Экий дурак, подумал Баралис, услышав взволнованный ропот толпы. Нашел время и место, чтобы сообщить герцогу о смерти старого короля.
Герцог заметно побледнел. Не было во дворе ни единого человека, которому не бросилось бы это в глаза. Баралис хорошо знал герцога: он был не из тех, кто показывает свои чувства на людях, и его бледность была красноречивее самой лютой ярости. Убить бы Мейбора за это!
Новость разойдется по городу, прежде чем двор сядет за пир в честь прибытия гостей. Кайлок теперь король, будут говорить люди, и герцог был потрясен, услышав это!
Баралис двинул свою лошадь вперед, и все взоры обратились к нему. Мейбор взглянул на него с отвращением - хоть бы на людях сдержался. Герцог приветствовал Баралиса легким наклоном головы и произнес холодно:
- Лорд Баралис, не скажете ли, когда умер король Лескет?
Баралис посмотрел в пристальные ястребиные глаза.
- Король мирно скончался во сне через две недели после нашего отъезда из Харвелла, ваша светлость. Эту весть нам доставил гонец.
- Его величество поручил мне уведомить вас о том, что он по-прежнему всей душой желает этого союза, - встрял Мейбор, полный решимости не оставаться в стороне.
Бренский Ястреб, как называли его враги, пропустил реплику Мейбора мимо ушей. Подняв руку в перчатке, он развернул коня и поехал обратно ко дворцу. Свита последовала за ним во внутренний двор, увлекая за собой Баралиса и Мейбора.
Герцогу не понравилось, что ему сообщили о смерти Лескета в присутствии дворцовой челяди. Это надо было сделать совсем по-другому. Новость следовало сообщить ему наедине, а там пусть бы он сам решал, когда и как сказать об этом своему народу.
Баралис потер ноющие руки. Быть может, из глупости Мейбора еще удастся извлечь какую-то пользу. Герцог горд и не станет относиться благосклонно к тому, кто выставил его дураком. Баралис отыскал глазами герцога - тот спешился и отдавал распоряжения своему конюшему. Закончив говорить, он ушел в маленькую боковую дверь. Баралис слез с лошади и последовал за ним.
Это была старая часть дворца - сырой камень выдавал ее возраст. Много веков назад здесь была крепость, потом - замок, а еще позже мощная цитадель. Баралис восхищался мастерством строителей, столь искусно скрывших правду. Теперь здание выглядело как прекрасный дворец, хотя укреплено было так, что могло выдержать любую осаду.
Весь город был опоясан стенами. Эти кольца, словно на дереве, отмечали возраст - каждый последующий герцог усовершенствовал укрепления тысячью мелких, не бросающихся в глаза способов. Глуп будет тот полководец, который недооценит оборону города Брена.
Баралис потрогал каменную стену, почти лаская ее.
- Мне кажется, это жест собственника, лорд Баралис, - холодно и без улыбки произнес герцог.
- Нет, - ответил Баралис, оборачиваясь к нему, - это всего лишь знак восхищения.
- Выходит, я должен чувствовать себя польщенным и ничего не опасаться?
Слишком уж он скор. Баралис искал способ увести разговор от столь опасного и нелегкого предмета.
- Я пришел, чтобы принести извинения за несдержанность лорда Мейбора.
- Извинения мне ни к чему, лорд Баралис. Кайлок уже предпринял какие-то действия против Халькуса?
Ястреб смотрел прямо в корень. Он уже прикидывал, как отразится воцарение Кайлока на его северных соседях. Баралис порадовался, что они здесь одни: некому изобличить его ложь.
- Мелкие стычки на границе Кайлока не интересуют. Все его внимание обращено на придворные дела.
- Город Брен полагал, что получит принца, - не уступал герцог.
- Вы не могли рассчитывать, что он надолго сохранит этот титул. Ни для кого не было секретом, что Лескет прикован к постели.
- Я рассчитывал, что Кайлок останется принцем до заключения брака. Герцог шагнул вперед, выйдя на свет. - Будем откровенны, лорд Баралис. Север и без того уже обеспокоен этим союзом. Кайлок, вступивший на престол, - дурная новость. Кайлок, выигрывающий сражения, - угроза.
- Раньше я не замечал за вами миротворческих склонностей.
- Политика Брена - мое дело, не ваше.
- Даже если она оказывает влияние на весь юго-восток? - Баралиса не так-то легко было смутить. - Тирену посчастливилось обрести союзника в Брене - других друзей у него, как это ни прискорбно, нет.
- Рыцари подвергаются гонениям. Брен предлагает им тихую гавань.
- С каких это пор, ваша светлость, под тихой гаванью понимается участие в войнах, которые ведет Брен?
Впалые щеки и тонкие губы герцога будто окаменели - в этом лице не было ни капли жира, только мышцы.
- Тирен волен поступать как хочет. Никто не принуждает его помогать мне.
- Какая выгодная дружба! Вы следите за тем, чтобы никто не мешал их торговле, а они оказывают вам военную и финансовую помощь. - Герцог хотел ответить, но Баралис жестом остановил его. - Не надо говорить мне, ваша светлость, что Север волнуется, - вы прекрасно знаете, что Север опасается Брена, а не Королевств.
Рука герцога сжала рукоять меча, и драгоценные камни сверкнули между пальцами.
- Лорд Баралис, советую вам хорошо запомнить то, что я сейчас скажу. Не дерзайте бросать мне вызов. Возможно, в Харвелле вы и пользуетесь властью, но в Брене всем распоряжаюсь я. И я говорю вам: этот брак состоится лишь в том случае, если я сочту это нужным. И ни один захудалый лорд пребывающего в застое двора не будет руководить мною. - Герцог повернулся на каблуках и ушел, оставив за собой последнее слово.
Тавалиск вертел в руках свою флейту, слишком слабый, чтобы дуть в нее. Четыре дня воздержания от пищи чуть было не доконали его. Голод сделал его злым, и весь день он придумывал способы казни своих лекарей, новые пытки для содержащихся в темницах рыцарей и способы истребления всех до одного музыкантов. Эти изыскания только обострили его аппетит, и теперь он не мог думать ни о чем, кроме следующей трапезы.
Единственным утешением служила ему лежащая рядом Книга Марода. Глядя на нее, он вспоминал причину, по которой обязан прожить как можно дольше. Война в Обитаемых Землях - дело почти решенное, и он, Тавалиск, если верить Мароду, должен сыграть ключевую роль в ее исходе. И архиепископ не собирался умирать, не исполнив эту роль до конца.
С этой мыслью он дернул звонок. Лекари заблуждаются: если он не поужинает, это убьет его скорее, чем тысяча пиров.
К несчастью, на звонок отозвался секретарь.
- Гамил, я звонил в надежде, что меня накормят, а не заставят скучать.
- Мне казалось, лекари посадили вас на хлеб и музыку, ваше преосвященство.
- На этой неделе я поглотил столько музыки, что на всю жизнь хватит. Клянусь, я велю высечь и повесить каждого музыканта в Рорне. - Архиепископ сладко улыбнулся. - Ты играешь на чем-нибудь, Гамил?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});