— Брунгильда, что притупляет действие любовного дурмана?
Она мгновенно открыла разворот, где черным по белому умный темный маг из семьи деканессы Торстен написал, что мне следовало принимать самые банальные валерьяновые капли.
— Прекрасно! — обрадовалась я и вспомнила, что флакон с каплями был бездарно уничтожен. — А может не очень…
Не мудрствуя лукаво я вытащила из запасов успокоительную настойку, в состав которой входила валерьянка. От большого глотка, сделанного прямо из горлышка, перехватило дыхание. Казалось, что изо рта, как у дракона, вырвется огненное дыхание.
— Святые демоны! — сиплым шепотом выдохнула я и сунула в рот мятный леденец от кашля. Не сказать, чтобы сильно помогло потушить пожар, но по крайней мере расхотелось плеваться пламенем.
Я ждала ошеломительно эффекта целых пять минут, гипнотизируя недовольным взглядом настольные часы, и решительно поднялась с кресла. Пришло время проверить опытным путем, насколько полезен совет Брунгильды. Для чистоты эксперимента хлебнула ещё настойки, разжевала леденец и с самым целеустремленным видом, обувшись в туфли с испорченным каблуком, направилась в соседние покои.
— Тебе стало легче, — резюмировал Калеб, когда открыл на категоричный стук, взбудораживший гостевую башню.
— Калеб, потрогай мой лоб! — приказала я и даже указала пальцем, что именно ему следовало потрогать.
Рассчитывала, что он сначала предупредит, мол, приготовься, Эннари, морально, сейчас я к тебе прикоснусь, но Калеб просто плюхнул ладонь мне на лоб. И никаких: «На счет три, стартуем!» Почему-то бесцеремонность меня ошеломила. Я уставилась на него так, как мышь на удава. Сердце в груди бухало и пыталось проломить ребра.
— Ты горишь, — резюмировал он, убирая руку.
— Угу.
— И покраснела, — добавил он.
Я развернулась на каблуках и пошагала обратно в комнату. Видимо, двух глотков было мало, следовало сделать четыре. Не стала мелочиться и отпила побольше, сунула в рот горсть леденцов от кашля. От переизбытка перечной мяты чуть не вылезли на лоб глаза.
Калеб открыл во второй раз и спросил, уже не пытаясь скрыть иронии:
— Снова проверить жар?
— Действуй! — махнула я рукой.
Ладонь легла мне на лоб. Сердце отдалось тремя тяжелыми ударами.
— Ты по-прежнему горячая, — изучая пристальным взглядом мое пылающее лицо, объявил Калеб.
— Угу, — согласилась я, отводя его руку, и вернулась в покои.
Флакон был ополовинен, леденцы от кашля закончились, и заедать стало нечем. Пришлось набраться сил и дохлебать, а закусить, чем бог послал, то есть ничем материальным, только воздухом и бранным словом. Я вышла в коридор, готовая к новым экспериментам. Калеб стоял, сложив руки на груди и привалившись плечом к косяку своей двери. Ждал меня. Какая умница! Зря на мужчин наговаривают, что они совершенно неуправляемые без черной магии. Некоторые из них очень быстро поддаются дрессировке.
— Ты знаешь, что делать… — произнесла я, приблизившись.
Он не торопился предоставлять по-мужски большую ладонь, чтобы на ощупь оценить температуру, а спросил:
— Ты в курсе, что успокоительная настойка от лихорадки не помогает?
— За дуру, что ли, меня принимаешь? Я ещё съела леденцы от кашля, — проворчала я.
— И как?
Абсолютно уверена, что мы говорили о разных вещах.
— Сам не видишь? Без изменений, — коротко отрапортовала я. — Зато есть один несомненный плюс.
— Какой? — вежливо поинтересовался он.
— Я по-прежнему чувствую себя паршиво, но меня это больше не беспокоит.
— Очень интересный подход к лечению лихорадки, — насмешливо резюмировал Калеб и любезно предложил: — Давай поступим по старинке и вызовем из столицы знахаря?
— Да мне и так уже нормально, — отмахнулась я и широко зевнула, обнаружив второй плюс в лечении любовной лихорадки валерьянкой. После выхлебанного флакона успокоительного я была не просто спокойной, как бронзовый отец-основатель на площади перед мэрией, а еще засыпала прямо на ходу.
Вообще, Брунгильда дала замечательный совет выпить успокоительного. Пока не ослабеет действие приворотного зелья, Калеб будет казаться мне самым соблазнительным мужиком во вселенной, но валерьянка определенно позволит пережить эти страшные дни достойно. В смысле, не кидаясь семь раз на дню в соседние покои, чтобы потрогать лобик. Ну и не проклясть ни в чем не повинную Люсиль, которая просто рядом стоит и ведать не ведает, что обязана стать госпожой Грэм.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Спокойной ночи, — махнула рукой Калебу.
— Сейчас середина дня, — напомнил он.
— Ага, знаю.
— Эннари, — уже в спину позвал он, — на всякий случай не опечатывай дверь магией, просто закройся на ключ. Не хочется ее снова ломать, если что.
Окатив его выразительным взглядом, я ввалилась в комнату, щелкнула три раза замком. Приложила ладонь, чтобы поставить печать, но передумала. Вряд ли она выдержит второго набега от Калеба Грэма. Он же самый сильнейший маг Сартара!
И почему это мысль меня страшно волновала? Не сейчас, конечно, а в глобальном плане.
Я проснулась через несколько часов, в темноте гостевой спальни и с осознанием, что до помешательства влюблена в Калеба Грэма. Некоторое время лежала неподвижно, выдыхая запах горьковатого увядания — запах яблочной падалицы и первых осенних костров, принесенный услужливым ветром, и пыталась выкинуть из головы эту абсурдную мысль. Но во время сна без сновидений идея успела пустить корни и выкорчевываться не хотела.
Кое-как соскребя себя с кровати, я добралась до ванной и поплескала в лицо ледяной воды. Глянула в зеркало и немедленно поплескала еще, надеясь смыть с себя физиономию бледного странного существа с сухими губами и неестественно расширенным зрачком. Клянусь, если бы некромант сейчас выбирал нового домашнего питомца, то принял бы меня за умертвие и отверг, как самого жалкого представителя воскрешенных.
С решимостью, явно достойной лучшего применения, я направилась в соседние покои, чтобы вытащить из подушки Калеба спрятанный платок. Помня, как вломилась в прошлый раз, а он сидел в кресле, рисковать не стала: приложила ладонь к двери и проверила гостиную со спальней с помощью магии. Комнаты были пусты. Я взломала замок и все-таки позвала:
— Калеб, ты здесь?
В ответ тишина, в которой ощущалось неодобрение от нахального вторжения.
— Чудно, — пробормотала и направилась в спальню, где на большой кровати со столбиками, но без балдахина, лежала заветная подушка. От движения в комнатах пробуждались магические огни. Приходилось их мигом тушить, чтобы никто с улицы на заметил, что в гостевых покоях загорается свет.
Я забралась на постель, вытащила из-под одеяла нужную подушку и уже практически расстегнула пуговки, готовая запустить руку в перья, как за спиной прозвучало:
— Эннари, что ты делаешь в моей кровати?
Какой замечательный и своевременный вопрос! На меня нахлынуло страшное осознание, что под действием любовного зелья я едва не совершила вселенскую ошибку. Приворот пройдет, а Калеб Грэм останется моим мужем на веки вечные, пока смерть не разлучит нас. И не факт, что разлучит! Я не знаю, написал ли он завещание, в котором запрещал всяким приблудным некромантам приближаться к его останкам и воскрешать.
— Хотела взять взаймы подушку, — ляпнула, что пришло в голову, но голова соображала туго, и ложь прозвучала нелепо, но пришлось продолжить: — На моих спать просто невозможно, снится страшная ересь, хоть вообще не засыпай.
Я обернулась и натуральным образом застыла. Он стоял посреди комнаты в одних домашних штанах на завязках, так низко сидящих на узких бедрах, что становилось очевидным, под ними не было ничего, кроме костюма «ослепляющая нагота». Влажные волосы льнули к шее и оставляли на плечах капли воды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Господи, Энни, ты отвратительно выглядишь! — произнес он с тревогой в голосе и двинулся к кровати: — Уверен, что у тебя жар. Тебе точно нужен лекарь! Давай лоб потрогаю!
— Нет! — рявкнула я, выставив вперед раскрытую ладонь, и прижалась к изголовью кровати спиной. — Не подходи, иначе я тебя огрею заклятьем неподвижности! Ты почти голый!