— Рана! — повторил юноша, в сильнейшем волнении расхаживая по комнате.— Или вы полагаете, сэр, что я считаю его убийцей? О нет! Он слишком хитер и слишком труслив для такого преступления. Однако пусть он и его дочь купаются в роскоши, возмездие их не минует. Нет, нет,— продолжал он уже спокойнее,— это могиканин заподозрил его в желании убить меня, я же не придаю своей ране никакого значения.
Он снова сел и, закрыв лицо руками, низко опустил голову.
— Эту несдержанность и вспыльчивость, дитя мое, он унаследовал от своих предков, дикарей,— шепнул мистер Грант дочери, которая в испуге схватила его за руку.— Ты ведь слышала, что говорил индеец о его происхождении. И ни образование, ни наша святая религия не смогли до конца изгнать дурные страсти из его души. Но время и попечительные заботы еще могут его исправить.
Хотя священник говорил шепотом, юноша расслышал его слова и, подняв голову, с загадочной улыбкой сказал довольно спокойным голосом:
— Не бойтесь, мисс Грант, ни моей дикарской несдержанности, ни моего дикарского наряда. Я поддался чувству, которое должен был бы побороть. Ваш батюшка прав, в этом повинна кровь моих предков, но я не хотел бы запятнать честь моего рода — это единственмое, что у меня осталось. Да, я горжусь тем, что происхожу от делаварского вождя, благородного и доблестного воина. Старик могиканин был его другом и может подтвердить правдивость моих слов.
Затем заговорил мистер Грант. Заметив, что юноша совсем успокоился, а старый вождь слушает его внимательно, он воспользовался случаем и произнес длинную, полную богословских рассуждений речь о том, что высший долг христианина — прощать обиды. Беседа эта длилась более часа, а затем гости поднялись, попрощались с хозяевами и удалились. Едва выйдя из дома священника, они разошлись: индеец направился к поселку, а юноша — к берегу озера. Священник долго стоял на пороге, глядя вслед старому вождю, который шел по тропе быстрым и твердым шагом, удивительным для человека его возраста. В серебристом свете луны его одеяло сливалось с сугробами, зато черные волосы казались еще чернее.
В задней стене дома было окно, выходившее на озеро, и у этого окна мистер Грант, вернувшись в комнату, застал Луизу, которая стояла, устремив взор на темное пятно, двигавшееся по направлению к восточному склону долины. Приблизившись к дочери, он разглядел фигуру молодого охотника — последний успел уже пройти полмили и быстро шагал теперь по твердому снежному покрову, скрывавшему озеро, к восточному мысу, где под утесом, поросшим сосной и хемлоком, ютилась, как было известно священнику, хижина Кожаного Чулка. Через мгновение их недавний гость скрылся в тени деревьев на дальнем берегу.
— Удивительно, как долго люди с индейской кровью сохраняют дикарские наклонности,— заметил добрый священник.— Но, если он не сойдет с избранного им пути, он еще победит их. Напомни мне, Луиза, когда он снова посетит нас, дать ему почитать проповедь «О грехе идолопоклонства».
— Неужели, батюшка, вы думаете, что он может вернуться к вере своих предков — идолопоклонников?
— Нет, нет, дружочек мой,— ответил мистер Грант, ласково поглаживая дочь по льняным кудрям и улыбаясь.— Этому помешает его белая кровь, но порой мы творим идолов из наших страстей.
ГЛАВА XIII
Пинту пива я осушу
За здравье ячменного солода!
Застольная песняТам, где перекрещивались две главные улицы Темплтона, находилась, как уже было сказано, гостиница с трактиром, называвшаяся «Храбрый драгун». По первоначальному плану предполагалось, что поселок расположится вдоль потока, струившегося по долине, а улица, ведущая от озера к «академии», должна была стать его западной границей. Но соображения удобства часто разрушают самые лучшие планы. Дом мистера Холлистера (впрочем, с тех пор как он был назначен начальником местной милиции, его чаще называли капитаном Холлистером, хотя в регулярной армии он дослужился только до чина сержанта) еще в самые первые дни существования поселка был воздвигнут прямо поперек главной улицы, тем самым замкнув ее. Однако всадники, а затем и возчики, ехавшие в западном направлении, воспользовались узким проходом сбоку от этого здания, чтобы сократить свой путь, и со временем там образовалась настоящая проезжая дорога, вдоль которой начали строиться дома, так что исправить эту погрешность уже не представлялось никакой возможности.
Это искажение плана будущего города, составленного Мармадьюком, имело два следствия. Во-первых, главная улица на половине своей длины вдруг суживалась тоже наполовину, а во-вторых, «Храбрый драгун» оказался самым заметным зданием в поселке, если не считать «дворца».
Такое преимущество, а также характеры хозяина и хозяйки заранее обеспечили трактиру верную победу над всеми его будущими соперниками. Однако соперники в свое время все же появились, и теперь на углу наискосок от «Храброго драгуна» уже возвышалось новое здание, которое, по мнению его владельцев, должно было сокрушить всякую конкуренцию. Это был деревянный дом, украшенный по тогдашней моде,— его крыша и балюстрады были скопированы с «дворцовых», да и вообще он принадлежал к числу тех трех зданий, которые, как мы уже упоминали, строились под влиянием архитектурного гения мистера Джонса. Верхние его окна были накрепко заколочены досками, чтобы в помещение не проникал холодный воздух,— дело в том, что новая гостиница еще не была достроена, хотя стекла в нижних окнах и огонь, пылавший в нескольких очагах, доказывали, что в ней уже живут. Фасад и стена, выходившая на боковую улицу, блистали белой краской, а задняя стена, так же как и правая, к которой впоследствии должен был примкнуть соседний дом, были кое-как вымазаны темно-бурым составом. Перед входом красовались два высоких столба, соединенных сверху балкой, с которой спускалась огромная вывеска в сосновой раме, покрытой затейливой резьбой, и вся размалеванная по краям масонскими эмблемами. Между этими таинственными символами большими буквами было написано:
ТЕМПЛТОНСКАЯ КОФЕЙНЯ
И ГОСТИНИЦА ДЛЯ ПРОЕЗЖАЮЩИХ,
а ниже: «Содержатели Хабаккук Фут и Джошуа Натт».
Это был опасный соперник «Храброго драгуна», в чем наши читатели без труда убедятся, когда мы добавим, что те же звучные имена украшали вывеску новой деревенской лавки, мастерской шапочника, а также ворота кожевенного завода. Однако то ли, когда берешься за многое, все делаешь плохо, то ли «Храбрый драгун» успел уже заслужить столь высокую репутацию, что нелегко было ее подорвать,— во всяком случае, не только судья Темпл и его друзья, но и все жители поселка, кроме тех, кто был в долгу у вышеупомянутой могущественной фирмы, предпочитали заведение капитана Холлистера.