Читать интересную книгу Немецкий детектив - Ханс Кирст

Личность погибшего: Неннер, художник-авангардист.

Прошу дальнейших указаний. Рогальски».

Инспектор Фельдер позже рассказывал:

— Мы уже собирались все бросить и идти спать. Нуждались в этом все, не исключая Циммермана и меня. Узкб несколько ночей мы почти не смыкали глаз.

Я убежден был, что в докладе Рогальски нет ничего настолько серьезного, чтобы нельзя было разойтись по домам. Подумаешь, убийство в драке! Может, из-за женщины, может, грабители перестарались, да мало ли что могло случиться!

— Обычное дело, — сказал я шефу.

Циммерман перечитал донесение. На несколько секунд замер, потом снял плащ, вернулся к столу, положил донесение Рогальски перед собой и задумчиво уставился на него. Потом сказал мне:

— Придется сегодня снова не спать.

— Из-за такой ерунды? — Я своим ушам не верил. Но Циммерман кивнул.

— Пусть Рогальски блокирует место происшествия и обязательно дождется нас. И направьте туда лучшую следственную бригаду, что есть в нашем распоряжении.

— Но почему? — спросил я.

— Нет времени на объяснения, — отрезал Циммерман. — Но, если я не ошибаюсь, тут дело непростое.

А Циммерман ошибался очень редко, это было общеизвестно.

— Пусть срочно вызовут фон Готу из Фолькс-театра. И, кроме того, попросите комиссара Кребса зайти ко мне. Потом скажите Дрейер, пусть она вас подменит.

— А чем заняться мне?

— Возьмите служебную машину и поезжайте к Келлеру. Скажите, я просил его подъехать ко мне. Он знает почему. Естественно, дайте ему всю информацию, какую пожелает.

* * *

Комиссар Кребс заявился к Циммерману через несколько минут.

— Что случилось, Мартин? — испуганно спросил он.

— В списке, который ты мне передал, были имена людей, с которыми встречался мой сын. Кто составлял его?

— Не знаю, Мартин, — уклончиво ответил Кребс. — Этим занимался Михельсдорф.

— Он здесь?

— В любое время.

— Давай его сюда.

Инспектор Михельсдорф тоже не заставил себя ждать, хотя и был недоволен — его оторвали от работы по сличению его собственных результатов с данными картотеки.

К тому же он не испытывал особого уважения к отделу по расследованию убийств — подумаешь, время от времени поймать какого-то свихнувшегося убийцу! Лечением серьезных болезней общества занимался, по его мнению, именно их отдел.

— Коллега, — начал Циммерман, — в списке, который составляли вы, есть три знакомые мне фамилии: Амадей Шмельц, Манфред Циммерман и некий Неннер.

Михельсдорф сочувственно взглянул на него.

— Мне очень жаль, комиссар, я предпочел бы избавить вас от этого…

— Бросьте, — резко оборвал Циммерман, — вы не утешитель, а криминалист. Есть между этими тремя какая-то связь?

— И весьма тесная, — ответил Михельсдорф. — Все трое — основные свидетели по делу, над которым я работаю.

— Одного вашего свидетеля уже нет в живых, — бросил Циммерман. — Кто-то убил Неннера.

— Да эти двое, кто ж еще! — расстроенно воскликнул Михельсдорф и запнулся.

— Не торопитесь с выводами, — перебил Кребс. — Бездоказательно прошу таких вещей не говорить!

— Простите, — смешался Михельсдорф, — но я подумал…

— Попробуйте подумать получше, — осадил его Кребс.

— Прошу вас передать мне все материалы по этому делу. Казалось, Циммерман готовится к прыжку и в нем вдруг пробудился легендарный старый лев.

Позже об этом рассказывали так:

1. Рикки, владелец ночного клуба:

— Мое заведение имеет безупречную репутацию. Хотя, конечно, осложнения бывают. Но в конце концов не могу же я выбирать посетителей, а с полицией человек должен сотрудничать, если хочет жить тихо и спокойно…

Ну, тут за меня взялись эти довольно милые ребята, что расспрашивали о Фоглер, и даже заплатили за шампанское, которое не пили. Хотели только знать, кто настучал на Фоглер…

Вначале я отказался. Но Михельсдорф ведь от меня не требовал, чтобы я молчал об этом, ну я и назвал имя Неннера…

2. Джонатан Шонбауэр, сотрудник и приятель Неннера:

— Исключительно творческий характер нашей деятельности требует от художника отбросить все личное, добиться абсолютной независимости от окружающего и тем достичь способности выражать истинную суть вещей. Это великая миссия, которой достойны немногие.

Но к ним не относились, убежден, ни Амадей, ни Манфред. Не было у них творческого дара. Они все время были слишком заняты сами собой.

3. Ирен Бригитта Виснер, фотомодель:

— Они ворвались в этот мой курятник, как угорелые, словно с ума сошли! И не хотели ничего, лишь выговориться в моем присутствии. Амадей, правда, дал мне четыре или пять бумажек по полсотни и заявил: «Ну, милая, мы и разделали этого типа!»

А Манфред рухнул на мою постель и добавил: «От чертова мэтра, так любящего потроха, мы избавились!»

Долго они не задержались — около двух уехали в «ягуаре» Амадея.

* * *

Фон Гота явился к комиссару, когда тот рылся в документах, доставленных от Кребса. В темном велюровом плаще, наброшенном на темно-синий смокинг, он словно сошел с рекламы модной мужской одежды.

Но Циммермана эта демонстрация моды не тронула. Без всякого вступления он начал:

— Для вас есть особое задание. — И подал листок с заметками. — Эти имена вам, конечно, известны.

Фон Гота с немалым удивлением просмотрел список.

— Я должен проследить за ними?

— Нет, только найти и доставить сюда! — велел Циммерман. — И можете забыть, что речь идет о моем сыне и сыне доктора Шмельца. Найдите их, где бы они ни были.

У меня дома или у фрау Шмельц, или на холостяцкой квартире Амадея!

— Можете на меня положиться, — фон Готе с трудом удалось скрыть свое удивление. Точное время было 03.21.

* * *

Еще через три минуты, в 03.24, в кабинет Циммермана вошел Келлер, сопровождаемый Фельдером и псом. Кивнув, он уверенно сел за свой бывший стол, а пес столь же привычно занял единственное кресло. Фельдер остался у двери, с любопытством наблюдая за происходящим.

— Ну что у тебя за проблема? — спросил Келлер.

— Главная проблема в том, что мне вообще приходится заниматься этим делом, — сказал Циммерман. Произнес он это так безразлично, словно излагал содержание служебных инструкций. — В нем замешан мой сын, хотя пока не ясно, до какой степени. Как думаешь, следует мне продолжать?

— Решать ты должен сам! Насколько я понимаю, ты все равно не отступишь, и правильно сделаешь, — констатировал Келлер. — Что еще?

— Прошу тебя, помоги. Если хочешь, считай эту просьбу официальным обращением.

— Все в порядке, — остановил его Келлер. — Что ты уже успел сделать?

И тут Циммерман поступил как истинный криминалист. Решил начать следствие прямо на месте, считая: что не выяснено сразу, то пропало навсегда.

— Ладно, начнем с трупа, — согласился Келлер и встал.

* * *

Точное время: 03.52.

Место происшествия на Кенигинштрассе блокировали три патрульные машины. Зевак, по счастью, было мало, и не составило труда от них избавиться. Там уже стоял микроавтобус следственной бригады Молера, имевшей репутацию прекрасно сыгранной команды, которая мало говорит, но много делает. Их фотограф Франц Бретшнайдер был мастером такого же уровня, как и патологоанатом Рогальски.

Тот был откровенно рад, увидев, как из темно-красного БМВ без опознавательных знаков полиции появились вначале «серый кардинал» Циммермана Фельдер, потом и комиссар сам, за ними пес и, наконец, бывший учитель Ро-гальского Келлер.

Приветствуя их всех, Рогальски размахивал заполненным протоколом:

— Первые результаты!

— Все сделано, как обычно, на уровне, — заметил Келлер, просмотрев документ, и, позабыв о своей отставке, скомандовал: — Свет!

С патрульных машин на труп навели прожектора. Достав из кармана чехлы, Келлер натянул их на ботинки. Следы, которые он теперь оставлял за собой, настолько отличались от остальных, что спутать их было невозможно. Потом он тщательно осмотрел все вокруг трупа, пока не прикасаясь к нему, лишь движением руки указывая нужное положение прожекторов. Только потом натянул резиновые перчатки и занялся подробным исследованием трупа, умудряясь при этом сохранять его прежнее положение.

Прошло не меньше десяти минут, прежде чем он поднялся. Еще постоял над телом, педантично откладывая в памяти все: темный асфальт проезжей части, затоптанный тротуар, забор из проволочной сетки, натянутой между гранеными бетонными столбами…

Потом кивнул Рогальскому, который этот жест воспринял как высокую оценку своего труда. И только после этого Келлер отвел Циммермана в сторону и сообщил о своих впечатлениях: