— Я бы сказал, что он сумасшедший!
— Точно так же и в боксе. Вам нечего и думать о том, чтобы состязаться с Томом Пауэллом.
— Так неужели дерзкий вызов останется без ответа? — с огорчением спросил Лоран.
— Нет, мы сейчас идем на сходку в ресторан Колле, где и будет обсуждаться этот вопрос.
В назначенный час наши друзья явились на сходку. В ресторане уже собралось человек до пятисот французов. Виллиго не был с друзьями, потому что он ушел куда-то и еще не возвращался.
На собрании канадец был на голову выше всех; его рост и сложение сейчас же обратили на себя всеобщее внимание и вызвали рокот восторга. В головах всех присутствующих невольно мелькнула мысль, что ему следует быть представителем Франции.
Председателем сходки был выбран банкир Морис Голлар, который открыл совещание предложением немедленно решить вопрос: принимать или не принимать вызов? Присутствующие единогласно ответили на него утвердительно. Тогда Голлар обратился к собранию с предостережением:
— Господа, Том Пауэлл противник серьезный. При выборе бойца, отстаивающего честь Франции, следует быть крайне осмотрительными и не спешить, а хорошенько взвесить физические качества кандидата.
Эта краткая речь была встречена рукоплесканиями. Она предостерегала тех людей, которые заявили бы себя кандидатами только из жадности к деньгам, так как была уже открыта подписка в пользу того, кто выступит соперником английского силача, независимо от того, победит он или нет.
Однако последний был так страшен, что вызвалось только пять человек, желающих с ним помериться силами. Будь эта дуэль на холодном или огнестрельном оружии, их наверняка вызвалось бы больше сотни, но бокс — искусство сугубо английское, в котором французы далеко не мастера.
Когда желающие начали понемногу выходить из толпы, глаза всех устремились на канадца. Собрание, видимо, желало узнать, какое решение он примет. Дик обменялся несколькими словами с графом Лорагю. Все с тревогой ожидали результата. Но вот канадец тихо и скромно, без малейшего хвастовства, направился к эстраде. Громкое «ура» и оглушительные аплодисменты пронеслись по обширному залу ресторана; прошло несколько минут, прежде чем президенту удалось успокоить собрание.
При виде таких дружных оваций остальные кандидаты проворно спрыгнули с эстрады и, желая показать, что они охотно уступают место Дику, тоже принялись кричать «ура» и аплодировать. То был для Дика настоящий триумф. Когда наконец водворилась тишина, президент взволнованным голосом объявил Дика Лефошера бойцом, выступающим от имени Франции.
Дик поблагодарил соотечественников за единогласный выбор и тут же объявил, что всю подписную сумму он жертвует в пользу французской больницы, которую собиралось построить местное благотворительное общество. Такое бескорыстие окончательно растрогало присутствующих, и они немедленно открыли подписку для поднесения своему защитнику золотого кубка на память об этом дне.
V
Борьба. — Таинственное предостережение. — Функаль и сыщик Люс. — Слишком поздно! — Победа чемпиона Франции. — Вечер в клубе. — Еще одно предостережение. — Могила Оливье.МЕЖДУ ТЕМ ПРАЗДНИК ШЕЛ СВОИМ ЧЕРЕДОМ. Смотр уже кончился, мельбурнские власти завтракали на борту броненосца «Виктория», где среди прочих находились генерал-губернатор, адмирал и все офицеры.
За десертом пришло известие, что какой-то француз принял вызов Тома Пауэлла. Головы пирующих были уже разгорячены вином, и известие было принято с шутками в британском, несколько грубоватом вкусе.
После завтрака все отправились на берег, где назначено было состязание. Подле арены, огражденной железными цепями, были устроены трибуны для почетных зрителей. Толпа теснилась кругом. Перед трибунами стояли боксеры со своими секундантами; обязанность последних состояла в том, чтобы следить за правильностью ударов и вообще разрешать все могущие возникнуть вопросы о порядке боя.
Судья поединка не имел права объявлять кого-либо победителем; он должен был ограничиться только констатацией фактов, причем было условлено, что бой должен считаться законченным, если кто-нибудь из противников запросит пощады или пролежит на земле более пяти минут.
Секундантами Дика были Лоран и Оливье. Сначала граф нисколько не беспокоился за Дика и был полон радостных надежд на его торжество. Но при выходе из гостиницы какой-то нищий сунул ему в руку записку и сейчас же скрылся в толпе. В записке значилось:
Сегодня ночью лазутчик Невидимых заплатил Тому Пауэллу 250 000 франков за убийство Дика Лефошера
Оливье немедленно сообщил другу содержание записки, говоря:
— Видите, они переменили фронт борьбы и принялись за вас, чтобы легче было справиться со мной.
— Мистер Пауэлл продал шкуру еще не убитого медведя, — просто заметил Дик. — Невидимые очень хорошо попались со своими деньгами.
— Это, должно быть, господин де Функаль сообщает, — продолжал Оливье. — Только теперь, пожалуй, уже поздно.
— Напротив, теперь самая пора, — возразил Дик. — Я приму свои меры…
В глазах канадца блеснул недобрый огонек, но сейчас же потух, и он продолжал совершенно спокойно:
— Ваш отец сделал превосходную находку. Господин де Функаль неоценим.
Но уверенность Дика не сообщилась графу. У него защемило сердце, когда затрубили к началу боя и приступили к обычным предварительным формальностям.
Прежде всего судья поединка представил всех четырех бойцов генерал-губернатору и лорд-мэру. Глядя на могучие формы Тома Пауэлла, англичане пришли в восторг и потребовали, чтобы музыка проиграла «Правь, Британия» в честь героя дня.
На противоположной стороне царила глубокая тишина. Когда замолк последний звук оркестра, канадец, в свою очередь, выступил вперед, чтобы представиться властям. До сих пор он держался скромно, в стороне, и на него не обращали внимания, но когда он выдвинулся вперед, шум среди англичан утих, и они поняли, что бой готовится не шуточный.
Впечатление усиливалось еще вследствие глубокой тишины в лагере французов и американцев, которая составляла резкий контраст с шумным восторгом англичан. Даже Том Пауэлл притих и сменил свою хвастливо-вызывающую позу. Быть может, первый раз в жизни он почувствовал страх перед грозным противником.
Затем приступили к метанию жребия, который должен был определить, в каком порядке бойцам выходить на состязание. Том Пауэлл тревожно следил за этой формальностью. Он чувствовал, что если выходить первым достанется Джону Тайлеру, то после борьбы с этим сильным противником ему, Пауэллу, будет мат, потому что с канадцем он уже не сладит вследствие сильного утомления. Английский силач стал даже раскаиваться в своем хвастовстве, побудившим его вызвать на бой представителей всех национальностей одновременно.