель видела, что напряжение его с каждым днем нарастает.
– У них ничего против меня нет! – твердил он в ответ на ее расспросы, а сам часами вел телефонные переговоры с Брузманом. Мишель в душе недоумевала, как мужу удается, практически не работая, тратить столько денег на новую обстановку, уж не говоря о гонораре адвоката.
Забрав из спальни Дженны электрические щипцы, которые та, по обыкновению, не положила на место, Мишель отправилась в ванную. Там она сунула вилку в розетку и распахнула шкафчик со своим косметическим богатством – полестней разноцветных флакончиков, тюбиков и баночек. Приблизив лицо к зеркалу, она покачала головой. Кошмар! Кожа как мел, темные мешки под глазами, бескровные губы. Придется потрудиться.
Предварительно затянув волосы на затылке, Мишель накладывала основу для макияжа, когда на память пришли слова из где-то услышанной песни: «Гроза не вечна, сделай счастливое лицо…» Так-mo вот. Довольно себя жалеть. Не смей появляться в банке со скорбной миной!