Если разобраться, пришла в голову мысль, по сути, она еще ребенок. Избалованный, капризный, привыкший к относительной безопасности и тому, что все бытовые вопросы за нее решают. И вот попала... как курица в ощип. Одна, кругом страшные и ужасные «демоны», которыми наверняка с детства мамки-няньки пугали. Первая реакция — шок, ужас, и «лучше б я умерла!». Но время идет, суп из нее не варят, не насилуют толпой, хотя по идее должны. Всяким мукам и пыткам не подвергают.
Страх ушел. И что чувствует она? Обиду. Обиду на себя, что решила выпендриться и полезла в путешествие, оказавшееся столь опасным. Обиду на окружающих, возможно на отца, что не защитили. Может на Идду, что уехала. Может на брата, что никак не выкупит... Вот только на себя обижаться она не может, ибо не то воспитание, на брата-отца и прочих не получается — они далеко. Вот и вымещает по мере сил на том, на ком может. На мне.
— И зачем надо было в костер бросать? — донесся обиженный голосок. — Хорошее могло быть платье...
Я покосился. Летисия, уже освободившись от своего, порядком грязного малинового плаща, перебирала в руках «подарки».
— Ну что там у тебя?
— Не смотри!
— На что? Ты же не переодеваешься!
— Отвернись!
Ладно-ладно, я опять уставился в бескрайнее море. Вечерело, солнце уже закатилось, еще полчаса, может чуть больше и сгустятся сумерки. Над головой с криками носились то ли чайки, то ли еще какая пернатая живность. Море катило свои пока еще не прогревшиеся волны, существенно похолодало.
— Эй... орк, — как-то неуверенно позвала девушка.
Я встал, подошел.
— Ну... как тебе?
Слегка смущаясь, она чуть покрутилась передо мной. Ох, блин, женщины! Вот тебе не всё равно, что на тебе напялено, когда кругом чужие уроды? Платье на Летисии было бледно-синего цвета, простенькое, но вполне по фигуре.
— Норм, — буркнул я, — чистое, сухое? Ну и скажи спасибо.
— Спасибо... орк... Асгейр. Я еще вот отобрала, — она указала на небольшую стопку.
Хм, сложены аккуратно. Наверно хоть чему-то ее мама учила.
— А остальное?
— Остальное можно выбросить, — по-простецки заявила она.
Эх... А вот бывшие хозяйки этих ... тряпок, наверно горбатились на них, откладывали монетки, чтоб купить. А ты раз, и в помойку. Дочь феодала, фигли. Чем же вы тогда лучше нас? Грабителей-разбойников-убийц?
— Ладно, пошли, — я протянул ей руку.
С заминкой, но она всё ж оперлась.
***
— Сигмунд?
— Нет. И вообще, — форинг ткнул рукой, — молоко уже скисло. Займись клеем... Всё какая-то хоть польза от тебя будет.
По приготовившимся выдвигаться парням прокатились смешки. Ха-ха-ха, как смешно, скривился я. Вас бы на мое место!
Уто́пали. На корме Кнуд, вроде как за морем наблюдает. На берегу Ойвинд и Бруни. Сигмунд совсем расслабился, оставляет с кораблем всего двоих. Не считая меня.
Я взял деревянное ведерко со скисшим молоком. И кувшинчик, с сильно пахнущей аммиаком субстанцией. Даже не хочу знать, откуда они ее взяли... А-а-а, бл... Глаза уже начали слезиться.
Кнуду хорошо, ветер с моря, а парни позажимав носы и побурчав для порядка, отошли от берега подальше.
— Чем это так... воняет?
Поднял голову. Летисия. Больше суток не разговаривала, я прям наслаждался. Теперь подошла, с наветренной стороны, с безопасного расстояния вытянула шею.
— Клей делаю, — буркнул я.
— Зачем?
— Кораблик подлатать надо, а то утонем. С тобой вместе.
Бл... Как же ест глаза! Я попытался рукавом стереть слезы.
— А вы, демоны наверно привычные к вони?
— Что? — я тряхнул головой. — С чего такой вывод?
— Ну... к запаху серы.
— А ты знаешь, как сера пахнет?
Трясет головой, типа, откуда мне?
— Не так.
— Тебе лучше знать! — дипломатично заявляет девушка.
Да почему противогазов-то до сих пор не придумали! Ма-ма!
— Слышь... — доходит до меня. — А с чего мне лучше знать, как пахнет сера?
— Так вы ж в аду живете. Там котлы, с серой. Для грешников...
Сук... Помотал башкой, проморгался. Помню, когда аммиак весь провзаимодействует с молочкой, вроде запах послабее становится?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— С чего ты вообще это решила?
— Нам отец Бенедикт рассказывал.
А-а-а, ну да-а! Раз сам «отец Бенедикт», то конечно! Этот не соврет! И почему у церковников во всех мирах фантазия такая бедная. Придумали бы что-нибудь особенное.
— Скажи... — Летисия присела на краешек второго от меня рундука. Вроде и кричать не надо, и воняет не так сильно, — а в аду... Там очень жарко?
О, женщины! Любопытство вам имя! Я бы вот назвал Оркланд «Ледяным адом», особенно зимой.
— Не особенно.
— Вы, наверное, привычные... — протягивает задумчиво девушка.
Ну вот, то ли глаза попривыкли, то ли действительно вонь стала поменьше. Так, чего она там от меня хотела?
— А грешники... которые в котлах... — пауза затянулась, — им очень там ... больно?
Ох, блин, навязалась!
— Не думаю, что им там нравится.
Девушка опять задумалась, глядя, как я вымешиваю содержимое в ведерке палкой.
— Скажи... — а тон-то стал более игривый, — а они... ну, в смысле грешники, в котлах... Они без одежды?
— А как же! — даже смог подмигнуть ей. — Вот попадешь к нам, будешь сидеть в котле булькая, смотреть, как я вокруг хожу и думать, и чего я стеснялась при нем переодеваться?
— Вот еще! — фыркнула девушка, — С чего это мне в ад попадать? Я добропорядочная верующая в Спасителя, я молюсь ему... ежедневно, я посты соблюдаю и не грешу... Да и потом, — нашлась она, — когда я умру, я буду старой, дряблой, с обвисшей грудью... Мне будет всё равно!
Еще минут через пять-десять:
— Слушай... А если там жарко... Вы там в одежде ходите?
Хм... Я вспомнил, как у нас чертей рисовали.
— Не-а, зачем?
— И-и... женщины ваши?
— Ага, — я утер пот, всё ж запарное это дело, вымешивать такую бадью клея. — Ходим голенькие, предаемся свальному греху, вокруг котлов. А всякие старые девственницы сидят по котлам и думают: и какого демона берегли себя? Не познав радости земной любви!
— Это не любовь демон! Это уступка плоти! — ну всё, поучать взялась. — Истинная любовь, она не такая!
— И какая?
— Это серенады, это нежные взгляды, это совместное чтение стихов... с умилением оплакивая смерть героев.
О-о-о, девочка! Романтики-то сколько в твоей совсем юной головке... Блин! Да я ж забыл — она же девственница!
— Ага, — кивнул, — прогулки под луной по саду, нежное держание за ручку, комплименты... Вот выйдешь за своего Ланца, он тебе объяснит, что такое любовь, и откуда дети берутся.
— Я знаю, откуда дети берутся, — холодно отпарировала Летисия. — Это святая обязанность жены, рожать своему супругу наследников! Но это, орк, не любовь!
Блин, да что я ее развожу, словно симпатичную сокурсницу подвожу к мысли что максима: «замуж девственницей» вселенская глупость? Мне с ней в постели не кувыркаться. Во-первых, не мой тип, а во-вторых, она нам за другим нужна. И вот для этого другого, ее девственность необходима.
Народ вернулся хоть и нагруженный, но не веселый. Шесть серьезных ран, то есть снова в бой эти парни пойдут не завтра. Торольв получил по голове, аж шлем прорублен. Чем это его так? Скегги пропустил удар копьем в голень. Кость цела, но ходит еле-еле. Хельги, не так давно оправившийся от стрелы в задницу, опять хромает. На этот раз пробито бедро, заживать будет долго. Синдри... блин, ну почему я не удивляюсь! Получил по башке, похоже сильный сотряс — парня мутит, шатает. Черт, а я никак не выберу время поговорить с другом, чтоб на рожон не лез!
И, самое паршивое, наш лучник — Регин. Умудрился поймать рукой стрелу. В смысле — стрелу в руку. Левая плотно перевязана и примотана к телу.
— Кнуд! — Сигмунд был, как всегда, насуплен. Прям хоть меняй погоняло, со «Счастливчика» на «Хмурого». — Нам нужно место, где мы сможем отсидеться несколько дней.