что я видела. Помедлив еще немного, я сделала пару шагов в направлении лестницы, но тут же услышала слова Ядвиги Марковны:
– И впредь держитесь от меня подальше! Я дорожу такими отношениями, в которых меня ценят саму по себе, а не как калоши к паре чужих сапог!
Сказать, что мне стало обидно, – ничего не сказать! Мы так сблизились с Ядвигой за последние два дня, что мне не хотелось терять новую подругу. Особенно сейчас, когда мы были полны первых впечатлений от Парижа и когда каждый день обещал охоту за новыми. Простояв столбом еще пару минут, я все-таки спустилась вниз и попросила Петра Ивановича Зимина посоветовать мне книгу, которая успокоила бы мои нервы. Он любезно провел меня в библиотеку и вытащил один из томиков Мориса Леблана про Арсена Люпена. Вернувшись в комнату, я еще долго листала страницы этой книги. В районе полуночи в коридоре раздались шаги и кто-то несколько раз стучался в двери одной из соседних комнат, но я не разобрала, к кому именно: к Ядвиге Марковне или к Кинжаловым. Потом рядом раздались чьи-то крики, недовольный мужской голос. Похоже на Сергея Аркадьевича, впрочем, было уже поздно, и после насыщенного туристическими маршрутами дня я уже ничего не разбирала и вскоре заснула.
Борьба за самку
Париж, 16 июля 1911 года
– А утром Ядвигу Марковну Ковальчик нашли мертвой. – Габриэль Ленуар сделал карандашом запись в карманной книжке и пригласил Ольгу Борисовну Семанкевич вернуться с ним в «Отель дю Мэн». Семанкевич вздрогнула и, сникнув, пошла вслед за полицейским.
Конечно, тратить драгоценное время туристов из Российской империи на допросы – неприятная «формальность», но без нее их свободное перемещение по территории Франции было поставлено под вопрос. Потенциально эта участь угрожала всем, но пока официальные улики продолжали указывать только на Семанкевич. Ленуар коснулся указательным пальцем своих пышных усов и позвал верного Турно:
– Проводите госпожу учительницу к остальным свидетелям в библиотеку и вызовите ко мне на допрос мадам Кинжалофф.
В то время как Турно исполнял роль главного Цербера французской полиции, Ленуар обратился к владельцу гостиницы:
– Сколько всего существует ключей от номера мадам Ковальчик?
– У нее был один ключ, а у меня второй. Обычно он висит у меня вот здесь на стене с другими ключами от всех комнат. Я выдаю его служанке, когда та прибирается, и Василию, когда нужно принести в комнату дополнительную подушку или кофе.
– Другие ключи были?
– Нет, только эти. Мой ключ пропал, поэтому, когда мадам Ковальчик долго не открывала, мы и решили взломать дверь.
– Во сколько вчера Ковальчик вышла из гостиницы?
– Так вечером… Около десяти часов вечера. За ней спустилась мадам Семанкевич. Кажется, накануне они повздорили. Семанкевич была вся красная от злости, когда спустилась, и попросила у меня книгу по зоологии.
– По зоологии?
– Да! Сказала, что хочет получше разобраться в природе животных инстинктов. Но я предложил ей почитать про Арсена Люпена. Это развлекательное чтение всегда поднимает мне настроение…
– В какой театр отправились мадам Кинжалофф со своим спутником?
– В театр Сары Бернар. Не знаю, что вынудило пойти в театр такую элегантную даму с кавалером, который…
– Мадам Кинжалофф не показалась мне сегодня особенно элегантной. Что вас заставило составить о ней подобное мнение?
– Вчера мадам выглядела совсем по-другому! На ней были кровавые богемские гранаты. Очень выразительный образ! А Шубаров был одет в черный пиджак, но брюки на нем были темно-серого цвета. В театр бы его впустили, но вы же не станете отрицать, что это не комильфо?
– А во сколько они вернулись из театра?
– Почему бы вам не спросить об этом у меня самой, господин полицейский? – Выплывшая из библиотеки девушка несла себя, как полная ваза, которая боится расплескать воду на ковер. – Когда мы с Никитой Борисовичем вернулись, настенные часы показывали полночь.
– И какое мнение у вас сложилось об игре Сары Бернар?
– Что? Ах да, мы ее видели… Она уже очень стара.
– Как мсье Кинжалофф отнесся к вашему походу в театр вместе с незнакомцем?
– Вы не правы, Никита Васильевич – наш хороший знакомый! Серж спокойно к этому отнесся, потому что сам не очень большой театрал, – мадам Кинжалофф поправила прическу и села в кресло, расправив воланы своего платья. – А теперь, господин полицейский, вы скажете мне, как долго нас будут держать в этой пыльной библиотеке? В такую жару находиться там просто невыносимо!
– Мадам, в отеле произошло убийство. Если вы хотите, можете признаться в его совершении и выйти отсюда прямо сейчас. – Ленуар повернулся к Турно и попросил привести в вестибюль вчерашнего спутника мадам Кинжалофф.
Шубаров шел по ковру, опустив голову вниз, словно боялся сбиться с невидимой траектории.
– Мсье Шубарофф, во сколько вы вчера вернулись из театра? – Ленуар сделал вид, что приготовился записать ответ молодого человека, но карандаш сам по себе начал рисовать на Шубарова карикатуру. Большие мешки под глазами делали его похожим на уставшее привидение.
– Примерно в полночь.
Елизавета Кинжалофф выгнула спинку и посмотрела в окно.
– Какие у вас остались впечатления от спектакля?
– Очень положительные.
– Сара Бернар действительно так стара, как кажется?
– Ах… Мы с Елизаветой Петровной…
– Никита! – вытаращила на него глаза мадам Кинжалофф.
– Лиза, простите, я не могу… На кон поставлена моя репутация! Господин полицейский, мы не ходили в театр Сары Бернар…
– Я знаю. Вчера Сара Бернар не давала представления. Меня интересует, где же вы были на самом деле.
– Так, значит… – Мадам Кинжалофф вспыхнула и слегка повела плечами.
– Продолжайте, мсье, – обратился Ленуар к Шубарову.
– Дело в том, что в путеводителе по Парижу Елизавета Петровна прочитала о кафе-шантанах и очень меня просила отвести ее туда на спектакль. Одним словом, вчера мы были в «Диком лесу»…
– Но это же… Там же дают канкан, какой это театр? – хохотнул Петр Зимин. – Вы полны сюрпризов, Елизавета Петровна!
– Да… Да! Канкан. – Мадам Кинжалофф встала с кресла и вздернула носик. – И это неотъемлемая часть современной французской культуры. Не знала, что вы такой ретроград, Петр Иванович!
– Чем вы докажете, что были вчера в «Диком лесу», а не вернулись в отель избавиться от соперницы, мадам Кинжалофф? – спросил Ленуар.
Глаза девушки потемнели. Она обвела взглядом вестибюль и молча направилась к лестнице. Я кивнул Турно, чтобы тот составил мадам компанию, и они оба поднялись к ней в комнату.
Тем временем в вестибюль привели мсье Кинжалофф. Он походил на разъяренного медведя и что-то ревел по-русски. Ленуару пришлось изъясняться с ним через казенного переводчика.
– Это Шубаров! – первое, что