и крепче прижимаю к себе.
— Привет, какая ты хорошенькая. — Ульяна улыбается, но я вижу фальшь в ее глазах, и от этого больно. Неужели так трудно поддержать меня в моем решении? Я же не навязываю ей ребенка.
— Будешь с нам чай пить? — спускаю Соню с рук и поправляю растрепавшиеся волосики.
— С пряниками? — загораются ее глаза.
— С тортиком, — лукаво улыбаюсь я.
— Ура! Буду!
Она начинает радостно прыгать. Сладкоежка моя.
— Ну беги переодевайся, — слегка шлепаю по попе, придавая ускорения и возвращаюсь к подруге.
Напряжение между нами все нарастает.
— Чудная малышка… — сухо комментирует Ульяна и отпивает из чашки.
— Да… — не могу сдержать улыбки, наблюдая, как Соня важно поднимается по лестнице.
— Только непонятно, в кого вырастет. — От едкого замечания меня передергивает. — Гены — штука опасная.
— Уль, заканчивай, — предупреждающе хмурюсь. — Я не боюсь никаких генов и все для себя решила.
Она прекрасно знает, что мне вообще неприятен этот разговор. К чему начинать?
— Ладно ты, — небрежно хмыкает Ульяна и смотрит на свои ногти. — Я вот никак не возьму в толк, зачем это все Гордееву? Фиктивный брак, приемная девочка, он легко может завести настоящую семью и воспитывать своих детей.
Катком проезжает по мне. За что? Я не понимаю. Но с каждым словом я все больше прихожу к выводу, что Алексей прав. И моя дорогая подруга совсем не подруга.
— Наш брак больше не фиктивный, — усмехаюсь и складываю руки на груди. Алексей очень настаивал, чтобы я об этом сказала.
— В смысле? — Глаза Ульяны распахиваются от недоумения, а я испытываю какое-то мрачное удовлетворение, что наконец умыла ее.
Стыдно за свои чувства, но остановиться не могу.
— Мы с Алексеем сильно сблизились в последнее время. И решили начать все сначала, — вру и не краснею, хотя почему вру? Это истинная правда. Ну за исключением последнего. Я еще ничего не решила.
— Сначала? После всего, что было? — Уля подскакивает с места и упирается ладонями в стол. — Ты его простила после того, как он тебя бросил?
— Мы были молодые и глупые… — неопределенно пожимаю плечами, хотя внутри все дрожит. Я не готова опять ворошить весь этот кошмар. Не могу, но подруга не оставляет шансов, берет за шкирку и кидает в прошлое.
— А про диагноз свой ты ему тоже сказала? — Ее голос свистит, как плеть, и болезненно полосует меня по сердцу.
— Нет, но… — судорожно втягиваю воздух, а в глазах застывают слезы.
— Какой диагноз? — Напряженный голос Алексея эхом прокатывает по кухне и заставляет вздрогнуть. Оборачиваюсь и замираю, глядя в его сердитые глаза.
Глава 27 Алексей
Вхожу в квартиру, стараясь не шуметь. Сонечка спит. Из кухни слышится женский разговор. Тася с Ульяной. Пришла все-таки. Осторожно разуваюсь и вижу, как Соня спускается по лестнице. Перехватываю ее и вручаю киндер.
— Сонечка, поиграй чуть-чуть в своей комнате, мы поговорим и тебя позовем.
— Хорошо, — расплывается она в улыбке и убегает обратно наверх.
Иду на звук голосов и прислушиваюсь к словам. С каждой секундой этот разговор мне нравится все меньше. Все-таки я был прав.
— А про диагноз свой ты ему тоже сказала? — язвительно спрашивает Шалимова.
— Нет, но… — Тася мгновенно теряется. Голос дрожит, а в глазах застывают слезы.
Диагноз? Сердце сбивается с ритма и взволнованно бьется в груди. Что за ерунда здесь происходит? Тревога разрастается в геометрической прогрессии. Решительно захожу в кухню и оцениваю масштабы бедствия.
— Какой диагноз?
Тася вздрагивает и закусывает губу, глядя на меня так, словно я привидение.
Ульяна скользит по мне снисходительным взглядом и отворачивается. Зашибись. На кофейной гуще теперь гадать, что ли?
— Я задал вопрос, Тася, — смотрю ей в глаза, пытаясь отыскать там хоть какую-то подсказку. — Какой у тебя диагноз и почему я об этом не знаю?
— Я собиралась тебе рассказать, но… — всхлипывает она.
Главное, не давить, а то сейчас закроется и вообще потом не достучусь. Стремительно сокращаю расстояние и притягиваю ее к себе, пряча на груди.
— Но что-то пошло не так. Я понял, — продолжаю ее фразу, возвращаясь к нужной теме и мягко целую Тасю в макушку. — Сейчас самое время исправить ситуацию.
Ульяна криво усмехается, наблюдая за нами и поднимается на ноги.
— Я пойду, пожалуй…
— Нет уж, ты, пожалуй, останься, — взглядом придавливаю ее. Нам надо во всем разобраться здесь и сейчас, чтобы не осталось никаких недомолвок. — Тась, — поднимаю ее лицо за подбородок, смотрю в полные слез глаза, и сердце сжимается. — Расскажи мне, — прошу хрипло и нервно сглатываю, даже не представляя, какой треш сейчас услышу.
— Я бесплодна, — произносит она тихо-тихо, а по щекам текут горячие слезы. — После того как сделала аборт… От тебя…
Слова болезненно впиваются в сознание. Дыхание перехватывает, а грудь стягивает стальным обручем.
— Какой аборт? — выдавливаю из себя с большим трудом. — Ты была беременна?
— Да.
Лечу вниз, теряя опору, прямиком в пропасть. Как такое могло произойти? Наш ребенок… Мой… Сердце ритмично качает кровь, заставляя часто дышать.
— Почему ты мне не сказала?
— И все же я пойду… — Ульяна предпринимает еще одну попытку подняться.
— Стоять! — рявкаю на нее и ладонью нажимаю на плечо, вынуждая опуститься обратно.
— Я не могла. — Таисия плачет навзрыд. Ее боль зеркально отражается во мне. — Я была в отчаянии и просила Ульяну рассказать тебе, но ты…
— Но я ничего не знал! — кричу, зажимая переносицу пальцами, чтобы самому не расплакаться. — Какого хрена? — рывком разворачиваю Шалимову к себе.
— Что я вам, передатчик? — надменно вскидывает подбородок и презрительно усмехается.
— Тварь, — цежу сквозь зубы. Замахиваюсь, чтобы отвесить пощечину, но в последний момент передумываю и сжимаю ладонь в кулак перед ее лицом. Никогда не бил женщин. И марать руки не собираюсь.
— Уля, это правда? — пораженно шепчет Тася. — Но зачем?
— Да потому что ты достала! — Ульяна вскакивает на ноги. — Тебе всегда доставалось самое лучшее. А я, между прочим, тоже его любила, — указывает на меня пальцем.
Гадина