Он пустился бежать, упал и разорвал тонкую ткань брюк, бросился вперед и упал снова, изранив руки об острые камни и колючие кусты. Но все равно продолжал пробираться дальше, пока неожиданно барабаны и дудки не зазвучали со всех сторон. Пронзительная песнь заманила его в ловушку, словно в веревочную петлю, и он кружился и кружился, не способный высвободиться, и, открыв глаза, сквозь лесную чащу увидел свет пылающих факелов.
Они не знали о его присутствии. Не уловили его запаха, не услышали его движений. Возможно, ветер, бывший на его стороне, помог ему и теперь. Он держался за стволы двух низких сосен, как за прутья тюремной решетки, и глядел вниз, на небольшое темное пространство, где они играли и танцевали в маленьком нелепом кружке. Как неуклюжи были их движения! Какими жуткими казались они ему!
Барабаны и дудки создавали ужасающий шум. Он не мог двигаться, а мог только наблюдать, как они прыгают и кружатся, отступают назад и возвращаются обратно. Одно маленькое создание с длинными, лохматыми седыми волосами продвинулось в круг и, вскинув вверх крошечные уродливые ручки, вскрикнуло, перекрывая завывания музыки, на древнем языке:
– О боги, смилуйтесь над своими заблудшими детьми.
«Смотри, – сказал он себе, хотя громкая музыка не позволяла ему четко произнести эти слова даже мысленно. – Смотри, не позволь себе подчиниться этой песне. Видишь, в какие рубища они одеты, видишь патронташи у них на ремнях? Видишь пистолеты в их руках? Обрати внимание, только взгляни, как быстро они выхватывают оружие для стрельбы и крошечные вспышки пламени вылетают из стволов! Выстрелы звучат в ночи!»
Факелы почти угасали на ветру, затем вспыхивали с новой силой, словно распускались какие-то жуткие цветы.
Он чуял запах горящей плоти, но его не было на самом деле – это были только воспоминания. Он слышал вопли.
– Проклинаю тебя, Эшлер!
И гимны, о да, гимны и псалмы на новом языке, на латинском языке, и эта вонь от истребляемой плоти!
Резкий громкий крик прорвался сквозь шум… Музыка прекратилась. Лишь один барабан, возможно, два пробили пару унылых ударов.
Он осознал, что это был его крик, и они услышали его. «Бежать? Но почему бежать? Для чего? Куда? Тебе незачем бежать дальше. Ты больше не принадлежишь этому месту! Никто не сможет тебя задержать здесь».
Он наблюдал в холодном молчании, его сердце стучало, пока маленький кружок людей собирался вместе. Толпа медленно двинулась к нему.
– Талтос! – вскричал грубый голос.
Они уловили его запах! Группа рассыпалась с дикими воплями, затем снова слилась в одно целое.
Они придвигались все ближе и ближе.
Теперь он мог отчетливо разглядеть лица, обращенные вверх, пока люди окружали его, высоко поднимая факелы. Пламя плясало на лицах, создавало жуткие тени у них под глазами, на маленьких щечках и на месте ртов. И этот запах… Запах горящей плоти… Он исходил от факелов!
– Боже, что вы делаете? – прошипел он, сжимая руки в кулаки. – Уж не окунаете ли их в жир некрещеного младенца?
Раздался взрыв дикого смеха, за ним другой, и наконец на него обрушилась целая стена шума, окружившая и поглотившая его. Он только успевал поворачиваться – снова и снова.
– Неописуемо, – прошипел Эш.
Он так рассердился, что уже не заботился ни о собственном достоинстве, ни о том, что гримаса гнева исказила его лицо.
– Талтос, – произнес один из них, подошедший поближе. – Талтос.
Он смотрел на них, стараясь разглядеть получше, готовясь отразить любые удары, нападать в ответ, бросать их в воздух и расшвыривать налево и направо, если понадобится.
– Это я, Эйкен Драмм, – крикнул он, узнавая старика, седая борода которого свисала до земли, словно грязный мох. – Робин и Рогарт, я узнал вас!
– Это ты, Эшлер!
– Да! А вы Файн и Юргарт. Я узнаю тебя, Раннох!
Он только теперь осознал, что среди них вообще не было женщин, ни одной не осталось! Все лица были мужскими, теми, которые он знал всегда, но среди них не было ведьм, вопиющих с воздетыми вверх руками. Среди них не было женщин!
Он стал смеяться. Неужели это правда? Да, это так! Он прошел вперед и навис над ними, понуждая их отпрянуть назад. Юргарт размахивал факелом возле него – то ли чтобы обжечь, то ли чтобы лучше осветить.
– А-а-ах, Юргарт! – выкрикнул он и протянул руку, не обращая внимания на пламя, будто пытаясь схватить человечка за шею и поднять его в воздух.
С гортанными криками они рассеялись в темноте. Мужчины, одни мужчины, и то их не больше четырнадцати – в лучшем случае. Одни мужчины! Ох, какого черта Сэмюэль не сказал ему об этом?
Он медленно опустился на колени. Он хохотал. Даже позволил себе откинуться на землю, на лесной ковер, чтобы посмотреть прямо сквозь кружево сосновых ветвей на сверкающую звездную россыпь за барашками облаков и на луну, спокойно плывущую на север.
Но ему следовало знать. Он должен был вычислить. Он мог бы это предположить, когда был здесь последний раз. Женщины были старые и больные, они швыряли в него камнями и бросались к нему, чтобы прокричать проклятия ему в уши. Он чуял запах смерти вокруг себя. Он уже чуял ее, но это не был кровавый запах женщин – это был сухой, кислый запах мужчин. Он перевернулся и уткнулся лицом в землю. Его глаза снова закрылись. Он слышал, как маленькие люди суетливо бегают вокруг.
– Где Сэмюэль? – спросил кто-то из них.
– Скажи Сэмюэлю, пусть возвращается!
– Почему ты здесь? Ты освободился от проклятия?
– Не смейте говорить со мной о проклятии! – выкрикнул он и сел. Чары были разрушены. – Не смейте со мной разговаривать, вы, мразь!
На этот раз ему удалось схватить, но не маленького человечка, а пылающий факел. Он поднес его к лицу и почуял несомненный запах горящего человечьего жира. С отвращением он отбросил факел от себя.
– Будь проклята в аду, окаянная чума! – завопил он. Один из них ущипнул его за ногу. Камень порезал щеку, но не глубоко. В него швыряли палки.
– Где Сэмюэль?
– Это Сэмюэль послал тебя к нам?
И тут громкое фырканье Эйкена Драмма заставило всех притихнуть.
– У нас был вкусный цыган на ужин, о да, но Сэмюэль забрал его к Эшлеру!
– Где наш цыган? – вскричал Юргарт.
Смех. Издевательские крики и возгласы, ухмылки и проклятия.
– Пусть дьявол унесет тебя домой по кускам! – вскричал Юргарт.
Барабаны зазвучали снова. А из дудок вырывались дикие звуки.
– А вы, все вы, попадете в ад! – кричал Эш. – Почему бы мне не отправить вас туда сейчас же?
Он повернулся и помчался снова, не представляя сначала, в каком направлении. Но подъем оказался равномерным, и это обстоятельство послужило наилучшим проводником. Слыша хруст под ногами, треск в кустах и слыша свист ветра в ушах, он понял, что спасся и от жутких барабанов, и от несносных дудок, и от издевательств.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});