Читать интересную книгу Живой товар - Андрей Хазарин

Только все это при одном условии — если девчонка там, на месте, не узнала больше, чем ей положено. Кононенко непроизвольно передернулся. Упаси Господь!..

Он вылез из ванны и приготовил себе крепчайшего, черного как ночь чифиря — осталась привычка с Афгана. Зоя, жена Кононенко, и сама любила крепкий чай, но то, что пил под настроение её Артур, иначе как черной смертью не называла.

Но отвлечься ему не удавалось: мысль сделала новый поворот.

А если по факту уголовное дело возбудят? Раз девчонку «кречеты» охраняли, значит, МИД до местного начальства уже добрался и тут все знают…

Ну, что они знают, то у них не отнимешь. Это уж пускай Е-Бэ действует по своим каналам.

Все. Хватит. Всего не просчитаешь заранее, пока нет конкретной информации. Погодим — жизнь подскажет…

И тут Мюллер как в воду смотрел.

* * *

Евгений Борисович Манохин полагал, что кабинет должен быть рабочим местом, а не проходным двором, и сотрудников приучил являться сюда только по вызову — в отличие от многих руководителей он считал главной своей обязанностью думать и решать возникающие проблемы, предоставляя подчиненным поддерживать нормальную работу без своего участия.

Вот и сейчас он сидел в кресле, рисовал на листке бумаги какие-то схемы и раздумывал о проблеме, которую не смог решить начальник охраны. Даже мысли у них шли параллельно — Манохин тоже первым делом подумал о том, как избежать огласки. Но тут же мысль его перешла к более острым вариантам.

А как быть, если все-таки откроют дело и доведут его до суда? Положим, хороший адвокат сможет перевалить всю вину на недобросовестного «жениха». Но суд — это неизбежная огласка, скандал, а следовательно — риск потерять живой товар. В отличие от Мюллера, Манохин знал истинные масштабы этой сферы деятельности фирмы, возможные перспективы — и никак не собирался упускать такую статью дохода.

Значит, придется использовать другой путь — более дорогой, но и более действенный. Есть человек, который сумеет закрыть дело за отсутствием состава преступления или недостаточностью улик — но лишь при условии, что вокруг дела не будет лишней шумихи.

Следовательно, тишина нужна в любом случае. Девчонку припугнуть позором — это просто. Хотя… за границей она бы вмиг нашла какого-нибудь борзописца, накатала с его помощью скандальную книжонку, огребла кучу денег — а после уж подала на фирму в суд за моральный ущерб. Кто её знает, чего она там нахваталась. Так что, может быть, придется не просто припугнуть позором, а просто припугнуть…

Евгению Борисовичу понравилась придуманная игра слов, он усмехнулся, но тут же вернулся к более серьезным делам.

Кроме девчонки, есть ещё и мамаша — тварь, судя по всему, злобная и скандальная, которая может на все пойти, лишь бы фирму с дерьмом смешать. Купить? Или…

Мамаша… По ассоциации мысль его метнулась к погибшим парням, их родителям и семьям. Кононенко, похоже, очень тяжело воспринял… Деньги вдовам?

Евгений Борисович наклонился и из самого нижнего ящика извлек пачку сигарет. Как всякий, недавно бросивший курить, он отлично помнил, куда её положил. И очень гордился собой, что сумел одолеть многолетнюю привычку.

Но сейчас и его проняло. Что ж он, робот, что ли? Гибель боевиков создавала массу проблем, но и людей жалко. Тем более, что Колю рекомендовал старый приятель. Не чужой, можно сказать. Да, надо что-то сделать — но не спешить. Юридически об их гибели пока не известно. Подумать. Помощь от фирмы — признание, что они выполняли служебное поручение. Анонимно? А вот это мысль хорошая: если они чистые, что ж — фирма не забыла, но и не выпячивается; а если на подозрении — совершили преступное деяние, да ещё не сами, а кто-то их послал. Да, только так.

Привычно щелкнула зажигалка, Манохин затянулся — и выругался. Ну и противный же дух! Оказывается, успел отвыкнуть. Тем не менее он потянул второй раз, третий — и почувствовал, как отпускает мозги. Будто ручку на тисках открутили. Правильно доктор Житомирский говорил: отрава, наркотик, канцероген — но антистрессор.

Манохин всегда помнил, кто говорил, что говорил и при каких обстоятельствах. Для его занятий — полезное свойство памяти…

В интеркоме щелкнуло.

— Евгений Борисович, почта и газеты, — доложила Оксана.

— Занеси.

Как всегда по пятницам, вместе с корреспонденцией, пришедшей в фирму, она принесла кипу газет, которые продавались с утра на лотках. Расходы небольшие, а руку на пульсе родного города держать надо, считал Манохин.

Сверху, как обычно, секретарь положила серьезные издания — «Бизнес Информ», «Курьер», «Телескоп», потом региональные, а потом уже все остальные — все эти «Знакомства», «Бумс!» и прочие «Зебры». Он любил бегло ознакомиться с городскими сплетнями ещё до того, как за дело возьмутся аналитики. Те штудировали внимательно, умело и выдавали довольно правдоподобную картину подводных течений в бизнесе родного города — а иногда и неглупые рекомендации. За то и зарплату получают. Человек должен толково делать свое дело и получать за него соответственно. Может, если б коммунисты об этом помнили, и социализм не завалился бы так сразу.

О социализме Евгений Борисович не жалел, но и мысль его не была пустой игрой ума. Анализируй чужие ошибки — меньше будет своих.

Манохин просматривал газеты, покуривал и успокаивался. Пока ещё ничего ужасного не произошло. Оставалось только предотвратить появление этого ужасного в будущем. А это было ему вполне по силам. Ему многое было по силам.

Часы пробили одиннадцать утра. Манохин взял в руки скандальную «Зебру». Уже через несколько секунд руки его потянулись за отложенными было сигаретами. Пальцы дрожали.

Кто проболтался?!

Ответ пришел сразу же, простой и очевидный: ведь мамаша проданной девицы обещала устроить фирме веселую жизнь. Недооценили — это урок на будущее. Урок надо извлечь, но лить слезы над пролитым молоком толку нет. Вред уже причинен, и сейчас важно не дать скандалу разрастись. Найти журналиста и убедить его не продолжать публикации. Любым способом — от самого благородного до самого решительного.

Это работа для Кононенко. Пусть лично займется, пока нет ничего горящего.

Директор ещё раз прочитал репортаж, внимательнее. Отметил, что не названо ни одно имя, нет и названия фирмы. Только: «одна известная компания», «всесильный директор»… А дальше — смачные детали из жизни восточного борделя. Подпись — А. Непомилуев. Что уж не «Беспощадный»? Щенок ты, Непомилуев, все из пальца высосал, много ты знаешь о борделях!.. А главное — ничего сверх того, что известно мамаше. Уже хорошо.

Манохин чуть повеселел — знать он ничего не знает, да и глуповат, похоже, может, и обойдется малой кровью…

Ровно в половине двенадцатого дверь в кабинет раскрылась и вошел Кононенко — отмытый, в безукоризненном костюме. Только глаза, красные, воспаленные, выдавали усталость. Молча остановился, дожидаясь, пока заговорит генеральный.

— Садись. Читай.

И он протянул через стол газету.

Мюллер читал очень медленно и очень внимательно. По привычке ничего не записывал, полагаясь только на память.

Дочитал, отдал газету, откинулся на спинку кресла.

— Я должен убедить журналиста бросить эту историю?

— И поубедительнее убедить. Получше, чем багаж наш встречал…

По лицу Кононенко генеральный понял, что говорить этого не следовало. Ладно, злее будет… Не до церемоний сейчас — должен понять как надо.

— Денег не жалей. Узнай, откуда взял информацию, что ему известно сверх того, что в статье, где собирается добыть новые сведения. И отговори. Делай что хочешь, но газета с продолжением выйти не должна. Можешь весь тираж украсть, можешь вывезти из города всю типографскую краску или всю бумагу…

Очень хотелось Мюллеру спросить, зачем такие сложности — краска, бумага… Ведь существуют куда более простые и действенные способы. Но решил промолчать — осторожен Е-Бэ, никогда словечка опасного не скажет. Неважно, главное уже сказано: делай что хочешь. Сделаю.

Но директор ещё не закончил выдавать ЦУ, как оказалось. Только теперь они касались не будущей, а прошлой операции.

— Вчера ты все сделал, как надо. У нас Коля с Витей ещё числятся в командировке?

Мюллер кивнул.

— Вот и пусть числятся до понедельника. Потом вызовешь ко мне их жен, я опишу, как самоотверженно они сражались за наши тайны, как героически погибли. Тела найдем. Хоронить будем в закрытых гробах.

Кононенко решительно покачал головой:

— Нельзя.

И выложил свои соображения.

Манохин выслушал, кивнул, задумался. Главных своих помощников он всегда слушал внимательно. Масштаб мышления у них, конечно, не тот, но круг проблем уже, а потому и обдумать они их могут глубже. Наконец сказал: