— Я пришел за тобой. Жди меня в этой башне, запри дверь изнутри и никого не пускай. Я найду тебя здесь и сам открою засов. Еще нужно разобраться с этими… — Он понимал — отступление сейчас невозможно. Летунги уже опомнились, их первые вооруженные отряды выстраивались в воздухе для атаки. Даже если его не собьют во время спуска, Элия наверняка не уцелеет.
Поэтому он не спешил. Едва за ней закрылась дверь наблюдательной башни, едва скрипнул засов, как на Романа обрушился новый град ударов. Теперь это были не только стрелы. Тяжелые лезвия секир, не пробивая шкуру, все же причиняли сильную боль. А если они догадаются, где его уязвимое место, и начнут бить его по глазам… Издав короткое яростное рычание, он прыгнул, они не могли предвидеть длины его прыжка. Его тело пронеслось в воздухе сквозь строй атакующих, их тела, как перья одной огромной птицы, кружась, стали падать на землю.
Одного урока оказалось достаточно. Теперь они держались на значительной высоте. Это его вполне устраивало, он вовсе не искал ненужного кровопролития. В несколько прыжков достиг центральной площади.
Летунги всей стаей следовали за ним, осыпая сверху стрелами. Настала пора расплаты: посреди площади он начал свой танец смерти — тот самый гипнотический танец, которым лишали воли свою добычу анаконды на далекой отсюда Земле…
Его шкура полыхала всеми цветами радуги. Узоры бежали по ней равномерными волнами, лишая врагов воли и желания бороться. Их движения замедлились, круги становились все ниже, и вот уже первый летунг приземлился у края площади, за ним еще и еще.
— Садитесь! — прорычал он громовым голосом. — Все садитесь на площадь. — И они посыпались сверху, как клочья тьмы, дрожа от ужаса и не решаясь приблизиться.
— Ближе! — крикнул Роман, и они шагнули все разом.
— Еще ближе!
Наконец на площади образовался их молчаливый, плотный круг, в центре которого он стоял. На земле они были совершенно беспомощны и, склонив головы, покорно ждали решения своей судьбы.
Все время он чувствовал какую-то двойственность, незавершенность, словно его ждало здесь еще одно не менее важное дело, не связанное с освобождением Элии. Теперь это чувство усилилось.
— Пусть вперед выйдет Каро! — Предводитель летунгов с волочащимися по земле крыльями и жалко опущенной головой уже не вызывал в нем прежнего гнева. Какое-то другое чувство, гораздо более сильное, руководило сейчас его поступками и словами. — Подойди ближе! — Каро молча повиновался. Вот он стоял перед ним, ничтожная летающая козявка, причинившая ему столько горя. Луч света и тепла тянулся от маленькой золотой искорки, блеснувшей в густой шерсти на шее Каро. Здесь находилось что-то очень нужное ему. Нечто такое, что было не менее важно, чем освобождение Элии и восстановление попранной справедливости.
— Сними талисман архов! — приказал его голос, словно Роман давно знал что именно нужно потребовать. Каро безропотно повиновался, будто ждал именно этого приказа. — Ты и твое племя нарушили законы мира. Вы разучились уважать жизнь и права других существ. Вам было мало безграничной власти над этой планетой, и ваша безудержная жадность все погубила. Отныне вы лишаетесь поддержки архов и их покровительства. Положи талисман на землю!
Каро выполнил и это. Роман переключил свой правый глаз на тот внутренний взгляд, который позволял ему рассмотреть при желании любую букашку в лесу. На золотой поверхности диска изогнулось изображение леврана. Так вот в чем дело! Он поднял талисман концом хвоста и долго раздумывал, что с ним делать дальше. В конце концов место для талисмана нашлось между кожаными складками его необъятного живота. Летунги все так же неподвижно, с закрытыми глазами, ждали его дальнейших распоряжений. Гипнотический транс еще продолжался.
— Повторяйте за мной! — приказал он. — Жизнь каждого живого существа и его право на счастье священны! Никто не смеет безнаказанно забывать об этом.
— Об этом! — эхом отозвалась площадь.
— А теперь спите. Спите до самого утра, а затем хорошенько подумайте над тем, что произошло с вами.
— Куда ты несешь меня, левран? Я устала. Я хочу есть и пить. Это только ты можешь обходиться без пищи, переносясь из мира в мир, туда, где нужно восстановить справедливость…
“Красиво, — подумал Роман. — И нечего возразить. Она все равно не поверит’ Каждый верит только в то, во что ему хочется верить. А вот есть действительно хочется и пора уже сделать придал. Никто нас теперь не догонит, до города россов остался один дневной переход”.
Он выбрал поляну с озером — не с тем, священным, у дуба, с самым обыкновенным озером.
Пока Элия собирала плоды и орехи, он попробовал жевать свою траву. Вкус ее показался ему отвратителен, тогда он сорвал с ближайшего дерева пару небольших плодов, задумчиво разжевал их сочную мякоть и удовлетворенно кивнул своей большой головой.
Этого ничтожного количества пищи оказалось достаточно, чтобы утолить его чудовищный голод. “Я все время меняюсь”, — думал Роман. Откуда-то посреди головы появился нелепый рог, наверно, он нужен для того, чтобы Элии удобнее было держаться, когда она сидела на его толстой шее.
Когти на лапах стали короче и теперь не мешали бегу.
К утру лес расступился, и вдали на холмах показался деревянный город россов. Приближалась пора расставания. Правда, знал об этом только он один. Так ничего и не сказал ей, не ответил ни слова на ее многочисленные вопросы, не выдал себя ничем.
Ни к чему ей знать его тайну, и цена, которую он заплатил за ее спасение, касается его одного.
— Скажи, левран, отчего ты молчишь? Отчего ты все время молчишь?! — не оставляла Элия своих попыток. — Открой мне мою судьбу! Ты ведь знаешь все и все можешь. Это правда?
“Правда, правда. Но помолчи. Не пугай тишину последних минут. Слушай лучше, как бьется мое сердце. Впрочем, разве ты услышишь его за толстыми складками кожи?” Не отвечая, он ей все-таки отвечал. Может, и она, не слыша, слышала хоть что-то? Вряд ли… Понимать несказанные речи могут лишь чудовища из древних легенд. Уши современных женщин заполнены иными звуками, и потому чаще всего они слышат лишь самих себя. Город между тем приблизился, их заметили, и отряд всадников вылетел из распахнувшихся ворот с развернутыми боевыми вымпелами, на которых извивалось длинное тело чудовища из древних легенд, того, что неслось им навстречу. Отряд смешался, казалось, вот-вот они в панике бросятся обратно к воротам города. Но этого не произошло. Что-то их удержало. Быть может, гордость или фигурка женщины, восседавшая на шее могучего животного.
Левран тоже остановился. От всадников его отделяло теперь расстояние в несколько десятков метров, и он уже не думал о них. И в самом деле настала пора прощания…
Элия легонько соскользнула с его плеч. Уходила не оборачиваясь, не попрощавшись, словно невидимая нить протянулась между ней и всадниками и вела, вела ее прочь от него… Но так продолжалось недолго. Вдруг, опомнившись, Элия повернулась, бросилась назад и, поднявшись на цыпочки, подтянувшись к его толстой, неуклюжей морде, покрыла ее поцелуями и прошептала:
— Выполни мое последнее желание! Верни моего жениха. Его нет среди встречавших, значит, нет и в городе. Найди его, где бы он ни был, и верни. Ты меня слышишь, левран?!
Он ее слышал и не знал, что ему делать — смеяться или плакать.
— Я попробую. Я все-таки попробую, — мрачно пообещал Роман и, вырвавшись из ее объятий, понесся к лесу.
ЧАСТЬ IV
Восстановление симметрии
Глава 1
На двадцатый день полета скорость угнанного маленького разведчика приблизилась наконец к третьей девятке. Их никто не преследовал. Можно было начинать оверсайд.
В тесной кабине оба беглеца порядком устали. Кжан снова и снова проверял на компьютере сделанные им предварительные курсовые расчеты. Во время оверсайда малейшая ошибка могла окончиться для них трагично. Топливные отсеки этого корабля вмещали плазменное горючее, которого хватало только на один разгон. Если расчеты окажутся неточными и они выйдут за пределы зоны аварийных радиобуев Федерации, им уже никто не поможет. Такие случаи бывали, и именно поэтому был принят закон, запрещающий полеты в пространстве кораблей, не снабженных запасом аварийного топлива, достаточным для повторного перехода. К сожалению, те, кто снаряжал этот корабль, не очень-то заботились о соблюдении правил навигации. ’
Кжан с сомнением оглядел курсовой автомат, постучал ногтем по магнитной карте с результатами своих расчетов и спросил:
— Ну что, будем вставлять?
— Ты сомневаешься в расчетах?
— Я сомневаюсь в этом корыте. Странно, что оно вообще летит.