– По поводу чего? – Тарас надавил на психику Самофалова сильнее, добавляя убедительности колебаниям рук.
Майор в нерешительности посмотрел на своего помощника, закрыл глаза, мечтательно расслабляясь, потом опомнился и сделал озабоченное лицо.
– Вы так и не ответили на мои вопросы. А жаль. Не пришлось бы ехать с нами, устраивать допрос по всей форме, с применением спецсредств.
– Но ведь я и так не поеду с вами, – кротко и доверительно сказал Тарас. – У вас нет никаких оснований, а главное – письменных распоряжений начальства для моего задержания. Не так ли?
Майор с сомнением почесал за ухом и, наверное, вообще уплыл бы в беспамятство, если бы не его молчаливый помощник в куртке. Он достал пистолет, навел на Тараса и негромко произнес:
– Пошли. Аппарат покажет, что ты знаешь.
Он, вероятно, имел в виду детектор лжи. Такие устройства, компактные и эффективные, основанные на фиксировании физиологических реакций человека во время допроса, появились и на вооружении работников отечественных спецслужб.
Тарас заглянул в его прозрачные глаза и понял, что этого коротко стриженного аборигена качанием биополей не проймешь. Его пси-сфера была хорошо защищена высоким порогом отсутствия сомнений и мыслей вообще. По сути, он был хорошо тренированным биороботом, готовым выполнить любой вербальный приказ начальства или целенаправленную пси-команду.
Однако от эксперимента по переподчинению чекиста Тараса спасло появление учителя.
Он возник в проеме двери совершенно бесшумно, как призрак, и несколько мгновений исподлобья смотрел на сцену в гостиной. Затем прошел вперед и проговорил сухим, наждачным голосом:
– Что здесь происходит?
Майор Самофалов и его напарник оглянулись.
В тот же миг Тарас выпрыгнул из кресла, жестом фокусника выкрутил пистолет из руки мужчины в куртке и приставил ствол к его виску. Тот дернулся и замер, меняясь в лице.
– Это лишнее, – сказал Елисей Юрьевич, бросив взгляд на Горшина.
Тарас привычно разрядил пистолет, сунул обойму в карман чекиста, а пистолет ему в руку и сел на место с безмятежным взором. Ошеломленный такой демонстрацией превосходства, стриженый чекист в нерешительности посмотрел на своего командира, достал обойму, но заряжать пистолет не стал.
– Ну-с, что происходит, джентльмены? – повторил вопрос Елисей Юрьевич.
– Меня хотели забрать в управление для допроса, – ответил Тарас. – Товарищу майору очень хочется знать, почему мы остались живы.
Самофалов спохватился:
– Э-э, собственно говоря… мы уже кое-что выяснили… но было бы недурно, товарищ полковник, если бы вы… э-э, были с нами более откровенны.
Елисей Юрьевич достал из кармана сложенный вчетверо плотный лист бумаги с золотым двуглавым орлом и эмблемой ФСБ, сунул под нос майору.
– Читайте.
Самофалов прищурился, разглядывая текст документа.
– Подателю сего, полковнику Федеральной службы безопасности Смирнову… э-э… разрешено…
Майор поднял глаза. Лицо его слегка порозовело.
– Ваш карт-бланш не имеет…
– Имеет! – коротко бросил Елисей Юрьевич, пряча бумагу. – А теперь извольте выйти вон!
Это было сказано таким тоном, что оба представителя власти вздрогнули, вытянулись и молча направились к выходу. Хлопнула входная дверь, смолкли шаги идущих, заработал двигатель машины. Гул удалился, стало тихо.
Тарас хотел спросить, почему учителя не задержали те, кто сидел в машине, но вовремя прикусил язык. Чекисты его, наверное, просто не увидели.
– Даже если бы я сказал им правду, – проговорил Тарас, – они бы не поверили. Но все их вопросы привели меня к мнению, что утечка информации произошла именно в местном отделении вашей конторы. Этот майор пришел по наводке.
– Знаю, – отрывисто бросил Елисей Юрьевич, направляясь к выходу. – Утечка информации произошла в Москве. Нас просто «заказали». Посиди, я схожу к соседям, будем готовиться к похоронам.
Он вышел.
Тарас откинулся на спинку кресла, расслабляясь, и подумал, что учитель знает, кто убил его близких и семью прокурора, но не хочет заниматься поисками убийц. Не из трусости. Из каких-то этических соображений, которых сам Тарас не принимал. Жизнь постоянно доказывала, что ненаказанное зло родит еще большее зло, и этот закон действовал неукоснительно везде и всегда.
* * *
Похороны прокурора и его жены состоялись на новом кладбище столицы Чечни, расположенном на левом берегу Сунжи, за городом. Присутствовали коллеги Антона Кирилловича по работе, официальные лица из силовых ведомств – УВД, ФСБ, прокуратуры, армии, немногочисленные соседи Хованского и омоновцы, охранявшие подступы к кладбищу во время короткой церемонии прощания с погибшими.
Из родственников прокурора на похороны прилетел из Владикавказа брат Антона Кирилловича Петр. Мать прокурора не смогла подняться и осталась в больнице. Ей снова стало хуже.
Короткую речь сказал мэр Грозного, выступили начальник УФСБ и зампрокурора.
Сухо треснул залп салюта.
Хмурые люди стали расходиться по машинам. Через минуту кладбище опустело.
Елисей Юрьевич проводил почерневшую от горя Тоню до милицейского «уазика», сел сам, подвигаясь, освобождая место для Тараса. Но тот покачал головой, отступая, закрыл дверцу.
– Я останусь на несколько минут.
Елисей Юрьевич непонимающе посмотрел на него, сдвинул брови.
– Не дури. Это не место для прогулок.
– Не беспокойтесь, учитель, обещаю вести себя достойно. Я скоро вернусь.
Полковник еще раз внимательно заглянул в глаза Тараса, пытаясь прочитать его мысли, наткнулся на блок, усмехнулся и кивнул водителю:
– Тронулись, лейтенант.
Машина милиции, сопровождаемая микроавтобусом с омоновцами, уехала. Тарас остался один в глухой тишине кладбища, окруженный свежими крестами и обелисками. Вспомнились похороны отца, погибшего в шахте от взрыва газа. Отец никогда не жалел времени для занятий с сыном и многое ему дал, хотя Тарас редко соглашался с его мнением по тому или иному вопросу. Тарасу он казался слишком мягким и добрым, не любил конфликтов и советовал сыну никогда не отвечать злом на зло. Тарас горячился, доказывая, что нельзя подставлять другую щеку, если тебя ударили по одной, что надо отвечать адекватно, так, чтобы никому неповадно было бить людей по щекам, а тем более калечить их или убивать. Но переубедить отца так и не смог. Хотя враги у него были. Точнее, завистники. Отец был силен, добр, хорошо зарабатывал, не обижался на не раз обманывавших его людей и этим разжигал их зависть и злобу. А когда его особенно доставали, отшучивался словами Оскара Уайльда:
– В друзья я выбираю себе людей красивых, в приятели – людей с хорошей репутацией, врагов завожу только умных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});