Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Жанна, уверяю вас, чувствовала себя превосходно. Она держалась в седле прямо и была полной противоположностью моей согбенной фигуре. Больше всего пугала нас тишина; кругом - ни звука, только поскрипывание седел да мерный топот и пофыркивание коней в облаках густой пыли, поднимаемой копытами. Мне захотелось чихнуть, но я скорее предпочел бы перенести самую страшную пытку, чем обратить на себя внимание.
Мое положение не позволяло мне давать какие-либо советы, а то я, наверное, предложил бы прибавить шагу и поскорее миновать опасные места. Мне казалось, что теперь не время для прогулок. В ту самую минуту, когда мы в гробовом молчании проезжали мимо огромной пушки, стоявшей у самых ворот крепости и отделенной от нас одним только рвом, в крепости вдруг пронзительно закричал осел, и я выпал из седла. Хорошо, что сьер Бертран подхватил меня, иначе бы я в полном вооружении грохнулся на землю и вряд ли сам смог бы подняться. Английские часовые, выглядывавшие из бойниц, цинично расхохотались, забывая о том, что каждый бывает когда-нибудь новичком и что в свое время они сами испугались бы не меньше, услыхав душераздирающий ослиный крик.
Англичане не решились бросить нам вызов, и выстрелов не последовало. Позже говорили, что, когда их солдаты увидели Деву на коне во главе войска, пораженные ее красотой, они порядком поостыли и воинственный пыл их угас, ибо они были уверены, что перед ними не дочь земли, а исчадие ада. Офицеры вели себя благоразумно и даже не пытались заставить солдат открыть огонь. Говорили, что и самих офицеров охватил суеверный страх. Во всяком случае, препятствий нам никто не чинил, и мы спокойно проехали мимо ужасных бастилий. Во время перехода я повторял про себя молитвы, к которым давно не прибегал. Не знаю, помогли они мне или нет, но, кажется, и не повредили.
Историки утверждают: именно во время этого перехода Дюнуа сообщил Жанне, что англичане ждут подкреплений под командованием сэра Джона Фастольфа и будто бы Жанна, обратившись к Дюнуа, сказала:
- Бастард, бастард, ради бога, предупреждаю вас, дайте мне знать о его приближении как можно скорее. Если же он появится, а я не буду о том знать, - не сносить вам головы!
Возможно, все так и было, не спорю, но я лично этих слов не слышал. Если же она и сказала нечто подобное, то, вероятно, закончила словами: "не быть вам во главе", то ость пообещала отстранить Дюнуа от командования. Не допускаю мысли, чтобы Жанна угрожала смертью боевому товарищу. Правда, она не особенно доверяла генералам и имела на это веские основания, ибо стояла за штурм и атаку, а они за то, чтобы постепенно истощать англичан и взять их измором. Не веря в возможность осуществления замыслов Жанны, как опытные старые воины, они, вполне естественно, не соглашались с нею и старались идти собственными путями.
Но я слышал такое, о чем историки не упоминают и не имеют представления. Я слышал, как Жанна сказала, что теперь, когда вражеские гарнизоны на противоположном берегу ослаблены и усилены здесь, необходимо центр военных действий переместить на южный берег; она намеревалась переправиться туда и штурмовать форты, прикрывающие подступы к мосту, что открыло бы дорогу к нашим тылам, и осаду города можно будет снять. Генералы вступили с ней в спор, доказывая обратное, но она была убеждена в своей правоте, и единственное, что им удалось, - это задержать начало действий на четыре дня.
Весь Орлеан встретил армию у городских ворот и с криками "ура" проводил ее по украшенным флагами улицам к местам расквартирования. Приглашений не требовалось, солдаты как убитые валились с ног от усталости: Дюнуа был беспощаден и гнал их без отдыха. Целые сутки в городе царило спокойствие и раздавался дружный богатырский храп.
Глава XVII
Когда мы вернулись домой, нас, младших штабных, в гостиной ожидал завтрак, и вся семья оказала нам честь, сев за стол вместе с нами. Все трое, включая и доброго старика-казначея, угождали нам, как могли, желая поскорее услышать о наших приключениях. Никто не просил Паладина говорить, но он все-таки начал, потому что по званию и положению в штабе был выше всех, за исключением старого д'Олона, который, кстати, завтракал отдельно. Паладин, не считаясь ни с рыцарями, ни со мной, всегда перехватывал инициативу и включался в беседу первым, - дурная привычка, усвоенная им с детства.
- Слава богу! - начал он. - Мы нашли армию в превосходном состоянии. Такого образцового стада я еще не видал.
- Стада? - переспросила Катерина.
- Я объясню, что он хочет сказать, - вмешался Ноэль. - Он...
- Обойдусь без посторонней помощи, не утруждай себя, я все объясню сам, - прервал высокомерно Паладин. - У меня есть основания думать...
- Вот именно, - сказал Ноэль. - Всегда, когда он думает, что у него есть основания думать, он думает, что он непревзойденный мыслитель, но это заблуждение. Он и в глаза не видел армии. А ведь я наблюдал за ним, конечно, так, чтобы он не догадался. Паладина мучил его старый недуг.
- Какой старый недуг? - спросила Катерина.
- Осторожность, - ответил я, горя желанием помочь своему другу.
Но это замечание оказалось неудачным. Паладин спокойно возразил:
- Уж кому-кому, а только не тебе критиковать чужую осторожность. Ты ведь сам валишься из седла от одного ослиного рева.
Все засмеялись, а я растерялся, и мне стало стыдно. Я сказал:
- Не совсем честно с твоей стороны заявлять, будто я упал, услышав крик осла. Все объясняется волнением, самым обычным душевным волнением.
- Допустим, тебе угодно назвать это так. Я не возражаю. А как назовете это вы, сьер Бертран?
- Гм... Как вам сказать... Я думаю, это простительно. Каждому из вас приходилось учиться, как вести себя в жарких рукопашных схватках, и, если даже что-нибудь не так, стыдиться не приходится. А пот продвигаться перед самой пастью смерти, не вынимая из ножен меча, да еще в полной тишине, без песен и барабанного боя - испытание очень серьезное. На твоем месте, де Конт, я бы не скрывал своих чувств, а назвал их прямо, без всякого стеснения.
Мне еще не приходилось слышать более откровенных и умных слов, и я был ему благодарен за то, что он вывел меня из затруднительного положения. Набравшись мужества, я сказал:
- Да, это был страх. Спасибо за честную мысль.
- Ты поступил правильно, сынок, - поддержал меня старик-казначей. Молодец!
Я успокоился, и когда Катерина воскликнула: "Ах, и я такого же мнения!" - я был даже доволен, что вызвал эту дискуссию.
Сьер Жан де Мец пояснил:
- Мы ехали все вместе, когда заорал этот проклятый осел; заметьте, тишина была мертвая. Не представляю, как можно было юноше-воину сохранить спокойствие при таких непредвиденных обстоятельствах.
Он пытливо посмотрел на нас. Все глаза, обращенные на него, выражали согласие, и каждый подтвердил это кивком головы. Даже Паладин кивнул утвердительно. Это спасло репутацию знаменосца. Все удивились находчивости Паладина; никто не поверил бы, что он способен честно сознаться в чем-либо, не обладая в этом деле практическим навыком, равно как никто не предполагал, что он вообще когда-либо научится говорить правду. Видимо, Паладин хотел понравиться хозяевам.
После некоторого раздумья старик-казначей сказал:
- Я полагаю, рискованное продвижение мимо фортов требовало не меньшего напряжения нервов, чем встреча в темноте с привидениями. А как полагает знаменосец?
- Право, не знаю, сударь. Мне думается, я бы охотно встретился с привидением, если бы...
- О, это интересно! - воскликнула Катерина. - А ведь они у нас водятся! Хотите встретиться с привидением? Хотите?
Она была так возбуждена и так прелестна, что Паладин сразу же согласился, и так как ни у кого не хватило храбрости показать свой страх, то, скрепя сердце, все, один за другим, вызвались идти к ним; девушка от радости захлопала в ладоши, а родители также были нам благодарны, заявив, что привидения в их доме были пугалом и напастью не только для них, но и для их предков на протяжении нескольких поколений, но что до сих пор не находилось еще смельчака, который бы решился встретиться с ними лицом к лицу и спросить, почему им нет покоя в могиле. Ведь только тогда хозяева дома смогли бы помочь бедным призракам обрести мир и покой.
Глава XVIII
В полдень я беседовал с госпожой Буше. Никто не мешал нам, кругом все было спокойно, как вдруг вбежала взволнованная Катерина и, глядя на меня, крикнула:
- Спешите, сьер, спешите! Дева дремала в кресле у меня в спальне и вдруг вскочила и воскликнула: "Льется французская кровь! Оружие! Дайте мне мое оружие!" У дверей стоял на часах ее великан. Он позвал д'Олона, и тот принялся немедленно надевать на нее доспехи, а мы с телохранителем помчались в штаб, чтобы предупредить всех. Скорее туда! Не оставляйте ее одну! И если разгорится сражение, то удерживайте ее, не давайте ей рисковать собой, в этом нет никакой нужды. Хватит и того, что солдаты будут видеть Деву, воодушевляясь ее присутствием. Не пускайте ее в бой, смотрите же!