Читать интересную книгу Мальчик, которого растили как собаку - Брюс Перри

Наш подход, казалось, полностью противоречил здравому смыслу, но поскольку ничто другое не помогало, она согласилась попробовать.

Мама Коннора присутствовала при сеансах массажа, и мы сделали ее активным участником этой части его лечения. Мы хотели, чтобы она была рядом, утешая его и помогая ему, если прикосновения вызовут у него большое напряжение. Мы также хотели, чтобы она научилась этому способу физического проявления любви к сыну и, тем самым, помогла ему восполнить недостаток близости и прикосновений в младенчестве. Наш подход состоял в том, что массаж должен быть постепенным, систематическим и повторяющимся. Мы начали с того, что Коннор под нашим руководством сам ладонями массировал себе руки, плечи и туловище. Мы использовали монитор сердечного ритма, чтобы отслеживать уровень испытываемого им стресса. Когда его собственные прикосновения к своему телу уже не вызвали изменений в частоте сердечных сокращений, мы предложили его матери проводить массаж — так же осторожно, постепенно и ритмично. Наконец, когда массирующие прикосновения его матери больше не провоцировали состояние тревоги, терапевт-массажист начала проводить обычный терапевтический массаж. Наш подход был очень мягким и постепенным: суть его состояла в том, чтобы приучить Коннора к физическим прикосновениям и, по возможности, помочь ему наслаждаться ими. Научившись делать сыну массаж шеи и плеч, Джейн продолжала делать это дома, особенно когда Коннор, казалось, был расстроен или просил, чтобы ему сделали массаж. Мы объяснили им обоим, почему мы прибегли к такому подходу.

Ничего не навязывалось силой. Мы знали, что Коннору сначала не нравились прикосновения, и попросили массажиста внимательно реагировать на любые сигналы о том, что ему некомфортно. Она переходила к более интенсивной стимуляции только тогда, когда предыдущие прикосновения (их форма и интенсивность) становились для него знакомыми и безопасными. Она обычно начинала работу с того, что просила его своей рукой «попробовать» массаж, и затем, когда он успокаивался, начинала разминать его пальцы и ладони. Она постепенно получала возможность все более глубоко массировать все соответствующие зоны тела. Маму Коннора тоже попросили следовать за желаниями своего сына и не навязывать контакт, если ему было трудно это выносить.

Постепенно, по истечение шести или восьми месяцев, Коннор начал спокойно переносить физический контакт с другими людьми, а затем и получать от этого удовольствие. Я увидел, что Коннор готов перейти к следующей фазе лечения, когда однажды он подошел ко мне и протянул свою руку как для рукопожатия. Он нервничал, поглаживая меня по руке, как старушка маленького ребенка, но для него даже не совсем обычное рукопожатие было большим прогрессом. Прежде он никогда не стремился к физическому контакту, не говоря уже о том, чтобы самому быть его инициатором. На самом деле он активно избегал этого.

Теперь пришло время поработать с его чувством ритма. Может показаться странным, но ритм невероятно важен. Если наше тело не может поддерживать самый основной ритм жизни — ритм сердечных сокращений — мы умираем. При этом регулирование ритма не является монотонной задачей: сердце и мозг постоянно посылают друг другу сигналы, чтобы приспосабливаться к жизненным изменениям. Частота наших сердечных сокращений, например, должна увеличиваться при необходимости драки или бегства, и сердце должно поддерживать свою ритмичную работу, несмотря на различные обстоятельства и задачи, с которыми сталкивается организм. Регулирование частоты сердечных сокращений в состоянии стресса и контроль выброса гормонов стресса — еще две крайне важные задачи, которые требуют от мозга умения поддерживать правильный ритм.

Выработка множества других гормонов также имеет свои ритмы, колеблясь, например, в течение суток. И мозг не просто поддерживает единый ритм для всего организма: есть много разных процессов, которые должны быть синхронизированы не только с циклами дня и ночи (а у женщин — с менструальными циклами или фазами беременности и вскармливания младенца), но также друг с другом.

При обычном нормальном развитии младенец попадает в ритмическую рутину, которая управляет всеми этими паттернами. Мать прижимает младенца к себе, когда он ест, и его успокаивает биение ее сердца. Контакт с матерью может даже частично регулировать сердцебиение ребенка: так, согласно одной теории, внезапная смерть младенца (синдром внезапной детской смерти младенца) может происходить в тех случаях, когда грудные дети лишены контактов с взрослыми и, таким образом, отсутствует критически важный сенсорный «вклад». Согласно некоторым исследованиям, еще в материнской утробе сердце ребенка бьется синхронно с сердцем матери. Мы на самом деле знаем, что ритм материнского сердца обеспечивает повторяющиеся паттерны сигналов — звуковых, вибрационных и тактильных, — которые критически необходимы для развития ствола головного мозга и находящихся там важных регулирующих стресс нейротрансмиттерных систем.

Проголодавшись, ребенок плачет, уровень его стрессовых гормонов повышается. Но если родители регулярно и в нужное время приходят его покормить, уровень этих гормонов понижается и с течением времени, благодаря ежедневной рутине, становится типовым и привычным. Тем не менее иногда случается, что ребенок почему-то не в настроении, ему нехорошо и он плачет; он не голоден, у него чистые пеленки, как будто ничего не болит, но он безутешен. В таких случаях многие родители прижимают ребенка к себе, качают его, почти инстинктивно используя определенные ритмические движения, нежные поглаживания и прикосновения, чтобы успокоить малыша. Интересно, что «скорость», с которой качают детей, соответствует количеству сердечных сокращений в минуту у нормального взрослого человека в состоянии отдыха. Быстрее — и для ребенка этот ритм будет слишком возбуждающим, медленнее — и ребенок будет продолжать плакать. Чтобы успокоить наших детей, мы физически настраиваем их на биение сердца — этого мастера-хронометра жизни.

На самом деле некоторые теории развития языка предполагают, что люди научились танцевать и петь раньше, чем разговаривать, что музыка была в действительности первым человеческим языком. Это правда, что младенцы научаются понимать музыкальные аспекты речи — тон голоса и его значение, прежде чем они понимают содержание. Люди во всем мире говорят с младенцами — и, что интересно, с домашними любимцами — высоким голосом, что усиливает ласковость и эмоциональность речи. Во всех культурах даже те матери, которые не имеют слуха, все равно поют своим младенцам, понимая, что музыка и песни играют важную роль в развитии младенца.

Коннор, однако, был лишен музыки и ритма в то время, когда больше всего нуждался в этом. Когда он плакал целый день в младенчестве, никто не приходил покачать его, успокоить и «перевести» его системы реакции на стресс и гормоны на нормальный уровень. Хотя он получал родительскую заботу ночью и с вечера пятницы до воскресенья, за эти первые восемнадцать месяцев его жизни одинокие восьмичасовые отрезки времени оставили свой длительный след в его психике.

Стремясь дать Коннору опыт, который он в свое время потерял, мы решили, что он должен посещать музыкальный класс, где его научат сознательно держать ритм, а это поможет регулировать ритм его сердца. В самом классе не было ничего необычного: там все выглядело совершенно так же, как в каком-нибудь детсадовском помещении или музыкальном классе для дошколят, где дети учатся ритмично хлопать в ладоши, петь все вместе, повторять простые мелодии и отстукивать ритм кубиками или на барабанчиках. Здесь, конечно, дети были постарше; к несчастью, у нас много пациентов, переживших раннюю заброшенность, и мы часто работаем с ними с помощью этого метода.

Сначала Коннор не мог держать даже самый простой ритм. Его бессознательное покачивание было циклическим, но он не мог специально выделить устойчивый ритм или повторить его. Я думаю, причина была в отсутствии соответствующей сенсорной стимуляции в раннем возрасте — из-за чего не возникло прочной связи между стволом мозга и его высшими отделами. Мы надеялись, что, улучшив его сознательный контроль, мы сможем укрепить эти связи.

На первых порах занятия в классе расстраивали Коннора, и Джейн потеряла всякую надежду на улучшение. К этому времени мы лечили Коннора уже около девяти месяцев. Частота его нервических выплесков снизилась, но однажды в школе у него случилась жестокая вспышка гнева. Руководство школы позвонило Джейн на работу и потребовало, чтобы она немедленно забрала сына. Я привык, что она несколько раз в неделю в безумном расстройстве звонит мне, но этот инцидент перевел ее отчаяние на новый уровень. Она подумала, что этот всплеск означает провал лечения Коннора, и я использовал всю силу убеждения, на которую был способен, чтобы она продолжала верить в наш, по общему мнению, необычный терапевтический подход. Она повидала десятки очень хороших терапевтов, психиатров и психологов, и то, что делали мы, даже отдаленно не было похоже на любое предыдущее лечение. Она, подобно многим родителям непокорных и трудных детей, просто хотела найти «правильные» лекарства и научить Коннора вести себя соответственно его возрасту.