Читать интересную книгу Каждый сам себе дурак - Кирилл Туровский

Я заткнулся. Да и чего метать мысли и бисер? Один пес, яблочко от яблони недалеко падает.

Всю дорогу мы не разговаривали, но я видел, что она простила мне грубость за благополучный исход визита. Как и я, она приготовилась к нехорошему, а все прошло как нельзя лучше.

* * *

Другую особь не понять никогда. Даже если с ней живешь. Даже если с ней спишь. Даже когда у тебя уже сложился определенный круг прав и обязанностей.

А еще — наблюдать за недостатками. Если б любил, то и не замечал их вовсе. Иначе беда.

Каждое утро начиналось с воплей «Нашего радио» типа как пора вставать. Глядь в окно, там, как всегда, солнце странно бликает и тучи вечно тревожатся.

Облившись водой целиком, смочив щели и впадины в частности, Лали начинала свой нехитрый религиозный обряд. Она плюхалась за туалетный столик и накладывала на себя грим. Сначала я думал, что она готовится к поступлению в театральный вуз, затем, познакомившись с предками, что благодаря папаше она скрывается от меча правосудия и Фемиды. Но промахнулся, опять по дурке не вкурил. Она делала это абсолютно добровольно. Типа как косметика.

Сперва, набив баксятами карманята, она шлялась по дорогим бутикам в центре. И скупала все подряд: крохотные кисточки, цветные краски в упаковках, коробочки с алкогольной выдержкой. Только вместо одной децельной шелупони с резким запахом можно было купить штук десять «желтых»! Вот ведь дура.

По ее представлениям, все это должно было ее принарядить. Разукрасить, как елочную игрушку. Наверное, она это делала, чтобы мне понравиться, она вроде же меня как-то по-своему любила. Странно любила, по-своему.

Я с трудом узнавал ее, когда после сорокаминутной оргии с красками и коробочками она наконец выкатывалась из-за туалетного столика.

— Ну как я тебе?

— Восхитительно! — скалился я, притворно улыбаясь. На самом деле я с трудом узнавал ее. Настолько сильно она была перемазана в белом, красном и синем. Патриотка, наверное, под цвета российского флага красится. Чуть позже краски размазывались и стекали вместе с духами, которые она выливала на себя целыми ведрами. Зачем? Если от нее и пахло течкой, то не шибко. На щеках появлялся отчетливый алкогольный привкус. Если б я плотняком синячил, то можно было бы даже не бегать по утрам за пивом. Достаточно было просто облизать ее рожу. Она бы тогда таяла, принимала бы это за проявление чувств. Я даже был бы еще и в моральном выигрыше. Впрочем, иногда мне становилось плохо от этих ее внешних украшений. Лали списывала это на мое слабое здоровье, заботилась обо мне как могла. Еще мне становилось плохо только от одной мысли о плотном с ней столкновении. И я даже придумал что-то типа аутотренинга, пытаясь одновременно, упаси бог, не представить на ее месте другого какого «чужого».

Иногда пунктиры в голове и еще кое-что другое в иных местах вырабатывали у Лали незамысловатую реакцию. В плане реакции на рекламу туалетной бумаги. Она плюхалась на белый троник в самой маленькой комнатке и из нее начинали вываливаться дымящиеся комья. На интересняках я тоже рассматривал, что у нее, оказывается, внутри. Понятно, опять же если любишь, то многого и не замечаешь. А так… Почти то же самое, как она жрет, только потаинственнее.

Ясно, нужно, если у кого получается, любить в «чужой» особи все: печень, почки, легкие, селезенку и желудок. Вот говорят, сердце, сердце. А я думаю, что у человека нет сердца. Так… Может, там вообще только одни кишки и гниль какая.

По крайней мере так было б честнее.

А еще там кровь, пот, моча, кал, сперма, ушная сера, слезы, гной, желчь, желудочный сок, слизь, мокрота, слюна, перхоть, сукровица, молоко, молочница, смегма, менструальные выделения, влагалищные секреции, ликвор и суставная жидкость. С таким впечатляющим комплектом любить тяжеловато.

Царь природы, царь природы, болтают. А по сути, совершенно бестолковая биоструктура нелепая.

Как я и ожидал, предпосылки закончились. Началась конкретная развязка нашего трогательного и милого сотрудничества. По сути, ведь это было сотрудничество. Ведь мы друг другу продираться сквозь жизненный трип хэлп отталкивали, верно?

Глубокой ночью возвращаюсь из «Тэксмэна», ночника со стрипаком по четвергам. Мазовый такой был клубешничек в свое время, потом, конечно, деградировал. Насмотрелся на юных особей и возвращаюсь, напичканный словами и музыкой.

Ладно, приваливаю на хату к Лали.

А она там неожиданно пьяная такая, жизнерадостная. Свечи горят, поляна на двоих выставлена, все дела. Ну, я не дурак, ясный пень, допетрил, что приключилось и что за праздник типа. Наверное, ее папашка скрысятничал из бюджета какую-то небывало крупную сумму баксяток, и мы теперь праздновать будем с Лали. Такой холидэй мне по мазе! Дело верняковое.

Лали усадила меня напротив себя и торжественно заявила, мол, надо серьезно поговорить. Наверняка, как денежку уведенную делить. Ведь папаше-то я с недавних пор заимпонировал, наверняка хочет папаша этот самый с навара и меня зеленцой на кармане порадовать. Тогда мне адресок его кореша, который на Сейшелы сруливает уже не в тему.

Что ж, я весь внимание.

— Северин, я решила отложить личинку, — призналась Лали и выжидательно смотрит на меня в плане реакции.

И чего смотрит? Дело житейское, так часто бывает, когда что грязное с рынка сожрешь. Где же радостное-то? Где расчудесный холидей и богатство?

— Одну? Откуда знаешь, что одну? — спросил я.

— Конечно, точно не знаю. Но чаще всего бывает одна.

— Да нет, кстати, заблуждаешься. Глисты же эти там внутри плодятся же, как кролики. Ну ты даешь… Впрочем, не беспокойся, сейчас же такие ультрасовременные лекарства продаются, что выпиваешь — и все! Глисты сами сразу вываливаются, жизненку свою спасти пытаются. И если, как говоришь, одна она там, глиста эта самая, надо скорей ее мочить по полной, а то расплодится еще, размножится. Не верь, сама по себе она не отложится. У меня у друга, у Латина были, так…

— Я про ребенка! — заорала она, выскочила из-за стола и начала плакать.

— Что? — ошарашился я в свою очередь. Поступок, на который она отважилась, был отнюдь не разумным. Вот верь после этого особям. Относился я к ней как нельзя лучше, относился, а она теперь первая разборки и выходки начала.

Ей-то, понятно, порево жизненное и инстинкт животный, а мне — сплошные геморры и экзистенциальный трагедняк.

Я принюхался. Действительно, знакомого мне запаха менструации не чувствуется давненько. Обычно я моментом унюхивал ее течку. От нее пахло месячными так, как будто они просачивались прямо сквозь поры кожи. А может, так оно и было? Лали, кстати, тоже не очень обычно нравилось, что из нее что-то вытекает, поэтому затыкала себя чем могла.

Когда мы каждый по-своему пришли в себя, Лали стала, запинаясь рассказывать, как это было бы здорово — отложить личинку и растить ее навстречу солнцу и счастью. И какими тогда крутейными материальными благами осыплет меня ее папаша, если я подпишусь на гомункула. Стала врать, что даже я сыграл там какую-то важную роль в ее выходке. Про железные обручи стала говорить, чтоб на пальцы их нанизать под мьюзик и респект, экшн какой-то пройти в доме с желтыми крышками и реями, как у древних кораблей. И даже осмелилась еще за будущих личинок спич разбодяжить. Типа чем больше, тем лучше. Но я-то секу, что это «чужие», секу, что это свифтовские еху. Уж меня не наколешь!

— Ребенок? — сказал я вполне серьезно. — Да я откручу ему башку собственными руками! Сколько же тебе проплатил папаша, чтоб ты меня так задумала околпачить? Даже не надейся, что справишься с ним в одиночку! Завтра же поедем мочить «чужого», пока он не вырос. А вдруг он там уже команду сколачивает?

От ужаса у меня в башке снова шторканулись пунктиры.

Лали же рыдала почем свет зря. Что, ей уже было мало, что ли, моей персоналии? Со всеми моими прогонами и бредятиной? Теперь ей, видите ли, захотелось маленький крохотный комочек. Но уж наверняка с ним миллион заморочек, с комочком-то. Он из Лали вылезет, и тогда крышка мне. Интересно, когда и как он начнет выкарабкиваться? Я, кажется, в кино видел, как он вылезает. Так и называется — «Чужой». Там с ним справиться все никак не могли, и потом сиквел почехлил — «Чужие».

С перепугу я присмотрелся к Лали, и мне показалось, что он уже лезет. Лезет! Я быстро огляделся и стал присматривать что-нибудь типа оружия, чтоб если не расправиться с «чужим», то хотя бы загнать его обратно в логово. Скомандовал себе быть начеку, а вслух как можно спокойней промолвил:

— Надо все сделать по закону.

— Да? — всхлипнула она, перестав плакать.

— Конечно. А ты как хотела? Я вот в метро рекламу видел: «Аборт — узаконенное детоубийство». Плакат такой. И главное, заметь — узаконенное. Понимаешь? Есть еще хорошие законы. Так что с утреца поедем к специалистам. Уж они-то «чужому» покажут, где раки зимуют. Уж там-то знают…