Уставившись на бурные воды, Марко вспоминал рассказ своего деда, переданный тому его дедом, — историю о последствиях одного проступка слуги дожа Марчелло, когда однажды летом вопреки всем известным наукам и традициям, разуму и логике этот дурень допустил, чтобы растение, именуемое «громовым чертополохом», лишилось подпорок на краю крыши Герцогского дворца. Как небо почти тотчас потемнело, как оглушительно загрохотал гром и как хлынули потоки неистового ливня. Беременные женщины, кобылы и овцы все разом выкинули. Повсюду вдруг скисло все молоко, а сыры примыкающей к Венеции Терра-Фирмы весь тот сезон выходили порченые.
Те, кто опрометчиво поспешил вставить в свои окна новомодные застекленные рамы (а стекло, искусством дутья которого особо славилась Венеция, надо заметить, прежде использовалось лишь для сосудов, да и то людьми богатыми, не удовлетворявшимися посудой глиняной), — так вот, эти модники уже после первого удара грома могли собирать осколки. С третьим раскатом пузыри на концах стеклодувных трубок лопнули в мелкую пыль. С четвертым все стеклодувы оказались на коленях, распевая «Dies Irae… dies ilia… teste David cum Sibylla», в полной уверенности, что тот самый день гнева наконец пришел.
Новое вино в кадках, трубках и бочонках, вспенившись, хлынуло прочь. То же, что осталось, скисло и прогоркло, — даже рабы из Арсенала пить его отказывались, угрожая скорее мятежом. Вконец разбушевавшаяся Адриатика разнесла все дамбы вдоль Лидо. Бросаясь на берег будто табун взбесившихся коней, море грохотало подобно целой армии, ведущей ожесточенную битву, — и затопило все суда во всех бухтах.
К счастью, проступок негодного раба не остался незамеченным и его приволокли к ногам дожа. А тот, не рискуя тратить время на созыв сената, приказал тотчас казнить болвана. Труп подняли на тот самый край крыши, где слуга еще недавно сидел, болтая ногами и сшибая — вот глупец! — побеги громового цветка.
И оставили сидеть в том же положении — но уже с отрубленной головой на окровавленных коленях.
Гром еще поворчал, но постепенно стих. И тут по всей Венеции и даже по Терра-Фирме до самого острова Азолы все мало-мальски здравомыслящие матери вытащили своих детей из-под перин, где те в страхе прятались. И заставили каждого ребенка проглотить хотя бы три драхмы прославленного венецианского бальзама, помогающего решительно от всего, кроме «черной смерти», и содержащего 365 ингредиентов, включая плоть ядовитых гадов.
Но мало того. Мощь и размах незваной грозовой бури оказались таковы, что несколько купцов сбились в своих подсчетах. Сбились! Допустили ошибки в подсчетах! И это венецианские купцы, которые, как известно, никогда голову не теряли! Даже когда татары с помощью катапульт забрасывали распухшие трупы в их зарубежные фактории!
Долго же оправлялась венецианская торговля от этого несчастья! Агат и сердолик, индийский миткаль и мальвовые ткани, а также обе разновидности нарда — все упало в цене на малую долю дуката. И еще многие месяцы даже самые богатые едва могли предложить на рынок длинный (иначе — желтый) перец, белладонниум и ликиум, мальчиков-певчих, кабульскую медь, шелковый газ (как выпряденный, так и нераспутанный), а также свинец для чеканки фальшивых монет.
И все — из-за простого пренебрежения к законам мира растений. А разве старый отец Павел не вдалбливал в Марко мудрые слова Плиния Старшего? «Дикая местность суть одна громадная аптека». И что, если бы Марко не попросил своего опрометчивого дядю Маффео остеречься и не оскорблять более мощный банан, на котором они расселись?..
— Ну что, чужеземные трюкачи? Может, знаете пару-другую фокусов, чтобы отсюда спастись? — Воспоминания Марко внезапно прервал назойливый голос с верхних ветвей дерева.
Сфинкс взглянул наверх, помахал своим львиным хвостом — и нахмурился.
— Кто это там, сфинкс? — спросил Марко.
— Ваш старый неприятель. Царь обезьян, что охраняет пещеру феи Облачного Танца.
— Далеко же его оттуда занесло. Ведь может статься, лукавая госпожа наконец обратится к нему после стольких столетий — а он не услышит ее бессмертных слов.
— Для Великого Мудреца из Пещеры водного занавеса расстояние ничего не значит! По остроте мой слух не уступает моему разуму! — затараторила белая короткохвостая обезьяна, ловко перепрыгивая по упругим ветвям поближе к измученным путникам.
— Что же привело тебя к нам в это затопленное болото? — поинтересовался Марко.
— Меня привел долг. Переродившись, госпожа приобрела кроткий облик и теперь очень одинока. Облачная плясунья желает, чтобы сфинкс вернулся в ее пещеру, — она скучает по его пустой, но забавной болтовне.
— Вот еще! — возмутился сфинкс, не переставая вылизывать свою золотистую шерстку. — Я никогда не болтаю. Тем более — впустую. И возвращаться в эту мерзкую пещеру у меня нет ни малейшего желания.
— Перерожденная госпожа стала кротка и ласкова как бабочка. Или ты предпочитаешь сидеть с жалкими смертными на этой подмоченной деревяшке? фыркнула обезьяна.
— Никакие мы не жалкие смертные, — прорычал рыцарь Хэ Янь, угрожающе покачивая алебардой.
— …и не подмоченные деревяшки… — тихо прошелестел банан.
— Марон! Подумаешь, госпожа! — проворчал дядя Маффео.
А Марко подумалось, что все это как сцена из катайской оперы. Все выделывают пируэты и дуют в трубы, а главный волшебник тем временем важно расхаживает туда-сюда, делая пробные взмахи боевым топором. Но ведь сейчас они не в опере.
— Послушайте-ка вы все! — закричал Царь обезьян. — Да вы хоть понимаете, кто я такой? Известно ли вам, что сам Нефритовый император зовет меня «равным небу»? Знаете ли вы, что я способен одолеть и перехитрить самых могучих и смекалистых демонов, духов звезд и гигантских многоглавых людоедов?
— И все же забрать маленького сфинкса против его воли ты не можешь, заметил Марко.
— Знаете, знаете, кто я такой? — продолжала бахвалиться обезьяна, от возбуждения переходя на визг. — Знаете? На небесных Персиковом и Коричном пирах я сижу рядом с Нефритовым императором лицом к двери! Мне ведомы Внутренние и Внешние превращения! Сила моя такова, что я запросто могу доставить в пещеру госпожи всю вашу компанию! А там госпожа высосала бы вас, как паук мотыльков, — не подвергнись она перерождению в кротком облике!
— Ну, жалких смертных ты, может, и доставишь, — пожав плечами, отозвался Марко, — но я сильно сомневаюсь, что ты способен захватить с ними и их коней.
— Никто не смеет сомневаться в силе Великого Мудреца, равного небу, из Пещеры водного занавеса! — вскричал Царь обезьян. Красные глазки его запылали гневом и неистовством. Вдохнув в себя ветер, он вдруг сделался невообразимо огромен и многорук. Бесчисленные эти руки тотчас подхватили сфинкса, людей, коней — и потащили их в небо. Наконец, оседлав грозовое облако, Царь обезьян вместе со своей ношей полетел прочь от затопленного болота.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});