Размышляя подобным образом, Маргарита снова вошла в комнату раненого. Гривин открыл глаза, и по выражению его лица она поняла, что он ее ждал. Она поправила сбившиеся простыни и присела на стул около кровати.
– Вероятно, теперь ты презираешь меня? Безусловно, я в твоих глазах выгляжу просто нелепо. Я смешон и отвратителен сам себе, – зло усмехнулся Дмитрий. Он ждал, что собеседница станет опровергать его слова, утешать и ободрять его, но вместо этого молодая женщина произнесла:
– Я только что говорила с твоей женой, она догадалась об истиной причине твоего несчастья. Ее проницательность просто поразительна!
– Да! Как и умение лицемерить!
– О чем ты?
– О том, что моя жена никогда никого не любила, кроме себя! Я могу приблизительно представить себе вашу беседу, ее яркий монолог о безумных страстях! Так вот это неправда! Я действительно был ей нужен, и не только сейчас, но и до нашей свадьбы. Именно нужен, как удобная в носке практичная вещь. Мною она прикрыла свой порочный внутренний мир, свои грешки юности! Я с самого начала подозревал нечто подобное! Но, несмотря ни на что, я пытался раздуть костер супружеских чувств. Увы! Поэтому мне так жаль нашей погубленной любви.
– Я ничего не понимаю из того, что ты говоришь! – ошарашенно пролепетала Марго. – Я хорошо знала Варю, мы почти всегда были вместе, я не замечала в ней склонности к пороку!
– Она хитра и осторожна. Даже ее отец не подозревал о существовании любовников у «юной благопристойной непорочной девушки».
– Но я бы знала!
– Вряд ли! Ты была чиста и наивна, и тебе нельзя было доверить подобных тайн, твой испуг и непонимание выдали бы ее с головой!
– Но как ты узнал? – спросила Марго и тотчас же покраснела, имея в виду, что брачной ночи как таковой между супругами не состоялось.
Дмитрий усмехнулся и пожал плечами.
– Я сам запутался, тебя запутал и сбил с толку. Прости меня, если можешь, я внес такую сумятицу в твою жизнь! Более я не намерен осложнять твое существование. Бог наказал меня, и поделом мне! Не мог понять, что важнее всего на свете!
И Дмитрий грустно посмотрел на собеседницу. Маргарита слушала и не слышала. Перед ней снова был тот Митя, которого она любила три года назад. Невыносимая тоска охватила ее сердце. Разум отказывался что-либо понимать. Не отдавая себе отчета, повинуясь скорее жалости, она наклонилась и поцеловала Гривина. Тот не ожидал такого порыва, и сначала губы его оставались безучастны. Но потом он вздрогнул, словно ток прошел по его телу, и сильно обнял Марго. В следующую минуту боль от раны с такой силой пронзила его, что он вскрикнул и отпрянул на подушки. Одновременно с этим звуком они оба услышали звук быстро удаляющихся шагов. Маргарита стремительно вскочила и выглянула в коридор. Он был пуст.
– Бог мой! Нас видели! – в ужасе пролепетала она. – А ведь Варвара просила меня проследить за тобой и узнать имя твоей пассии!
– Вот все секреты и раскроются сами собой! – почти равнодушно произнес Гривин.
Он явно измучился и болью, и разыгрываемой драмой.
Оставаться дальше стало невозможно, и Маргарита быстро ушла, терзаемая страхом. Кто это? Прислуга, доктор, муж? Случайность или нет?
Вечером за столом и в последующие дни она вглядывалась в лица, вслушивалась в голоса, пытаясь понять, известна ли кому-нибудь ее тайна. В какой-то момент ей показалось, что это мог быть и Литвиненко, который просто шел к своему пациенту и застал неожиданную сцену с поцелуем. Что тогда, передаст он мужу или нет?
Доктор производит впечатление человека, который знает нечто особенное. Но от него всегда такое впечатление. Его взгляд, направленный в сторону Марго, стал как будто еще больше затаенно-враждебным. Но со страху чего не померещится!
Последующие дни Гривин и Маргарита прожили под дамокловым мечом разоблачения, но ничего не произошло. Варвара, как казалось, поуспокоилась. Сам Гривин быстро поправлялся. Маргарита старалась не выходить из детской, а Платон Петрович занялся делами в мастерских. В последнее время после разговоров с Литвиненко о здоровье дочери он пришел к выводу, что ей надо прекратить затворничество в имении, вернуться в столицу и жить полноценной жизнью. Вдобавок Прозоров все больше склонялся к мысли о закрытии мастерских в Цветочном. Они стали приносить меньше дохода. Кроме того, требовались большие вложения капитала или перевод всего производства в столицу, под одну крышу галантерейной фабрики. Да и Дмитрию он давно обещал новое место. Теперь настало самое время принять эти решения.
Однажды за обедом горничная Настя принесла доктору телеграмму. Литвиненко открыл голубой конверт, прочел и в задумчивости обратился к хозяину дома:
– Платон Петрович, мне сообщают, что из Германии в Петербург прибывает очень известный специалист, медицинское светило. Будет недолго, но при определенных усилиях можно попытаться добиться консультации для Варвары Платоновны. Признаться, последнее время я пребываю в некотором тупике в поисках новых способов лечения и чрезвычайно надеюсь на эту возможность.
– Вряд ли немецкое светило может консультировать такие сложные случаи заочно, – заметил Платон Петрович.
– Безусловно, нам придется потрудиться и организовать переезд Варвары Платоновны как можно скорее.
Оба одновременно повернули головы в сторону Варвары. Та пожала плечами. Столько перепробовано разных способов, столько утраченных надежд!
– Но как же Дмитрий? – озабоченно произнесла Варя.
– Дмитрий Иванович уже через недельку будет вполне здоров и присоединится к нам, – пояснил Литвиненко. – И потом, я полагаю, Маргарита Павловна может присмотреть за ним на короткое время.
– Пожалуй, это выход, – согласился Прозоров, – что ты думаешь, Маргоша?
Маргарита внутренне сжалась. Она чувствовала, что это ловушка, обман, но чей? Прозоров вел себя совершенно естественно. Она успела изучить его и понимала, что хитрить и притворяться муж не умеет.
– На мне останется и ребенок, и дом, и раненый, не многовато? – нарочито сердито спросила она.
– Я ворочусь, как только услышу ответ профессора, надеюсь, что это будет скоро. И согласись, что упускать такую возможность для лечения моей дочери мы не можем. Ты справишься, с тобой остается почти вся прислуга.
Маргарита согласно кивнула, а в душе ее все кричало: «Не делай этого!»
Варвара разволновалась. Она отвыкла от переездов, от столичной жизни. Прозоров безоговорочно решил, что добровольному затворничеству Гривиных пришел конец. Все понимали, что, вероятно, перемена места и образа жизни изменит что-либо в натянутых отношениях супругов, замкнутых друг на друге. Сборы носили стремительный характер, и уже через два дня усадьба опустела. Маргарита чувствовала себя прескверно, ей чудилось, что Варю она больше не увидит. Перестало поскрипывать инвалидное кресло. Только теперь она поняла, что этот малоприятный звук составлял часть домашней атмосферы.