Читать интересную книгу Сочинения — Том II - Евгений Тарле

Статья первая провозглашает, что уничтожение всякого рода корпораций граждан одной и той же профессии есть одна из основ французской конституции, и поэтому воспрещено таковые корпорации восстанавливать под каким бы то ни было видом и предлогом. Это характерная статья: она показывает явное желание приравнять всякие профессиональные организации к уничтоженным уже по закону цехам. Слово «rétablir» ясно выдает этот умысел. Во второй статье как предпринимателям, так и рабочим воспрещается «называть себя президентом, секретарями, синдиками», вести регистры, принимать решения, создавать регламенты относительно «их, так называемых, общих интересов». Мы вспоминаем тут, что хозяева-плотники именно жаловались на постановления, на регламент, выработанный рабочей организацией. Третья статья запрещает административным или муниципальным учреждениям принимать какие бы то ни было адресы или петиции от имени какой-либо профессии, отвечать на подобные обращения; и предписывается тщательно следить, чтобы никаких последствий подобные прошения не имели. Четвертая статья предусматривает стачки: если люди одного промысла или профессии, «вопреки принципам свободы и конституции», вступили бы в соглашение, клонящееся к отказу от работы или к тому, чтобы работу брать лишь по определенной цене, то подобные решения и соглашения, сопровождаемые ли клятвой, или нет, объявляются не конституционными и покушающимися на свободу и на декларацию прав человека; власти обязаны объявить их недействительными, а «их авторы, главари и подстрекатели к ним» предаются суду и приговариваются к 500 [ливрам] штрафа и лишению на год всех прав активных граждан с воспрещением входа на собрания. Пятая статья обличает ту заботу, которая сказалась и в уничтожении благотворительных мастерских: строго воспрещается (под личной ответственностью) всем административным и муниципальным властям допускать к общественным работам лиц, виновных в вышеупомянутом преступлении, если они добровольно не явились в трибунал полиции и не отказались от своего образа действий или не опровергли (обвинения в нем). Смысл статьи заключается в том, чтобы стачечники не могли найти себе временного заработка в благотворительных мастерских. Шестая статья предусматривает случай, когда в решениях или соглашениях подобного рода (оглашенных путем расклейки или раздачи объявлений и т. п.) будет заключаться какая-либо угроза против предпринимателей, ремесленников, рабочих или посторонних поденщиков, которые пришли бы работать в данную местность, или против тех, которые согласились бы работать за низшую плату; все авторы, подстрекатели и подписавшие эти акты или бумаги подвергаются штрафу в 1000 ливров и трехмесячному заключению. Седьмая статья приравнивает лиц, покушающихся путем угроз или насилий на личную свободу предпринимателей и рабочих, к нарушителям общественного спокойствия. Наконец, восьмая и последняя статья приравнивает к мятежным сборищам (attroupements séditieux) и облагает одинаковыми наказаниями собрания рабочих, которые имели бы целью нарушить «свободу промышленного труда», гарантируемую конституцией, и противились бы полицейским правилам или исполнению приговоров. Другими словами, всякое сопротивление стачечников полиции уполномачивало власти провозгласить немедленно военное положение и призвать вооруженную силу.

Таков был проект, внесенный Ле Шапелье 14 июня 1791 г.

Чрезвычайно характерен для историка тот обмен мнений, который воспоследовал в Собрании тотчас после прочтения проекта, но характерен именно полным отсутствием принципиальных возражений, быстротой, с которой все восемь статей проекта прошли без малейших изменений [84]. Послушаем тем не менее, что говорилось на заседании; это даст кое-какие любопытные черточки. Едва Ле Шапелье окончил свой доклад, как справа раздался голос: «А клубы?» Спустя некоторое время восклицание объяснилось: это одно духовное лицо (в протоколе нет фамилии, сказано только un ecclésiastique à droite) предложило прибавить к декрету еще один пункт, в котором воспрещались бы не только собрания рабочих, но и клубы. Это был выпад против якобинцев и кордельеров. Готье-Биоза заявил, что декрет, представленный Ле Шапелье, тем нужнее принять, что «дух корпорации и исключительных привилегий» начинает опять проявляться. Так, бывшие стряпчие суда Шатле собираются, принимают решения и т. д. Все это дошло до сведения оратора, и вот, держась того же мнения по существу, как и комитет (т. е. Ле Шапелье), он желал бы ввиду важности дела отсрочки до следующего дня, чтобы успеть обдумать. Затем он усматривает «некоторое противоречие» между декретом и свободой собраний, которую должна гарантировать конституция; «конечно, лица одной и той же профессии никогда не должны устраивать соглашений, но если они встретятся в обществе…»

Тут Ле Шапелье разъяснил ему, что отложить проект даже на день нельзя: «… было бы очень неосторожно откладывать проект декрета, который мы вам представляем, потому что брожение столь же велико в провинциальных городах, как и в Париже, и весьма необходимо принять декрет очень быстро». Собрание решило рассмотреть декрет, не откладывая. Первая статья прошла без прений. Относительно второй один депутат потребовал, чтобы она применялась «ко всем отраслям безразлично»; это также являлось вылазкой против клубов и было встречено ропотом, и по предложению Шабру Собрание приняло статью без изменений. По поводу третьей статьи опять Готье-Биоза выступил с требованием, чтобы было прибавлено еще особое запрещение бывшим стряпчим Шатле собираться; Ле Шапелье разъяснил, что эта статья, само собой, применима и к стряпчим Шатле. После кратких пререканий (все по поводу стряпчих) между Готье-Биоза и тремя другими депутатами поправка его была отвергнута и третья статья принята. Совершенно без всяких возражений были приняты статьи четвертая, пятая, шестая и седьмая. Только грозная восьмая статья возбудила мимолетное сомнение у депутата Ласалля: «Уже есть закон о военном положении для всех сборищ, и бесполезно теперь вносить это дополнение в существующий закон», — заявил он. Ле Шапелье возразил, что опасения предшествующего оратора могут быть успокоены теми словами статьи, где говорится, что вооруженная сила призывается «по законным требованиям властей»; он настаивал, что об этом случае (т. е. сборищах стачечников) нужно специально упомянуть, «чтобы не могли вводить рабочих в заблуждение, ибо на самом деле их вводят в заблуждение», их приводят, «чтобы помешать такому-то или такому-то работать в такой-то мастерской потому, что он не хочет требовать той цены, которую хотят требовать другие».

Если бы нужно было еще одно указание, к какой именно цели стремился Ле Шапелье, то эти слова в смысле отчетливости не оставляли бы желать ничего лучшего. Сейчас же после его заявления статья восьмая прошла. Декрет был принят целиком, и по предложению Камюса Собрание решило напечатать вместе со статьями декрета также и доклад Ле Шапелье, чтобы, выражаясь словами Камюса, «просветить рабочих относительно их обязанностей».

Как только дело было сделано и последняя статья прошла, Ле Шапелье предложил признать единственное исключение из этого закона: позволить «коммерческим палатам» собираться; «конечно, вы хорошо понимаете, что никто из нас не желает мешать коммерсантам говорить сообща о своих делах», — сказал он, и по его предложению в протокол заседания было включено, что декрет, только что принятый, не относится к коммерческим палатам. Эта заботливость, чтобы декрет, направленный по существу дела именно против всяких профессиональных обществ и собраний, не явился вследствие слишком общей редакции помехой для представителей торговли и индустрии, ярко оттеняет психологию его творца, бесспорно, одного из самых умных, деятельных и сознательных кодификаторов этих первых времен полного политического торжества французской буржуазии.

Два другие дополнения к декрету, предложенные сейчас же вслед за этим, не прошли.

Кроме уже упомянутого не называемого по фамилии духовного лица, предложившего дополнить декрет статьей о клубах, еще одно предложение дополнить декрет было сделано: оно исходило от аббата Жалле. Подобно прочим, он тоже хлопочет не о сужении, но о расширении запретительного смысла декрета: он предложил прибавить статью о сборищах, происходящих летом, во время жатвы, в деревнях. Он ссылается на то, что в 1790 г. происходила масса «мятежных сборищ» с целью увеличить плату за жатву хлеба. Решено было обратить внимание на это предложение при разработке «сельского кодекса» [85]. На этом все прения были покончены.

Удивляться, что решительно ни единого слова не было сказано против проекта Ле Шапелье, нельзя; вспомним, что сами рабочие считали возможным отстаивать только благотворительные цели своих обществ, что на донесения хозяев они отвечали донесениями на хозяев, причем требовали кар хозяевам за устраиваемые будто бы темп соглашения относительно того, чтобы давать только низшую плату. Даже и отдаленного представления о праве путем хотя бы мирной стачки бороться за свои интересы у рабочих не было, как не было его и у буржуазии. Но у буржуазии была в руках могучая сила, которой у рабочих не было и в помине, — полнота государственной власти. И она ею широко воспользовалась при проведении закона, именно в тот момент ей понадобившегося. И если демократически настроенные депутаты промолчали, ибо не имели на самом деле принципиальных возражений, то рабочая масса, у которой этот закон вырывал оружие из рук как раз в минуту затеявшейся борьбы, промолчала не только поэтому, но и еще вследствие слишком явной безнадежности сопротивления. В следующей части этих очерков мы покажем, как быстро у рабочей массы менялся тон, менялись требования, находились новые аргументы, выдвигались неожиданно новые точки зрения, едва только ей начинало казаться, что сила в данный момент в ее руках.