Что ты сделал с Никак, – с досадой произнес я, поглядывая на останки друга.
– Ха! – громко усмехнулся он и его глаза стали еще больше. – Это было забавно! Обычно они вырываются, бегут куда-то, а с этим мне даже удалось поговорить. Славный малый.
– Зачем ты его убил?
– Затем же, зачем мы убиваем друг друга. Каждый день, каждую минуту, постоянно. В этом нет никакой мистики. Это заложено в каждом из нас. Природа, мать твою!
– Какого черта? – дрожащим голос произнес я, ощущая, как теряю контроль – Да что не так с этим ****ым миром! Я считал вас нормальным человеком. После школы прибегал в ваш магазин и вы поддерживали меня, когда никто не понимал. Вы были таким добрым. И я был готов сидеть в этой лавки до ночи, слушать тихую музыку и беседовать с вами о чем угодно… неужели вы ловите с этого кайф? Ублажаете себя, когда видите кровь… Ты наслаждался, когда убивал его? У тебя вставал, когда ты расчленял невинную девочку или мальчишку? Да ты просто больной извращенец! Чертов ублюдок!
Он загадочно поднял кровавый указательный палец вверх и благоговейно изрек:
– Э, нет, я лишь инструмент! Бог создал нас такими и повелел нам убивать. Плодитесь и убивайте друг друга.
– У тебя совсем крыша поехала.
Мусорщик вытащил из-за спины изогнутый клинок (по типу непальского кхукри), покрытый запекшейся кровью моего друга, и провел ладонью по его лезвию. Он не спускал с меня глаз. Губы его искривились. Пару раз он взметнул и опустил нож, рассекая им воздух. Как же мне не хватало моего топора, который находился в одной из комнат на втором этаже. Мусорщик убьет меня прежде чем я туда доберусь.
– Мир давно сошел с ума. Я лишь двигаю его в этом направлении. Это прогресс. Но не я один. Ты тоже причастен к этому великому деянию. Он тоже коснулся тебя? Я знаю каково это – невыносимо! Словами не описать. Что-то сидит внутри и его не извлечь. Сначала я боролся, но потом понял – это бессмысленно. Все-равно что сопротивляться воздуху. Это… не рационально! Я знаю, оно врожденное. Даже если бы он не вселился в меня, рано или поздно, эта звериная сущность пробудилась бы естественным путем. И тогда все повторилось бы заново… и с тобой также, Дилан. Мы похожи. В тебе тоже живет дьявол. Кэлвин хочет убить тебя, и знаешь – мне нравится эта мысль!
Он осторожно подбирался ко мне ближе. Я дернулся в сторону, попробовав увернуться от удара, но не успел, и длинное изогнутое лезвие, прорезав невидимый слой воздуха, поразило меня в лопатку чуть ниже ключицы. Прежде загробной тишины, Мертвый дом наполнился истошным воплем. Я почувствовал как инородный предмет бесцеремонно проник в мою плоть, рассекая мышцы, но не задевая артерии. Нож вошел наполовину. Крепко сжимая побелевшими пальцами рукоять ножа, Мусорщик принялся давить на него, загоняя меня в угол. Цилиндр слетел с его головы. Ноги подкосились, и я свалился к стене. Он продолжал давить на лезвие, склонившись надо мной.
– Мой папаша всегда говорил: не позволяй людям стоять у тебя на плечах…, – шептал он. Вены на его лбу распухли до неприличных размеров. – Просто он работал в цирке, был акробатом. Мать была гимнасткой. Она была потрясающей женщиной… Однажды он напился сильнее обычного и убил ее – пустил ей пулю в башку, а затем застрелился сам. Ты спрашиваешь: нравится мне то, чем я занимаюсь? Да я от этого торчу!
– Ты эту историю выдумал только что… или у тебя было время подумать? – процедил я сквозь зубы и тут же пожалел о том, что сказал. Он давил на рукоять ножа, двигал им, прокручивая лезвие в ране, словно собирался просверлить в моем плече дырку. Я рвал глотку, как несчастный зверь, попавший в острые зубья охотничьего капкана. От такой боли, страшными импульсами отдававшей мне в мозг, в глазах все помутилось. Я начал терять сознание.
– Нет, нет, нет, – забормотал он, с большой неохотой ослабляя свой натиск, – мы закончим, когда я скажу! Ты мне еще нужен живым, дорогой. Любишь игры? Сейчас мы с тобой поиграем, ублюдок! – Мусорщик осклабился; его лицо в этот момент выражало крайнюю степень помешательства, оно отталкивало и привлекало одновременно, я не мог не смотреть на него, как будто находясь под гипнозом. И ужасался этой демонической гримасе. Как будто передо мной стояла карикатура на человека, креатура дьявольского зоопарка. Воплощение чистого садизма. Воспаленные глаза блестели, как у безумца, из губ даже вытекла струйка слюны, которая осталась на его подбородке. Неужели я тоже так выгляжу во время приступов!?
– Тайлер… – вымолвил я, всем естеством призывая его о помощи. Плечо неимоверно ныло. По запястью и груди тонкими ручейками струилась горячая кровь. Впитывалась в рубашку.
Мусорщик улыбнулся.
– Тайлер? Старый знакомый! Да, я вижу – он тоже здесь! Вот теперь все в сборе, отлично.
Он довольно потер испачканные в крови ладони. Пользуясь моментом я со стоном вытащил из кровоточащего плеча нож и резким движением полоснул ему по лицу. Он отпрянул. Из глубокого пореза на левой щеки вытекло пару красных капель. В остальном же рваная кожа оставалась сухой, как будто уже давно присутствовала на лице.
– Что ты, блять, такое!? – вскричал я, отчаянно вытянув вперед нож, как последний способ выжить в этой нечеловеческой схватке.
– Я не знаю. Я просто хочу быть свободным. Отдай мне его, отдай ножик, – он попробовал забрать у меня оружие, дотрагиваясь до хладного лезвия, и тут же отдергивал руку, когда я замахивался им. – Отдай, слышишь? Отдай! Отдай! Отдай!!
– Я убью тебя! – заскрежетал я, скривившись от жгучей боли.
– Ты не знаешь, как это делается, – спокойно возразил он. – За моими плечами множество жизней. И многие из них молились мне перед смертью. Для них я был богом. Как сладостно звучали голоса, просящие их пощадить. Я очень долго разрезал их тела: отрывал по кусочку, методично срезал мышцы, словно это было целью моей жизни, словно больше ничего не существовало на свете – я погружал их в эту реальность. Они думали, что уже в аду, но даже не представляли, как далеко я могу зайти! Их хрупкий мирской разум, привыкший к обыденной жизни, к телевизору и работе, болтливой соседке с ее неугомонным псом не способен был уместить в себе столь чуждую ему идею о том, что есть и другие миры. Например, мир боли, мир насилия. Мир, который лежит за пределами их примитивной повседневности. И сейчас по воле случая они попали в один из этих миров. Глаза их были полны неверия и страха, но чувства не обманешь. Разум вступает в жесточайшее