Через час я уже сидела у сестры и наблюдала за тем, как она под завывания соковыжималки режет брокколи, лук и картофель. Джульетта действительно заметно похудела. «Должно быть, все дело в соках», – с завистью подумала я. Может быть, когда я запатентую свой метод диеты «одной полки», я уговорю Джульетту дать мне свои старые фотографии, на которых у нее двойной подбородок, и новые. И она послужит в качестве наглядного примера эффективности моей диеты. Для очистки совести я попрошу Джульетту предварительно посидеть на ней с недельку.
– Мама считает, что ты страдаешь агорафобией, – сказала я, когда она выключила наконец соковыжималку и начала размешивать густую зеленую массу деревянной ложкой.
– Знаешь, я тоже много размышляю о нашей маме, – ответила Джульетта. – Она до сих пор погружена в свое прошлое. Ты никогда не задавалась вопросом, почему она никак не может расстаться с отцом?
– Но она же развелась с ним!
– Но она до сих пор злится на него и никак не может от этого избавиться. Она боится простить ему свои обиды, потому что ей надо подпитывать свою ярость и потому что, если она избавится от мыслей о нем… – сестра сделала эффектную паузу, как будто собиралась открыть мне страшную тайну, – то чем она заменит их?
– Еще одним художественным кружком? Джульетта с упреком посмотрела на меня.
– Я говорила Марлене, что ты никогда ни с чем не соглашаешься. Она объясняет это обидами, полученными в детстве.
– Какими обидами? Неонормальные родители – это да, но обиды…
– Убери книги со стола и взгляни на это, – сказала сестра и, взяв стоявший в углу рулон плотной бумаги, развернула его.
Я увидела нарисованные черной пастой, связанные между собой прямыми линиями круги, стрелки, надписи, наклеенные вырезки из газет и семейные фотографии.
– Это – генеалогическое древо эмоциональной травмы, – заметно волнуясь, сказала Джульетта. – Вот смотри, это наш отец. Он напрямую связан со своей матерью, которая имела обыкновение запираться в кладовке для метел, и кузеном, которому постоянно снились кошмары. А вот наша мать, эта линия связывает ее с чокнутой тетушкой Мод. Этот кружок обозначает Пэгги. Помнишь, отец говорил, что она нянчила его, когда он был ребенком? Мать рассказывала, что эта женщина страдала депрессией. А рядом наклеена моя детская фотография, здесь мне шесть лет. Ты помнишь мое второе имя?
– Маргарет.
– Точно! – с торжествующим видом воскликнула Джульетта.
Она не пила вино, которое я привезла с собой, потому что все еще принимала антидепрессанты, и потом – «Марлена сказала, что не надо скрываться от реальности и прибегать к средствам, изменяющим сознание». Джульетта с явным удовольствием потягивала отвратительную серо-зеленую густую массу из стакана, а я жевала хрустящий хлебец и время от времени прикладывалась к бутылке.
– Помнишь, как я рассказала отцу, что Сида арестовали за непристойные действия, – продолжала Джульетта.
Я засмеялась.
– Тогда отец сказал: «Постарайся не думать об этом, дорогая», а мама огрела его за это тазиком.
– А как она вела себя с полицейским! Помнишь, как она говорила: «Я ее мать. Ее отец очень напуган всем произошедшим, а я пришла сюда»?
Мы расхохотались.
– В ту ночь, когда я ушла от Сида, она ждала меня в саду с совком, пока я собирала вещи.
Не знаю, от кого она собиралась защищаться таким оружием. Сид ведь сидел в полицейском участке! Джульетта прыснула и подавилась соком.
– Она не задумываясь ударила бы Сида совком, – уверенно сказала я, гордясь в душе своей матерью. Вино согрело меня и привело в хорошее расположение духа. – Забавно, что она все время внушает нам, что унижена и раздавлена отцом, и расписывает его настоящим чудовищем. Она же его гораздо сильнее. А помнишь то Рождество накануне их развода? Он, как всегда, исчез с глаз долой и спрятался подальше, потому что уже собирались соседи, а она выволокла его из кладовки прямо у них на глазах с криком «Не бойся ответственности, Родни!».
Джульетта схватилась за живот от смеха, и на ее глазах выступили слезы.
– Он всегда всего боялся, – немного успокоившись, заметила она. – Помнишь, когда отец несколько дней проводил свет в гараж и отключил электричество, так что не работала охранная сигнализация, он заставлял нас по очереди дежурить, чтобы в доме всегда кто-нибудь был… – Джульетта снова начала задыхаться в приступе смеха.
– А мама… – продолжала я, истерически всхлипывая от душившего меня хохота, – он заставил ее…
– Да! – воскликнула Джульетта. – Да! Я отлично помню, как он заставил ее войти в дом в платье и шляпе, а выйти в брюках, чтобы наблюдавшие за домом грабители…
Она больше не могла говорить от смеха.
– …подумали, что в доме кто-то есть, – закончила я за нее и тоже расхохоталась.
– А мы должны были, выйдя на крыльцо, кричать ей в след: «До свидания, тетя!» – немного отдышавшись, продолжала Джульетта.
– Странно то, что мы с тобой выросли все-таки относительно нормальными людьми, – сказала я, вытирая слезы.
– А все-таки это из-за него я так боюсь, что в доме что-нибудь взорвется, – весело сказала Джульетта. – Если бы он не требовал, чтобы в доме полностью отключали электричество каждый раз, когда он вкручивает лампочку…
– …а если бы он не перекрывал воду всякий раз, когда мы все уходили из дома… – добавила я.
– Потому-то нам и понравились Сид и Мартин, – заметила Джульетта. – Нам нужен был человек, из-за которого можно было бы постоянно тревожиться.
– И оба они превзошли наши ожидания! – воскликнула я и от души расхохоталась. Я давно уже не смеялась так искренне и беззаботно. – Мартин – просто урод, а Сид – настоящий сумасшедший!
– Да уж, – согласилась Джульетта.
– Я обняла ее на прощанье.
– Давай снова встретимся на следующей неделе и поболтаем, – предложила я. – Я приготовлю макароны с соусом, мы посидим, и я расскажу тебе о поездке с Генри в Брайтон.
Джульетта улыбнулась. Наконец-то она снова была похожа на ту сестру, с которой мы когда-то любили смеяться, накрывшись с головой одним одеялом.
– Это было бы здорово, – сказала она и поцеловала меня.
Глава 17
Пятница. У меня осталось семь часов на то, чтобы найти вечернее платье.
В восемь утра я снова тщательно перерыла весь шкаф, но так и не обнаружила ничего более или менее подходящего. Оказывается, я сдала в благотворительную организацию не только лишнюю, но и всю свою самую любимую одежду. А принимавшая мешок с моими тряпками женщина только сухо сказала мне спасибо, вместо того чтобы упасть передо мной на колени и рассыпаться в благодарностях. У меня не было денег, чтобы купить новую одежду.