Читать интересную книгу Плацдарм. Билет в один конец - Егор Седов

Пациенты, попавшие в лечебные центры для алкоголиков, обычно проявляют одну из двух совершенно противоположных реакций. Некоторые чувствуют себя потерянными в замкнутой, строго контролируемой обстановке, часто оказываясь при этом на грани истерики. Другие, напротив, бывают только рады оказаться в таком месте, где об их нуждах заботятся другие и все решения принимаются за них лечащими врачами. Лейси Хьюстон, насколько было известно Ноа, относилась к последней категории. Она казалась вполне довольной своим вынужденным заключением. Весь окружающий мир словно перестал существовать для нее, и она чувствовала себя в Клинике почти счастливой. Однако тут присутствовала определенная доля риска. Когда курс лечения будет завершен и настанет пора выписываться, она будет испытывать страх – ведь ей снова придется самой справляться со своими проблемами.

Губернатор Стоддард относился к первой категории. Поскольку он уже несколько дней обходился без капли спиртного, его организм был почти полностью очищен. Отвыкание далось ему тяжело, хотя лекарства несколько облегчили этот процесс, однако теперь он чувствовал себя зверем, загнанным в клетку.

Ноа с сочувствием наблюдал за Стоддардом, нервно расхаживавшим по палате из стороны в сторону. Он не брился с самого прибытия сюда, и на его щеках отчетливо проступала щетина.

– У меня так дрожат руки, что я боюсь порезать себе горло даже электробритвой, – пояснил губернатор.

Тут он остановился, оказавшись лицом к лицу с Ноа.

– Доктор, я вот-вот полезу на стену! У меня появилось сильное искушение присутствовать на одном из ваших сеансов групповой терапии, несмотря на опасность быть узнанным. Как вы полагаете, если я отпущу себе бороду и надену темные очки, я буду в безопасности?

– Думаю, некоторый риск тут есть, Джон, однако вряд ли вы пользуетесь широкой известностью в Калифорнии. В любом случае большинство участников этих сеансов слишком поглощены своими собственными проблемами, чтобы задаваться вопросом, кто есть кто.

Стоддард отвернулся, уставившись невидящим взором в окно и прикусив нижнюю губу. Он был погружен в невеселые размышления. Ноа понимал, что этот человек не хотел подвергать себя опасности быть узнанным. Помощник губернатора Бобби Рид наверняка придет в ужас, если ему станет известно, что Стоддард, пусть только в мыслях, допускал посещение открытых сеансов терапии. Тем не менее было очевидно, что Стоддард действительно полезет от тоски на стену, если придется целый месяц торчать в заключении у себя в палате. И кроме того, если верить словам Рида, Стоддарду будет очень недоставать женского общества. Губернатор не слишком старался хранить верность своей жене Майре с самого начала их совместной жизни, хотя Рид делал все от него зависящее, чтобы сохранить в тайне случайные романы своего патрона, и поведал об этом Брекинриджу лишь ради блага самого Стоддарда.

– Джон?

Стоддард вздрогнул и отвернулся от окна.

– Извините, доктор, я просто отвлекся. Я решил пойти на риск и принять участие в групповых сеансах. По крайней мере там я буду видеть людей, а не только вас и четыре стены. Не сочтите за обиду, доктор.

Физически Рем чувствовал себя довольно прилично, учитывая, в каком состоянии он попал в Клинику. Приступы белой горячки еще повторялись, но самое худшее было уже позади, если не считать судорог. Он даже мог съесть легкий завтрак, не испытывая при этом тошноты. Антабус полностью заглушал в нем тягу к спиртному.

Однако на душе у Рема было скверно как никогда. В течение нескольких дней его занимали только собственные невзгоды. Наконец этим утром ему удалось подговорить Джека Ньютона пронести тайком в палату очередной номер «Инсайдера», пообещав охраннику щедро вознаградить его в будущем. Рем просмотрел всю эту бульварную газетенку от корки до корки, дважды перечитал колонку Синди Ходжез; хотя она и упоминала мимоходом о каком-то рок-певце Билли Рипере, в «Новостях» не было ни единого слова о том, что Тодда Ремингтона поместили на лечение в Клинику.

Будь она трижды проклята! Она ведь знала, что он в Клинике, еще с того самого дня, когда пригласила его с собой на прием. Неужели все те муки, через которые ему пришлось здесь пройти, оказались совершенно напрасными? Не говоря уже о том, что он по уши в долгах!

Если никто из представителей киноиндустрии не узнает, что он здесь, и если ему не удастся сделать на этом хотя бы какую-то рекламу, он потерпит полное поражение.

Невзирая на свою алкогольную зависимость, Рем был оптимистом и борцом по натуре; ему никогда даже в голову не приходила мысль покончить с собой. Но теперь… теперь самоубийство казалось ему единственным решением всех проблем. Если ему не дадут роль в кино, у него не будет никакой возможности вернуть долги, и Рем не скрывал от себя, что снова запьет в тот же самый день, когда его выпишут отсюда. Почему бы не избрать самый легкий выход и не покончить со всем сразу?

Его мысли перенеслись на вечеринку, куда его пригласила Синди Ходжез, и он вспомнил хозяйку дома. Хотя Рем в тот день сильно напился, он был совершенно уверен, что видел перед собой Мэй Фремонт. И судя по обстановке дома и по пышности устроенного ею приема, она очень богата.

Кроме того, она явно пользовалась в Оазисе безукоризненной репутацией, из чего следовало, что никому из местных жителей не известно о ее прошлом. Наверное, она готова дорого заплатить за то, чтобы сохранить тайну!

Никогда за всю свою жизнь Рем не совершил ни одного преступного деяния, если не считать наездов в пьяном виде и драк в барах, а шантаж, бесспорно, можно считать преступным деянием. Но, как заметил один драматург, крайние ситуации требуют крайних мер. Кроме того, если Мэй богата, ее деньги, во всяком случае, большая их часть, получены от торговли живым товаром, а разве это само по себе не противозаконное занятие?

Какое имя она носит теперь? Рему пришлось снова перебрать в памяти события последней недели, порядком перепутанные в его сознании, прежде чем он наконец вспомнил. Зоя Тремэйн! Да, именно так.

Пациентам не разрешалось иметь в палатах телефоны, однако он все равно не рискнул бы звонить с собственного номера. Рем вспомнил, что во время своей короткой вылазки из палаты он видел в солярии телефон-автомат. При оформлении в Клинику у него забрали почти все личные вещи, но все же оставили горстку разменных монет.

В пижаме и шлепанцах он пересек коридор, шаркая ногами, словно дряхлый старик; руки у него дрожали, как у паралитика. Обнаружив, что солярий пуст, Рем вздохнул с облегчением. Пролистав телефонный справочник, он не нашел там имени Зои Тремэйн. Быть может, если позвонить Синди Ходжез под тем предлогом, что он хочет извиниться перед Зоей за свое поведение на приеме, журналистка даст ему номер ее телефона?

Синди наверняка окажет ему эту услугу, но, опустив несколько монет в ячейку автомата, Рем вдруг заколебался. Он снова пролистал справочник и нашел номер редакции «Оазис энтерпрайз», еженедельной городской газеты.

Когда на другом конце провода подняли трубку, он попросил позвать заведующего отделом новостей. Через минуту мужской голос произнес, лениво растягивая слова:

– Берт Даунс слушает. Чем могу быть полезным?

– Вы знаете, что Тодд Ремингтон помещен в Клинику для прохождения курса лечения от алкоголизма?

– Кто такой Тодд Ремингтон, черт побери?

Рем молчал.

– Пожалуйста, назовите свое имя.

Рем повесил трубку, прижавшись горящим, словно в лихорадке, лбом к холодному пластику. Ему хотелось размозжить себе голову.

Две минуты спустя он смотрел на листок бумаги с телефоном Зои Тремэйн, который сообщила ему Синди, и набирал номер. Долго никто не поднимал трубку, и Рем уже решил было, что никого нет дома, но тут тихий голос ответил:

– Алло?

– Мэй Фремонт? Это ты, Мэй?

Последовала короткая пауза.

– Боюсь, вы ошиблись номером. Мое имя Зоя Тремэйн.

– Возможно, теперь тебя зовут так, но когда мы впервые встретились в Неваде, ты носила имя Мэй Фремонт. Это Тодд Ремингтон, Мэй. Мы недавно виделись на приеме у тебя дома, помнишь?

В трубке раздался тихий вздох.

– Что тебе нужно, Рем?

Оказавшись перед необходимостью отвечать на прямо поставленный вопрос, Рем не мог найти слов. Он еще не решил, готов ли пойти на шантаж, и если даже это было так, он представлял себе все несколько иначе.

– Я только хотел удостовериться, что действительно видел именно тебя и что это мне не почудилось с перепоя. Мне предстоит провести тут еще около месяца, и вот я подумал, не встретиться ли нам с тобой и не поболтать ли по-дружески о старых добрых временах.

– Те времена уже давно в прошлом, и у меня нет никакого желания к ним возвращаться. – Ее голос стал жестким и холодным.

– Послушай, Мэй, ради нашей былой дружбы… – произнес Рем умоляющим тоном. – Какой от этого вред?