Читать интересную книгу Рабыня Малуша и другие истории - Борис Кокушкин

Как бы то ни было, люди постепенно привыкли к его бирючьему виду, – ну, живет, никому не мешает, да и Бог с ним! Хату себе выстроил с позволения князя, обитал в ней в одиночестве, только летом к нему водили княжеских отпрысков в сопровождении ратника Ефимия. Поговаривали, что он их какому-то особенному воинскому искусству обучает. Не знаю, правда это или нет, врать не стану.

Так и шло все своим чередом, пока не случилось в нашем доме несчастье. Гришаня, муж моей сестры Глаши, зимой рыбалил на озере, да и угодил в прорубь. Вытащить-то его вытащили, да только недолго он промучился. Мороз-от был злючий, закоченел мужик, пока его до теплой хаты волокли. Сколь его ни отпаивала местная знахарка Меланья, сколь ни парили в бане, ни отпаивали медами, мужик быстро высох до ужасти, а к весне отмучился, похоронили его.

Глаха-то, понятное дело, поревела, поревела, да делать нечего, осталась у нас с малюткой девчушкой на руках. Правда, ближе к Святкам князь отдал сестру тому бирюку, – тут уж не спрашивают: князь повелел, и пошла, забрав малютку.

Любил я старшую сестренку, хотя она и была взрослее меня на восемь годков. Да и к несмышленой дочке ее, племяшке моей, привязался. После того как она ушла из дома, скучали мы по ним, да и она частенько забегала в гости, то вроде как за солью, то за дрожжами. Приглашала в гости и нас к себе, да только тятя с матушкой все не решались гостевать – побаивались, что ли…

А мне, вертопраху ветренному, было все нипочем. Нет, первые-то разы приходил с опаской, ясное дело, но потом пообвык и стал все чаще захаживать.

Как-то летом я забрел к ним. Глаша занималась стряпней, малышка спала, а Ахмед – мужа Глашиного так звали – копался в хлеву. От нечего делать я решил выстрогать племяшке куклу. Нашел чурку сосновую, покрутился в поисках ножа, увидел на подоконнике кривой нож с удобной рукояткой, острый до невозможности, сел на порожек и начал строгать.

Я настолько увлекся работой, что не заметил, как подошел Ахмед, грубо схватил меня за руку, державшую нож, и вырвал его. Как-то зловеще сверкнув глазами, он грубо крикнул:

– Нэ бэри никогда! Никогда!

Я так перепугался, что тут же сиганул домой и целую неделю не ходил к ним. И только когда Глаша, придя к нам за чем-то, спросила меня:

– Ты что к нам не приходишь? Ахмед спрашивал, не заболел ли ты? – я стал снова ходить к ним в гости.

Потом Глаша родила еще одну девочку, а через год и еще одну.

Ахмед хорошо относился к ним, не выделяя родных от приемной дочери. Но, видимо, желание иметь сына сидело у него где-то внутри, и, возможно, по этой причине, он стал все чаще и чаще привечать и заниматься со мной, то показывая какие-то приемы борьбы, то обучая меня метать ножи, дротики, топоры… Сам он делал это необыкновенно ловко. Однажды он попросил меня принести жердочку из тех, что были прислонены к тыну.

– Которую? – спросил я.

Ни слова не говоря, он махнул рукой, и его кривой нож со свистом пролетел возле меня, с силой вонзившись в одну из жердей.

– Эту, – буркнул он.

Я поразился силе и меткости броска, – расстояние было немалым, да и при малейшей неточности нож скользнул бы по круглой нетолстой лесине и упал бы на землю.

Слух о моих успехах в боевом учении и умении ловко обращаться со всеми видами оружия дошел до князя, и он пожелал лично убедиться в этом. В один из дней он с тремя своими ратниками подъехал к избе Ахмеда, где во дворе мы как раз проводили бой на деревянных мечах.

Князь некоторое время молча смотрел на нас из-за плетня, затем спешился и перемахнул через плетень. Потом позвал одного из ратников и приказал ему сразиться со мной.

Ратник, с которым мне предстояло сразиться, был на голову выше меня, да и весил пуда на два больше. Князь приказал ему снять шлем и доспехи, оставив его в одной нательной рубахе. Но и раздетый он выглядел устрашающе в сравнении со мной – шестнадцатигодовалым отроком.

Мы взяли щиты и деревянные мечи, и бой начался.

Я твердо запомнил заповедь Ахмеда – не бросаться в бой, сломя голову, а если отсутствует момент неожиданного нападения на противника, спровоцировать его на первый удар, чтобы в момент замаха использовать краткий миг и прямым тычком острия меча или кинжала встретить кисть его руки, державшей меч.

Мой противник Ефимий, любимый боец князя, был опытным воем и не спешил нападать, присматриваясь не столько ко мне, как к моим ногам. Вдруг он быстро сделал полшага ко мне и почти без замаха махнул мечом параллельно земле, словно отгоняя меня, как муху.

Я едва успел прикрыться щитом и невольно отшатнулся назад. А меч Ефимия, не доходя до нижней точки, резко развернулся и пошел вдоль земли, стремясь задеть мои ноги. Я едва успел подпрыгнуть, пропуская меч под собой, а тот уже летел в обратном направлении, словно Ефимий не сражался, а косил траву. Новый прыжок спас меня от удара.

Князь и его ратники внимательно следили за боем и, увидев мои прыжки, засмеялись. Кровь бросилась мне в лицо, но я вспомнил слова Ахмеда: «Потеряешь контроль над своими чувствами – проиграешь!»

В тот момент, когда Ефимий заносил над головой меч для рубящего удара, я обозначил свой удар, целясь сбоку в его бедро. Противник дернул щит вниз, защищаясь от моего выпада, в этот момент я резко прыгнул вперед и ударил его щитом в лицо, разбив ему нос.

Ефимий удивленно вскинул брови и глянул на меня, явно не ожидая такой прыти от малыша. Он отступил на пару шагов, держа перед собой меч и не давая мне приблизиться к себе.

Быстрота и ловкость были явно на моей стороне, и он прекрасно это понял, соображая, что драться придется по-серьезному и одной силой здесь ничего не сделаешь.

Некоторое время своими длинными руками с мечом он держал меня на расстоянии, выбирая момент для атаки. В то время как он наносил рубящий продольный удар, а рука была на ползамахе, я резко шагнул к нему и со всей силой ударил мечом по кисти руки, державшей меч. Он успел лишь слегка толкнуть меня в плечо своим щитом, но я устоял на ногах.

Меч выпал из его руки, и он оказался обезоруженным. Ефимий непонимающе смотрел то на упавший меч, то на меня, не понимая, как это произошло.

Князь засмеялся и хлопнул в ладоши, старался прекратить бой. Смущенный Ефимий стоял, потирая ушибленную руку, и не смотрел ни на кого. Я оглянулся на Ахмеда, ожидая его похвалы, но он стоял с непроницаемым видом, словно не ожидал другого исхода.

Князь встал со скамеечки, заботливо поданной ему Глашей перед боем, и подошел к нам, жестом позвав Ахмеда.

– Соседский князь упредил меня, что за Волгой оживились татарове, – сказал он. – Не иначе как что-то замышляют. Нам надо готовиться. Посему ты, Ахмед, с завтрашнего дня начнешь обучать мужиков тому, что умеешь, а ты, отрок, – повернулся он ко мне, – займешься своими сверстниками. Ковалю я прикажу делать оружие и дам ему в помощь людей.

– Много ли их? – спросил Ахмед, имея в виду татар.

– Говорят, за рекой ставят юрты, и их число с каждым днем возрастает. Видать, не миновать беды…

Собрав всех наших и из соседних деревень мужиков и отроков, мы с Ахмедом начали обучать их воинскому искусству. Но руки, привыкшие держать ручки рала и косы, плохо держали непривычные для них деревянные мечи и щиты. Дело двигалось медленно.

Князь, наблюдавший эти мучения, только качал головой и, посмотрев на нашу возню, отворачивался и уходил к себе в терем.

Так прошло три недели, когда к нам прискакал человек от соседей и рассказал, что татарове переправились через Волгу и идут в нашу сторону. Они уже разорили и сожгли несколько селений, неся разруху и смерть.

Мы продолжали обучать мужиков искусству боя, а тут новая беда – коваль известил князя, что кончилось железо и мечи ковать не из чего. И всего-то мечей получилось меньше двух десятков.

Через несколько дней князь собрал своих ратников, пригласив на этот сбор и меня с Ахмедом. В этом сборище людей перед княжьим теремом оказался какой-то чужой человек, явно взволнованный и постоянно озирающийся по сторонам.

Князь, стоя на крыльце, обратился к нам:

– Этот человек прискакал от соседей. Ему велено передать нам, что татарове уже на подходе к ним и их великое множество. Соседи просят нашей помощи. Как много их? – спросил он посланца.

– Тьма великая. Беда, князь, не справиться нам одним.

– Перед тобой едва ли не все мое войско. Можем ли мы выстоять вместе с вами? – снова обратился он к приезжему.

Тот ничего не ответил, а только опустил глаза в землю.

– Не сможем, – заключил князь. – Значит, только погибнут и ваши, и наши, а победы нам не видать.

– Но и вы одни не выстоите! – почти прокричал чужак.

– Не выдюжим, – согласился с ним князь. – Ввяжемся в драку, людей положим. А как жить дальше? Молчишь? – тихо проговорил он, отвернувшись от посланника.

– Что, братья, думаете? – обратился теперь к своим.

Толпа молчала. Люди стояли, опустив головы. Через некоторое время раздался негромкий голос Ахмеда: