— Мастер?
Какой тонкий расчёт, насколько искусно в голосе выверено сочетание сожаления и презрения! Удивлён ли я? О да! Но полагаю, вовсе не тем, что принимал за причину удивления принц.
Я смотрел на сидящего передо мной человека и понимал: всё происходило вовсе не постепенно, а заняло час или полтора, не более. Рикаард изменился в тот день, когда, вернувшись с королём из зимней резиденции, застал старшего брата совершенно здоровым, да ещё в обществе сестры, потрясённой коварством и злобой своего близнеца. Уверен, Рианна не стеснялась в проявлении чувств, высказывая всё, что думает об истории, связывающей младшего принца и меня. Конечно, девочка чересчур благожелательна к моей, мягко говоря, противоречивой в поступках персоне, но на то есть основания. У принцессы. А я всегда буду винить себя за трусость и лень, не позволившие расстаться с королевским двором так, как требовалось: твёрдо, бесстрастно и окончательно.
Впрочем, выволочка со стороны сестры если и имела место, то наверняка осталась в тени чудесного выздоровления Дэриена. А уж когда стало ясно, кто приложил руку к исцелению... И меня бы на месте Рикаарда захлестнула ярость. С головой захлестнула бы и утопила в желании отомстить. Собственно, так и произошло. И, судя по продуманности каждого слова и жеста, ярость повзрослела вместе с принцем. Долгими зимними одинокими вечерами, вороша в сознании прах скончавшихся надежд, его высочество поставил себе задачу отомстить. Но как разумный человек, более того, как человек, готовящийся оказаться на троне, принц научился рассчитывать силы и отложил боевые действия до подходящего момента — до момента, когда враг окажется на расстоянии удара. Чтобы иметь возможность сполна насладиться зрелищем его агонии...
Тьфу! Но до чего же хорош, мерзавец! И определённо отважен: оказаться лицом к лицу с оборотнем решится не всякий храбрец. Правда, бывают случаи, ненависть успешно занимает место смелости. Гадать бессмысленно, но не признавать явственное чужое превосходство — глупо. И всё же необходимы уточнения.
— Что именно должно было меня удивить, ваше высочество?
Тон моего ответа с одной стороны убедил принца, что удар достиг цели, а с другой, что до агонии пока далековато. Но истинное расстояние, отделяющее меня от поражения, Рикаард не смог бы предположить. Почему? А я и сам не мог бы этого сделать.
— Можно подумать, вы по нескольку раз на дню встречаетесь с оборотнями!
Вообще-то я даже жил с ним под одной крышей. И буду жить. Придётся, хотя и не особенно хочется.
— Ах, речь идёт о несчастном юноше...
Принц фыркнул:
— Несчастный? Он опасен для жителей усадьбы и окрестных деревень. Но кроме того, он представлял угрозу моей жизни.
Нравоучительность, проступившая в голосе Рикаарда на последних словах, заставила меня съехидничать:
— Отделяете себя от всех прочих, ваше высочество?
— Каждый из нас занимает какое-то место. Но одни имеют на него право, а другие... Хотя, можно ли требовать от недавнего раба, чтобы он вёл себя, как рыцарь?
Забавно наблюдать за юнцом, старающимся действовать подобно старому и опытному командиру. Вроде и интонации нужные найдены, и выпяченный подбородок твёрд, и сцепленные пальцы рук величаво спокойны, а в глазах нет-нет, да и проскакивает тень чувства, от которого по-настоящему взрослый человек давно избавился. Золотисто-ореховые глаза принца не переставили спрашивать: «Правда, я молодец? Я победил, ведь так? Ну похвали же меня, похвали!»
Можно было нанести удар: подобрать колкие замечания, многозначительно улыбнуться, заставляя мальчика вспомнить и заново пережить испытанное унижение, прочувствовать давнюю боль ещё сильнее и острее, благо рядом находится полным-полно посторонних...
Можно было. Но глядя на принца, я видел самого себя, такого же юного, впитывающего знания о добре и зле с равным успехом, старающегося оправдывать ожидания и страстно желающего, чтобы хоть одна живая душа заметила мои старания. А уж получить лестную оценку было пределом моих тогдашних мечтаний! Так и не сбывшихся, кстати говоря. И всё же меня никто нарочно не лишал будущего, предоставляя право самостоятельно выбирать судьбу. Из ограниченного числа предложенных, правда... И я выбрал, ошибаясь и набивая шишки. Но если бы в моей жизни не было тёплого взгляда старого шадд’а-рафа, с перекрёстка принятия решений меня всегда вела бы одна дорога. Дорога в никуда. А я не желаю принцу подобной участи. И никому не желаю.
«Я ведь победил, правда? Победил?» — отчаянно спрашивали глаза его высочества. Конечно победил. Только ты не знаешь главного, мальчик: любой итог сражения приходится отстаивать много-много раз, иногда до своего последнего вдоха. Победа ли то была, поражение — неважно. Неизвестно, кому хуже: победителю, вынужденному снова и снова вступать в бой, ибо желающих оспорить завоевания будет тьма-тьмущая, либо побеждённому, который не знает покоя, пока не смоет со своей чести позор проигранной схватки. Да, этот поединок ты выиграл, а я проиграл, будем считать так. Но ты не можешь не понимать: истребления не состоялось, и мне потребуется реванш. Значит, осознанно бросаешь вызов? Желаешь долгой и кровопролитной войны? Тогда пора преподать тебе первый урок: отступление врага на заранее подготовленные позиции наиболее опасно именно тем, что они подготовлены.
— Вы правы, ваше высочество: рабу нет места в господских покоях.
Рикаард гордо вскинул подбородок и встал из кресла, собираясь покинуть террасу, когда словно случайно заметил присутствие неподалёку капитана своей охраны.
— Вам тоже нужно прояснить ваши обязанности?
— Благодарю, ваше высочество. Обойдусь своим умом, — ответил Эрне, ясно показывая, что в отличие от предыдущего поверженного противника не расположен к размахиванию белым флагом.
И принц вновь удивил меня, не поддавшись азарту и не попытавшись на волне только что достигнутого успеха ринуться на покорение новых рубежей. Рикаард всего лишь отвёл глаза, придавая лицу выражение скучного сожаления о тупости и грубости подданных, и походкой, более уместной в тронном зале, а не в скромном доме провинциального дворянина, удалился в свои покои.
Не нужно было провожать принца взглядом, достаточно было дождаться, пока смолкнут чеканные шаги. Так я и поступил, и только потом поднял шнурок, сиротливо упавший рядом с креслом, когда его высочество торжествующе поднялся на ноги.
Простенько, но действенно. Должно быть, заклинание из тех, что служат для внешнего управления Обращением. Подопечные Лэни в таких ухищрениях не нуждались, но «дикие» оборотни, живущие обособленно от кланов, довольно часто используют магию для подавления своей природы. И понятно, почему: быть вечным одиночкой по вкусу не каждому, а оборачиваться в центре города или деревни... Можно, конечно. Но всего один раз, который закончится преждевременным пресечением жизненной нити.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});