когда я пролистала уже почти треть книги.
- Нет, это точно не оно. Его изобрела Лобелия Темпль, чтобы вскрывать бутылки без штопора.
- А почему тогда оно так называется?
- Чтоб никто не догадался, что она алкоголичка, - пожала плечами я.
Резкий порыв сквозняка пронесся по чердаку и затушил свечу.
- Успокойся, Лобелия! – крикнула я во тьму. - Все и так знают, что ты была алкоголичкой! Ты пила, наверное, как Виктор Гюго и мир не рухнет, если мы хоть раз это признаем!
- Кажется, Темпли еще и вспыльчивы, - вновь зажигая свечу, отметил Михаил.
- Немного, - неохотно признала я. Отчасти именно поэтому я и не хотела никого знакомить с семьей. Ни один нормальный человек этого не выдержит. Я бросила косой взгляд на совершенно спокойного Михаила, наблюдавшего, как сгущаются мрачные тени в пыльном старом зеркале, стоящем в углу. – Лобелия, прекрати пытаться нас испугать! И зловещее завывание ветра тоже можешь убрать!
- Поскрипывание половиц у вас получается очень музыкальное, господа Темпли, - отметил ангел.
Подвески старой люстры, лежавшей на комоде, смущенно зазвенели.
Нет, пожалуй, этот способен выдержать Темплей. Он с целым Раем справлялся, наша семейка ему уж точно по плечу.
- Ага! Нашла! Заклятье, чтобы снять оковы! Как раз то, что нужно.
Глава 18, безымянная.
Каждое утро ровно в восемь часов сорок минут она распахивала дверь и заходила в приемную. Мерно цокали каблуки, когда она, будто бы танцуя, перемещалась по своим владениям. Радостно урчала кофеварка, осчастливленная ее присутствием. Тихо журчала вода, когда она поливала цветы. Шуршали, перебираемые тонкой рукой бумаги. Мягко шелестели, словно морской прибой, журналы на столике возле диванчика для посетителей. Диванчик и журналы появились в приемной вместе с ней. Прежде посетители стояли, переминаясь с ноги на ногу, и терпеливо ждали, когда же архангел Михаил соизволит их принять. Он не был высокомерен или снисходителен. Не заставлял их ждать стоя нарочно. Просто ему никогда не приходило в голову, что кому-то могут быть нужны такие вещи как журналы и диванчики. В конце концов, они же ангелы! Потребности тела над ними не властны.
Как ни странно, сказать ей этого он так и не смог. В приемной появился кофе, настоящий, а не та бурда, которую предпочитала предыдущая секретарша. Неизвестно откуда взялись новенький чайный сервиз и кофейная пара цвета слоновой кости.
Оглядываясь назад, казалось, что он лягушка из той притчи. Лягушка, которую сварили так медленно, что та и не заметила. Похоже на пологий берег. Когда идешь, идешь, идешь, идешь.. И кажется, позади уже осталось немало миль, а ты все еще стоишь по колено в воде. Но вдруг что-то меняется, склон становится более отвесным. Шаг – и пустота.
Так и он однажды взглянул на нее и понял, что вот она – пустота. Пустота, к которой он шел целую вечность. Так долго, что уже успел потерять из виду берег. Да и был ли он, этот берег?
Аделаида прокралась в его жизнь незаметно. Человек. Последняя из семьи Темпль. Сначала он не придавал ей никакого значения. Работает, и пусть себе работает дальше. Он нанял ее по рекомендации, для него не имело значения то, из какой она семьи. Рабочие компетенции прежде всего.
Она тихо смеялась, разговаривая с растениями, стоящими на подоконниках. Растения тоже появились вместе с ней, словно это был еще один ее способ поставить метку, заявить права на этот офис и на него. По крайней мере, так ему на мгновение показалось. Подаренные ей платки-паше казались частью все того же безумия. Он так ни разу и не надел их. Спрятал подальше и никогда не доставал, никогда не думал, каково это, быть помеченным ей. Позже эти мысли показались ему неразумными и странными, но временами он вновь и вновь ощущал, что начинает принадлежать ей, что привязан к ней невидимой нитью.
Она распространялась как зараза. Как холера. Как чума. С Чумой у нее, кстати, были удивительно хорошие отношения. Михаила Чума недолюбливала давно. Вечно кидала презрительные взгляды и подозревала в попытке ущемить ее, Чумы, права. А с Аделаидой она хихикала, как школьница. Он как-то застал их обеих: Всадница Апокалипсиса восседала на столе и, болтая ногами, что-то рассказывала. Их неожиданная близость остро кольнула его куда-то в области сердца. С ним Ада держалась настороженно и уж точно не позволяла себе вот так фыркать от смеха, давясь чаем и полупрожеванным печеньем. В тот раз он сурово отчитал Аду за несоблюдение офисного распорядка и нарушение дисциплины. Он наказывал ее за свои странные и непонятные желания.
Он бы простил себе, если бы просто хотел ее. Желание переспать с хорошенькой и приятной особью не было чем-то зазорным. У Михаила было немало связей. Чаще всего с ангелами, но порой бывали и демоницы. Пригласить ее на ужин, сказать пару дежурных комплиментов, а затем переместить к себе домой. Возможен и более длинный вариант с несколькими встречами, но это тоже приемлемо. А что было неприемлемым, так это непонятно откуда всплывающие мысли о том, как мило она смутилась, когда он поймал ее, напевающую колыбельные растениям, и вдруг подумал, что из нее получилась бы хорошая мать. Ему не должно было быть дела до того, какая она мать. Особенно учитывая, что у нее был жених.
Ангелы не слишком похожи на то, какими их себе представляют люди. Среди них нет пухлощеких младенцев, летающих в обнаженном виде по миру. Ангелы не столь эфирно-безгрешны. У них есть желания и амбиции, они подвержены эмоциям и настроениям. Однако некоторые правила существуют и для ангелов. Так, к примеру, разрушать чужие отношения, чтобы быть с женщиной.. Ну.. Для ангела, особенно для главного из всех ангелов, возглавляющего Рай, это было бы непростительно. А потому он прятал подальше мысли о прикосновениях нежных тонких рук, о светлых шелковистых волосах, струящихся по ее обнаженной спине, о трогательно-хрупких ключицах, о молочной нетронутой шее, на которой так и хочется оставить свои метки.
Он ее начальник. В меру суровый, в меру милосердный, заботливый и слегка отстраненный. Не более того. Иначе быть не могло.
Пока однажды все не изменилось.
За колдующей Аделаидой он наблюдал с тщательно скрываемым беспокойством.
- Я не очень уверена в своих силах, но если ты будешь так пялиться, легче мне не станет, - огрызнулась заметно нервничающая Ада, сбиваясь на середине.
Темный чердак выглядит мрачно и оттого она кажется еще более