Как зачарованная, я наблюдала, как он переступает через высокий бортик одной ногой, другой… как напрягается от этого подтянутый зад, как двигаются мышцы на спине…
— Это мой предок, — продолжил тем временем Илиан. — А ты видишь после его имени приписку "Клык” или “Око ордена Цербера”? Или "боевой маг"?
Солнышко опустился в воду, я моргнула и отмерла.
Но дар речи ко мне так сразу не вернулся, и потому в ответ на вопрос я неопределенно промычала.
— Он был пятым или шестым сыном тогдашнего графа Бирнийского. Не слишком талантливым магом, слабым воином — но увлеченным исследователем. Кстати, талантливым таксидермистом — некоторыми из его изобретений на этом поприще до сих пор пользуются, в том числе и Орден. Все, описанное в книге, он сам не видел. Ну, в лучшем случае — в дохлом виде. А остальное — по рассказам местных жителей из числа охотников. А еще — из преданий и легенд. Скорее всего, наши решили, что достоверность этого текста не выдерживает никакой критики, и сочли его бесполезным.
Я задумчиво погрызла щеку изнутри: нет, не сходится.
- Илиан, ты помнишь, в Логовской библиотеке есть манускрипт "Фантастические твари и где они обитают”?
Судя по хмыканью, Камушек помнил.
— Ты когда-нибудь видел нюхлера? Или хоть раз слышал про Карпатские горы? Вот! Но манускрипт в Логове есть и его бережно хранят! А книгой про вполне убедительных тварей достоверно существующего Бирнского леса почему-то никто не заинтересовался! Что скажешь?
— Танис.
— Что?
— Спинку потри.
Я стиснула зубы. Помолчала. Вот утоплю я его сейчас в этой лохани — и что? И ничего, одна только куча проблем!
— Не сопи, — почти утопленник ухмылялся и был доволен собой. — Вернемся в Кремос — напишу письмо в Логово. Ты же все равно туда книгу отправить и собиралась, верно? Вот к ней записку и приложу. А там посмотрим, что нам ответят…
Ладно. Пусть уж живет!
А пока…
Мочалка оставляла на широкой мужской спине мыльные разводы и красные следы: просьбы напарника, да к тому же старшего в паре, следует выполнять со всем тщанием. Я и выполняла — терла так, что, надеялась, у Камня кожа свернется. Но где там, эту дубленую шкуру поди, сотри!
Впрочем, надежды я не теряла.
Как и любопытства:
— Солнышко, а как так вышло, что ты все это знаешь? Ты же память потерял!
— Память, но не мозги же, — недовольно отозвался напарник. — Уж собственную-то родословную кто угодно способен выучить. А эта книга входила в перечень деяний моих предков…
— И, Танис…
Голос Илиана звучал очень вкрадчиво, и мне бы насторожиться, но я слишком уж увлеклась, натирая необъятную спину. Так что грозный рявк стал для меня неожиданностью:
— Я же просил не называть меня “Солнышком”!
Я попыталась отмахнуться мочалкой, но мочалка — не Плясунья, и я смогла только взвизгнуть, когда меня сгребли в захват, перекинули через край ванны и смачно окунули в пенную, с цветочным ароматом воду.
Солнышко в гневе, как мы помним, страшен. Наказание вышло бурным, шумным, мокрым и после себя оставило томную слабость и пенные лужи вокруг ванной.
Уже позже, я забралась с ногами в постель его сиятельства виконта и, прикрыв срам рубахой, заново сушила волосы: ворошила, перебирала влажные пряди, бездумно глядя вглядываясь в переливы света в магическом светляке.
— Зачем они так, Илиан? Твой брат. И отец…
Если меня щелкнут по носу за этот вопрос — пускай, он в своем праве. Но я действительно не могла понять, как так можно? С родным ребенком…
Расслабленно валявшийся рядом с мной мужчина невесело усмехнулся, щуря глаза на свет:
— Знаешь… их можно понять. Первое время отец старался меня вернуть. Пытался договориться с орденом и по-хорошему, и по-плохому, но так ничего и не добился: Цербер так и не выпустил его наследника из зубов. Тогда он попытался повлиять на мое обучение. Тоже вышло не очень удачно: орден отчасти был не против уступить, чтобы не ссориться с графом, но в приоритете у них все же собственные науки и практики. А после них новички мало на что годны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я усмехнулась, вспоминая первые годы в Логове: щенков уматывали так, что, приползая к кровати, мы падали в нее — и засыпали еще в полете. Где уж тут учиться еще и тому, чего требует строгий отец?
— А со мной и без того хлопот было больше, чем с прочими: из-за потери памяти меня многому пришлось учить заново, да еще и универсальный магический дар манил возможностями, и его старались развить всеми силами…
Непонятно, как при такой усиленной заботе со всех сторон Камушек вообще выжил. Учиться за Клыка, за Око, за виконта — да еще и наверстывать то, что восемнадцать лет знал, да забыл… Я бы так точно померла! А этот ничего: жив, цел, крепок разумом и телом… только нрав испаскудился. Хотя тут еще неизвестно, какой он изначально был!
— И все это время графу Бирнийскому не говорили ни “да”, ни “нет”. И так и не сказали. И до сих пор нет гарантии, что по истечении срока службы, меня отпустят, — Илиан говорил задумчиво, словно не только мне, но и самому себе. — У владетельного Архелия были планы на талантливого сына. Универсальный магический дар открывал для меня те брачные перспективы, на которых в иных случаях не приходилось бы надеяться, и эту карту граф собирался разыграть с максимальной выгодой: прощупывались почвы, готовились союзы… И это все не сгинуло бесследно, старые договоренности и неисполненные обязательства довлеют над графом. А связанные с многообещающим наследником перспективы обернулись пшиком. Это… выматывает. Разъедает. Он десять лет в подвешенном состоянии. А еще он теперь попросту не уверен, кому будет принадлежать верность его наследника, если меня все же отпустят: ему или ордену? Я не знаю, что сподвигло его на решительные действия именно сейчас — но почву орден подготовил плодотворную.
И меня подмывало спросить, отчего же Орден Цербера так вцепился в него, но я смолчала, почесывая уже почти совсем просохшие волосы волосы пальцами. А Илиан, тем временем, продолжал:
— А с Хелайосом и совсем просто. Меня вроде бы нет, но я есть. И у Хелайоса вроде бы все права виконта — но в любой момент могут остаться только обязанности. И это отравляет его хуже яда.
Да. А еще ему в уши кукует “ночная кукушка”. Для нее на кону стоит будущее ее детей. Кем им быть в этой жизни — и так просто она не уймется.
— Я решил, если через два года орден не определится — дам владетельному Архелию и Хелайосу то, что они хотят. Давай спать, Танис.
Розово-туманный рассвет мы встретили в пути, а когда солнце взошло как следует — уже были на месте.
Рыбацкий хутор в один домишко открылся с пригорка как на ладони.
Не брехала собака, не гоготали гуси… Да и лодок не было видно там, где они стояли вчера. У меня от сердца отлегло: ушли!
Не то чтобы я сомневалась, но грызло, грызло сердце тревогой: а вдруг не успели? а вдруг взыграло упрямство у стариков? А вдруг…
Сколько этих “вдругов” я в голове прокрутила по дороге сюда — не сосчитать!
Я раскинула поисковое заклятие, убедилась, что живых в доме и сараюшках вокруг него нет, и вопросительно оглянулась на напарника:
— Жжем?
— Танис-Танис, — он удрученно покачал головой. — Никогда так не делай!
Он спешился, закинул поводья на луку седла, и я последовала его примеру.
— Мало ли, что за вчерашний день могло случиться? — Илиан шел вперед с оружием наизготовку, уверенно и привычно поглядывая по сторонам. — Вдруг, кто-нибудь из них все же остался, и сидит, спрятавшись за артефактом, в надежде, что мы увидим, что здесь никого нет и просто уйдем? Она же русалка, у нее какой угодно артефакт может отыскаться. Или к ним в гости прибежала соседская девчонка? А поиск не видит ее потому что… Знаешь, дети в приморских районах порой что только на шее не таскают: морю безразлично, кого топить. Или вчера нас выследил кто-то, кто желает зла ордену Цербера. И тогда ему легче легкого оглушить какого-нибудь бедолагу, прикрыть чарами — а потом объявить, что церберы покрывают тварей и жгут добропорядочных горожан. Или запереть в избе спящую тварь, которая вылупится от огня. Или…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})