Читать интересную книгу Убежать от себя - Анатолий Голубев

В постоянных жизненных конфликтах, в том бесконечном борении, которым наполнен мир спорта, молчание и вовсе удобно. Особенно для ничтожеств и жучков. Рябов постоянно твердил – не молчуны движут историю, не те, кто сам себе на уме. Лишь собственным горением, лишь столкновением мнений можно раздуть всеохватывающее пламя заинтересованности.

И он говорил. На пресс-конференциях, на коллегиях, в радиоинтервью, на беседах в высоких кабинетах, за столом у друзей, на собраниях в команде, на торжественных приемах. Говорил вещи, приятные далеко не всем. И, как считала Галина, бессмысленно плодил себе врагов. Слушая ее предостережения, он сначала злился, кричал на жену, потом лишь насмешливо молчал.

К счастью, и она поняла, что, как бы ни сложились с кем-то отношения, как ни осложнилась их жизнь, подругому не будет. С таким характером мужа нечего ждать тихой жизни. И она смирилась. Смирились многие, но далеко не все. Кому-то он мешал жить спокойно, кому-то его острое слово кололо глаз, кто-то слишком самолюбиво воспринимал иную точку зрения, шедшую вразрез с собственной.

Язык мой – враг мой!

Рябов не думал так. Будучи добрым и общительным с людьми, которых любил, он страстно хотел, чтобы и его любили. Причем любили все. А этого в жизни не бывает – чтобы любили все. Да наверно, это и не нужно. Рябов прекрасно понимал умом, но столь страстное и нереальное желание всеобщей любви шло, скорее, от его всеохватного максимализма. Все любят только никчемных людей. И то не все.

Рябов мучительно переживал такую нелюбовь. И снова своими поступками и словом множил число людей, которые его недолюбливали, а то и вовсе не терпели. Но он делал свое дело профессионально. Многие, кому не нравился его сварливый, беспокойный характер, терпели, отдавая должное деловым качествам. А может быть, говоря себе – придет время…

Так что же? Время пришло?

После сытного обеда – Галина сегодня превзошла себя, даже сын, относившийся к еде, в отличие от отца, сдержанно, похвалил кулинарное мастерство матери – Рябов прошел в гостиную, где в углу громоздилось кирпичное сооружение, принимавшее смутные очертания камина.

Рябов сел в старинное удобное кресло и вытянул ноги.

Они как раз доставали до кучи сложенного абы как кирпича.

«Камин доделать некогда! Уже второй год незавершенная стройка – и тепла нет, и грязи полно».

Он вздохнул, вспомнив, как начал строить. Хотя годы и опыт приучили его к мысли, что вряд ли есть жилье, которое бы удовлетворяло всем человеческим прихотям, отсутствие камина в купленном доме огорчало больше всего.

Он бы, наверно, так и смирился с этим, если бы случайно не забрался в полуподвал. Полы двух нижних комнат ходили, не только издавая громкий скрип, но и вызывая невольную тревогу своим зыбким качанием. Рябов пригласил мастера. Наглый, пахнувший сивухой специалист, покачавшись на шатком полу, начал перечислять:

– Балка сгнила – менять надо. Лаги, быть тому, тоже сгнили. Или с концов. Или вовсе. Пол ложный, небось на земле лежит. Одной засыпки на карачках выгребать надо…

Рябов перебил:

– Сколько будет стоить весь ремонт? Мне хоть один гвоздь забей, но чтобы полы как следует лежали.

Мастер задумался и, покачав головой, словно не веря собственным словам, изрек:

– Тысячи две с половиной, не менее стоить будет. Материал доставать, привоз. Тут ведь…– Он хотел опять взяться за перечисление того, что надлежит сделать, но Рябов вновь перебил:

– Не пойдет. За такие деньги новый дом построить можно.

Обиженный мастер ушел, а Рябов, кряхтя, с трудом пролез в подпол и на четвереньках его весь облазил. Прикинув, где в балках слабина, с помощью обыкновенного автомобильного домкрата отжал пол кверху и, закрепив балки по-новому, опустил все на место. Пол держался, как новый.

Когда приехала жена и удивленно похвалила его, еще не успевшего отмыться от пыли и пота, он сказал:

– Вот, за день я заработал две с половиной тысячи рублей.

На что жена ответила, покачав головой с сомнением:

– Ты мне эти две с половиной тысячи наличными показать можешь?

Но главным результатом того рабочего дня оказался не ремонт, хотя и довольно успешный. В углу Рябов обнаружил фундамент, поднимавшийся до самого пола и скрытый сверху от глаз паркетом. Это был фундамент для камина. Но, видно, первые хозяева, строившие дом, вышли из сметы, или передумали, или еще что-то произошло, но запланированный поначалу камин возводить не стали.

Чтобы не пропадал фундамент, найденный так счастливо и случайно, а главное, конечно, чтобы был заветный камин, отсутствие которого Бориса Александровича весьма огорчало, он и затеял эту стройку. Без опыта, собственными силами, по своему разумению… Правда, собрал кое-какую литературу по печному делу. Установил, что главное в камине – соотношение между очком топки и очком трубы. Нарушишь – или гореть будет плохо, или тянуть плохо. Задымит весь дом.

В ту неделю отпуска он и сделал основное, что видел сейчас перед собой. Несколько раз урывками пытался продвинуть строительство, но времени оказывалось в обрез. Стал слишком притомляться на работе. В сборной сложилось довольно трудное положение: «кормильцы» явно не тянули, а молодежь еще не созрела. В те дни дважды на работе прихватывало сердце.

Так и затянулась стройка. И камина нет, и грязи полно – смотреть противно, да и по дому невольно мусор разносится. Галина ворчала, предлагала нанять мастеров и завершить работу, но Рябов упрямился, повторяя, что непременно достроит камин собственными руками. В такие минуты он явственно и с наслаждением представлял себе, как пришедшим гостям, собравшимся у камина, будет говорить, что не только спроектировал его сам – это было не совсем точно, ибо, кладя ряд за рядом кирпичи, плохо представлял себе, как будет ложиться следующий, – но и построил. И гости будут ахать и восхищаться. Но времени урвать все не удавалось, и стройка замерла надолго.

Странно, но сегодня, вопреки давно усвоенному правилу: когда на душе кошки скребут, лучшее лекарство – работа, ему совсем не хотелось браться за раствор и кирпичи.

«Хватит того, что повозился с машиной, – подумал он.– К тому же все переделать сразу негоже. Чем займешься в дни другие?»

Чем займется завтра, он слишком хорошо и навязчиво себе представлял. И кабинет председателя комитета, и длинный стол заседаний коллегии, и речи, и лица многих из тех, кто их будет произносить…

«Хоккей подобен книге – никто не платит истинной цены за книгу, лишь за стоимость ее издания. Немногие, вроде меня, знают истинную цену самой игре. Да полно, уж игра ли это? Конечно, я против того, чтобы к спорту подходили как к науке. Спорт не высшая математика. Но все-таки хоккей не просто игра. Канадские профессионалы говорят: „Забудьте своих врагов, если у вас нет другого способа переиграть их“. Разве в жизни не так?»

Сам Рябов предпочитал помнить о своих противниках, пока не побеждал их. Если забывал о ком, так только потому, что противников было больше, чем могла вместить память.

«Даже самому мудрому человеку приятнее люди, которые ему приносят деньги, чем те, которые уносят».

Рябов вдруг отчетливо представил себе человека – такого большого, такого ленивого, чем-то похожего на Баринова, который отбирает у него зарплату. Но не почувствовал к нему вражды.

«И впрямь, любая истина становится смешной и ложной, если узнаешь о ней не вовремя. И тогда многое зависит от настроения в минуты, когда особенно тошно. Вдруг начинают волновать странные идеи. Скажем, почему есть звание „Лучший спортсмен года“, но никому не придет в голову ввести и другое, логично вытекающее из первого – „Лучший тренер года“.

Позапрошлый сезон был для меня особенно удачным. Даже блестящим. Все, что намечал, свершилось. Предложи повторить счастливый год жизни по моему собственному усмотрению, наверно, не придумал бы иного, чем позапрошлый. Собрали все «золото» – олимпийское, чемпионов мира и Европы, а клубом еще – и высшие награды страны выиграли. Поставить бы в такую минуту точку и замереть. Забронзоветь на столетия. К сожалению, самоотливание в бронзе – едва ли не самая неблагодарная работа. Мог бы я подумать, встречая прошлый Новый год, вот здесь же, у недостроенного камина, что наступит этот черный день? И наступит так скоро. Когда уже не хочется смотреть на белый свет… Может, слишком поддался чувству растерянности?!»

Когда Сергей вошел в гостиную, он увидел лишь, что отец резко встал из кресла, стоявшего напротив недостроенного камина. Оно жалобно пискнуло. Отец шагнул ему навстречу. В глазах полыхал обычный огонек решительности, стремления что-то делать, делать как следует и немедленно.

26

Во время разминки с трибун летели на лед резиновые цыплята – ярко-желтые, пухлые, невесомые. Рябов поднял одну игрушку. Увидел, как Глотов сильнейшим щелчком, словно шайбу, выбил другого цыпленка назад, за борт.