тому есть логическое объяснение… — Головин попытался насколько можно смягчить это известие, но Яков не стал слушать его утешения:
— Все правильно! Генералов на солдат не меняют! Иначе как бы он стал смотреть в глаза своему народу? И я бы чувствовал себя распоследним подонком, прячущимся за чужие спины… Но почему так долго, Александр Дмитриевич? Я уже два года как… А враг все еще топчет нашу многострадальную землю!
— Топчет, — согласился оснаб. — Мы его потихоньку, но выдавливаем с нашей земли. Взять Москву фрицам в сорок первом таки не удалось! Вспомни сам, ведь ты умудрился попасть в самую кровавую мясорубку первых дней войны…
— Да, — кивнул Яков, соглашаясь с железобетонными доводами князя Головина, — я помню… Помню, как пребывал в шоке от того, что нас так легко смяли и раскатали в горелый блин… Но почему так случилось, товарищ… не знаю вашего звания…
— Оснаб, — ответил Александр Дмитриевич.
— В Советском Союзе вернули старорежимные звания? — изумился Джугашвили. — И не только звания, — не стал вдаваться в подробности Головин о том, что его звание — уникально для Союза, — вернули еще и погоны.
— Неожиданно… — изумленно приподнял брови Яков. — Так почему так произошло, товарищ оснаб? Почему враг в считанные дни и недели сумел проломить нашу оборону и докатиться до самой Москвы?
— Я не военный аналитик, — честно признался Головин. — Враг оказался намного сильнее, чем мы сумели даже предполагать. Намного сильнее! Сейчас я не могу вам много рассказать, Яков…
— Почему?
— Тот человек, которого вы видите сейчас перед собой — лишь часть, Ментальный Слепок моего сознания, не обладающий полной памятью оригинала. Мне пришлось пойти на это, чтобы поговорить с вами с глазу на глаз. А я в данный момент нахожусь в теплой компании эсэсовского штандартенфюрера — барона фон Эрлингера, усыпляя его бдительность.
— А так разве такое возможно? — вскинулся пленник, впившись взглядом в глаза «эрзац-копии» оснаба.
— Разделение сознания? — переспросил Головин.
— Да.
— Это — одна из особенностей моего Ментального Дара, — сообщил Головин. — Правда, «жизнеспособность» отделенной от общего сознания копии недолговечна. Я скоро исчезну… Поэтому, Яков, слушайте внимательно — времени у нас с вами почти не осталось.
— Я весь в внимании, — подобрался Джугашвили.
— Дело в том, что барону удалось подобрать «ключик» к первому уровню вашей Защиты. Пусть путь к нему долгий и кропотливый, но ему таки удалось до вас добраться. И пусть его недолгое общение с вами запустило процесс «регенерации» разрушенных Защитных Формул, этот хитрый ублюдок может еще что-нибудь выдумать. В свое время мне довелось с ним плотно общаться…
— Я больше не буду выходить на первый уровень, — сообщил Джугашвили. — У меня есть «своя комната» — туда ему не добраться. По крайней мере, в ближайшее время, — добавил он.
— Мой вам совет, пока не покидайте «окрестностей» этой дачи. За два года мы продвинулись далеко вперед в построении Метнальной Защиты. Здесь вам точно ничего не будет угрожать. Можете гулять в саду, пользоваться столовой, кинотеатром и библиотекой. Все это поможет скрасить вам одиночество.
— Хорошо, — кивнул узник, глядя увлажнившимися глазами в огонь, бушующий в буржуйке.
— И еще, Яков, я не буду давать вам напрасных обещаний… — Произнес Александр Дмитриевич, решив ничего не скрывать от пленника, какой бы горькой ни была эта правда. — Наша миссия очень важна для страны… для победы… И, хоть ваше спасение и не предусмотрено нашим заданием, мы постараемся вас освободи… — Договорить Головин не успел — его Ментальный Слепок исчерпал отведенное ему время и растворился в пространстве.
— Удачи, Александр Дмитриевич! — произнес в пустоту Яков, продолжая как завороженный смотреть на игру ярких языков пламени в открытой печи.
Глава 19
Мы вновь оказались в полутемном бетонном каземате перед неподвижным телом Якова Джугашвили, лежащим на холодной металлической поверхности прозекторского стола.
— Фух! — облегченно выдохнул фон Эрлингер, пошатнувшись на ослабших вдруг ногах. Командиру даже пришлось его под руку ухватить, чтобы он на пол не рухнул. — Вернулись… живыми… — И он таки шлепнулся задом, пусть и на единственное кресло в этом мрачном бетонном каземате.
«Жаль, конечно, что такое дерьмо в очередной раз всплыло!» — Против воли мелькнула мысль в моей голове, но я постарался затолкать её поглубже, чтобы фриц не услышал. Хотя, в таком состоянии он не то, что чужие мысли читать, он и в своих-то порядок навести сейчас не сможет. А всем говнюкам еще воздастся по заслугам! Мне ли этого не знать?
Из всей нашей компании, предпринявшей такое опасное путешествие по Ментальному Пространству пленника, лишь оберштурмфюрер Вернер продолжал стоять с тупой улыбочкой на лице. Похоже, что он все еще дожидается нашего возвращения у кирпичной стены Первого Уровня Защиты сознания Якова Джугашвили.
— Слышь, профессор, — бесцеремонно толкнул я в плечо фон Эрлингера, закатившего глаза и растекшегося по креслу подтаявшей медузой, выброшенной на берег сильным прибоем, — как твоего пацанчика обратно вернуть?
— А? — Фриц посмотрел на меня абсолютно пустым взглядом, явно не догоняя суть моего вопроса.
Похоже, что наш перетрухавший барончик, слегка неадекватен. Видимо, что этот ушлепок никогда не смотрел смерти в лицо, шинкуя народец на куски в безопасной кабинетной тишине. Мне-то, как бы и наплевать, что с его подопечным дальше приключится. Пусть даже и загнется болезный — плакать по нему никто из нас не будет. Туда ему и дорога! Но эта погань, все-таки, сейчас у Яшки в голове, пусть и за Защитной Стеной, но такие соседи ему на фиг не нужны!
— Я говорю, — повторил я, наподдав ногой по продолжающему гудеть агрегату профессора, соединенного проводами, как с пленником, так и с Вернером, — как твоего помощника от этой штуковины отключить? Понял-нет? — Я звонко пощелкал пальцами перед самым носом барона. — Дома есть кто-нибудь? А?
— Снимите… с него… — слабым голоском проблеял профессор, указав пальцем на голову оберштурмфюрера, украшенную металлическим обручем, держащимся на присосках.
— А, — понятливо кивнул я, — херню эту содрать?
— Я-я! — вновь коротко проблеял фон Эрлингер и устало закрыл глаза.
— Было бы сказано, — хмыкнул я и одним движением сдернул с головы Вернера металлическую приблуду.
Фриц вздрогнул, словно его прошило электрическим током, а после пришел в себя, громко выругавшись и хватившись ладонями за виски:
— Teufel[75]!
— Чего шумишь, Родька? — неожиданно гаркнул я ему в ухо.
— Я не Родька, я — Рудольф! — Дернувшись от громкого звука, попытался поправить меня Вернер.
— Не один ли хрен? — Отмахнулся я от его замечания. — Чего орешь, скаженный, будто тебя на куски режут?
— Нельзя так резко снимать управляющий контур, не отключив машину! — Выставил он мне претензию. — Меня теперь