«Французская политика, — отмечает М. Карлей, — была не менее «эгоистичной» и жульнической, чем британская. Французская армия тоже не планировала наступательных действий против Германии из-за своих пограничных укреплений (линии Мажино) ради предполагаемых союзников…»745. Подавляющая часть военных расходов Франции вкладывалось в линию Мажино. Де Голь в то время писал, что Франция напоминает закованного в броню рыцаря, выбросившего свой меч. «Французские военачальники, — продолжает М. Карлей, — были бы немало смущены, если бы восточные коллеги поинтересовались их наступательными планами, потому что ни один из них не был достоин даже именоваться таковым. Согласно Гамелену армия была вообще неспособна вести наступательные действия»746.
Дирксен в то время сообщал в Берлин: «На прямые вопросы советской стороны о роде и степени военного сотрудничества в ходе войны французская и британская военные миссии отвечали лишь общими фразами»747. Когда же глава английской военной миссии адмирал Драке сообщил своему правительству запросы советской делегации, то Галифакс на заседании кабинета министров заявил, что он «не считает правильным посылать какой-либо ответ на них»748. Переговоры о военном соглашении оказались фактически сорваны. По словам Сталина британская военная миссия «так и не сказала Советскому правительству, что ей надо»749. Барнет признавал: «Я понимаю, что политика правительства — это затягивание переговоров, насколько возможно, если не удастся подписать приемлемый договор». Здесь У. Ширер вновь недоумевал: «Трудно понять приверженность англичан политике затягивания переговоров в Москве»750.
В чем же крылся секрет очередной английской тайны У. Ширера?
Началу ответа на данный вопрос еще до переговоров давал Харви, личный секретарь Галифакса— эти переговоры в Москве были «просто уловкой… Это правительство никогда ни на что не согласится с Советской Россией»751. Переговоры были начаты только благодаря активному давлению общественности на правительства Англии и Франции. Бонне тогда отмечал: «Сейчас в общественном мнении Франции и Британии складывается такое мощное движение в защиту соглашения с СССР, и во всем мире… среди громадного количества людей, даже самых умеренных взглядов, так крепнет убежденность, что именно от этого зависят судьбы мира, что в случае провала переговоров необходимо любой ценой возложить вину за это на Советский Союз»752.
Действительно, это было главной причиной затяжки переговоров, втянутые в них британский и французский кабинеты не знали, как из них выйти. Член кабинета Д. Саймон заявлял — если переговоры провалятся, то важно будет иметь общественное мнение на «нашей» стороне753. Любой ценой необходимо было обвинить в срыве переговоров Советский Союз. В этом случае, по словам Сидса, если переговоры не будут успешными, «то будет невозможно обвинить в этом» британское правительство754. Суриц в связи с этим доносил в Москву: «Наши партнеры не хотят «настоящего соглашения с нами», но боятся реакции общественности в случае провала переговоров»755.
Итог англо-французской дипломатии подводил Жданов: «британское и французское правительства не хотят заключать договор, основанный на взаимной ответственности и равных обязательствах; они хотят соглашения, «в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств». Англичане и французы хотят вести только разговоры о соглашении, а сами готовят почву, чтобы обвинить Советский Союз в срыве переговоров и оправдать новую сделку с агрессорами756. Здесь Жданов вплотную подошел к раскрытию «Английской тайны»…
Очередная английская тайна…
По мнению Сурица, Чемберлен и Даладье были готовы на что угодно, лишь бы добиться договора с Германией и Италией. «Им, конечно, невыгодно теперь же рвать с нами, ибо они тогда лишатся козыря в переговорах с Берлином. Обратятся они к нам только в том случае, если не вытанцуется соглашение с Берлином и последний предъявит требования, даже для них неприемлемые»757.
Действия Гитлера лишь стимулировали активность англичан. Так две недели спустя после речи Гитлера 28 апреля, в которой он фактически расторг германо-польский пакт о ненападении и англо-германское военно-морское соглашение, Майский отмечал, «что за последние дней десять после речи Гитлера здесь вновь подняли головы «умиротворители»» — «Times» как раз начала в то время большую кампанию «за еще одну попытку» прийти к соглашению с Германией и Италией758. Может, это просто совпадение, пишет М. Карлей, что О. Харви, личный секретарь Галифакса, за шесть дней до того, как Майский отослал свою депешу Молотову, отметил в своем дневнике, что ««умиротворительство» опять поднимает свою отвратительную голову. Я уже не раз слышал намеки, что оно уже вовсю маячит у нас за спиной в номере 10. Впрочем, это вполне нормально, что и руководство «Times» опять берет душераздирающую пораженческую ноту — «Данциг не стоит новой войны…»»759.
Коллье, говоря о протоколах комитета по внешней политике, составленного из министров кабинета, занимавших ключевые посты, отмечал, что «если почитать между их строк», особенно высказывания Чемберлена, то «трудно избавиться от ощущения, что настоящий мотив поведения кабинета — желание заручиться поддержкой русских и в то же время оставить руки свободными, чтобы при случае указать Германии путь экспансии на восток, за счет России… Советскую поддержку стоило иметь на своей стороне, и… дать русским, в обмен на обещание их помощи, уверенность, что мы не бросим их в одиночестве перед лицом германской экспансии»760.
Месяц спустя, в мае, посол Польши в Англии докладывал своему министру иностранных дел: Чемберлен, несомненно, избегает всего, что «лишало бы его возможности вновь вернуться к переговорам с Берлином и, возможно, с Римом». По мнению посла, недавнее выступление Чемберлена «является очередным, не знаю, которым уже по счету, предложением, обращенным к Германии, прийти к соглашению. В то же время в этом выступлении нашло также отражение его давнишнее отрицательное отношение к заключению формального союза с Советами»76'. Чемберлен действительно упорно настаивал, что Россия, а не Германия, представляет собой главную угрозу западной цивилизации762. В парламенте он заявлял, что «скорее подаст в отставку, чем заключит союз с Советами»763.
Видный представитель консервативной партии Ч. Спенсер выдвинул тезис о том, что «Германия может путем войны получить меньше, чем путем переговоров», он передал от английской стороны Герингу меморандум с предложением о созыве нового мюнхенского совещания четырех держав без СССР и Польши. Перед вручением меморандума Спенсер счел необходимым заверить, что ведущиеся Англией переговоры с СССР «не должны пониматься как проявление какой-либо симпатии к русскому методу управления. Конечно, в Англии есть люди, выступающие за политические связи с Россией. Но ведут они себя тихо, их мало, и они не располагают влиянием»764.
8 июня Галифакс заявил в парламенте, что Великобритания готова к переговорам и с Германией763. На следующий день Гендерсон посетил Геринга и заявил ему, что если бы Германия пожелала вступить с Англией в переговоры, то получила бы «не недружественный ответ»766. 13 июня Гендерсон встретился со статс-секретарем министерства иностранных дел Германии Вайцзекером, который в записях об этой беседе отметил, что английский посол «явно имея поручение, говорил о готовности Лондона к переговорам с Берлином… критически высказывался об английской политике в Москве» и «не придает никакого значения пакту с Россией». Через две недели собеседники встретились вновь. И опять Гендерсон занялся поисками «исходных моментов для новых англогерманских переговоров». «Как и 14 дней назад, — записывал Вайцзекер, — посол снова спросил, не послужило ли бы окончание переговоров Англии с Москвой стимулом для начала англо-германских переговоров… По его словам, было бы абсолютно неверно полагать, что Чемберлен ушел с тропы мира» (умиротворения)767.
Правящие круги Англии были готовы немедленно прервать свои контакты с Советской Россией. Сиде 12 июля телеграфировал Галифаксу, что для срыва переговоров лучше воспользоваться вопросом о «косвенной агрессии», чем вопросом о военном соглашении768. Однако Германия молчала, а срыв переговоров сочли все же опасным. Стрэнг предупреждал, что это «может вынудить Советский Союз стать на путь… компромисса с Германией».
Началу новой серии переговоров положило посредничество лорда Кемсли, владельца «Sunday Times», который в конце июля встретился с Гитлером и предложил возобновить переговоры. Гитлер выдвинул свои условия. Галифакс и Чемберлен согласились их рассмотреть769. Вскоре для переговоров, под видом участия в заседании китобойной комиссии, в Лондон прибыл сотрудник Геринга X. Вольтат. С ним начались консультации советника Чемберлена Г. Вильсона и министра торговли Р. Хадсона.