Читать интересную книгу Трагедия закона - Сирил Хейр

Любой, кто хочет ознакомиться с делом "Король против Окенхерста" более подробно, может найти полный стенографический отчет заседаний суда в подшивке "Истбери газетт энд адвертайзер". А здесь достаточно сказать, что свидетели подтвердили все, что обещал сэр Генри в своей вступительной речи, и досказали то, о чем он не упомянул и на что лишь намекнул – королевский адвокат знал цену недосказанного. В частности, что молодой человек по имени Фред Пальмер, с которым Алиса Окенхерст завела роман, устав от измен мужа и плохого с ней обращения, был, несомненно, убит. Убийца воспользовался необычным оружием – чем-то похожим на кинжал, сделанный из лезвия старого ножа, искусно вставленного в железную рукоятку. Несколько свидетелей подтвердили, что кинжал был изготовлен в кузнице самим Окенхерстом. Сообщили также и о ссоре, имевшей место между подсудимым и его женой во второй половине дня, перед той ночью, когда был убит Пальмер. Обвинение подчеркнуло тот факт, что Алиса убежала из дома, спасаясь от мужа, а Пальмер пришел в то время, когда Окенхерст обычно еще сидел в пивной, и встретил не свою любовницу, а ее мужа, объятого ревностью и с самодельным кинжалом в руке.

– Вы знаете,- сказал Петигрю поверенному, который вводил его в курс дела,- что-то здесь не сходится. Нам с вами понятно, что наш клиент был плохим человеком, и не исключено, что он способен на убийство. Но почему кузнец использовал стилет, как какой-нибудь итальянский бандит? Почему он не взял в руки один из своих молотов или что-нибудь в этом роде?

– Действительно, странно,- согласился поверенный.- Но мы не можем доказать, что не он совершил убийство, а его объяснения совершенно невразумительные.

– Настолько невразумительные, что я наполовину в них верю. Он говорит, что увидел кинжал, который стоил десять фунтов, в антикварной лавке, но купить его не мог, поскольку сидел на мели, так как работы в кузнице было мало. И тогда подумал, что смог бы сделать нечто подобное сам и выдать самодельный кинжал за старинную вещь. Такой идиотизм мог прийти в голову только тупице вроде него! Но как внушить это присяжным?

– Насколько я знаю присяжных в этом графстве,- ответил поверенный,боюсь, они скажут: "Если Джон Окенхерст не убивал Фреда Пальмера этим самым ножом, может быть, вы можете сказать нам, кто это сделал?"

После того как Алиса Окенхерст, бледная,- красивая, приличная на вид женщина, закончила дачу показаний, для Петигрю настал момент ответить на этот незаданный вопрос. Ответ начал вырисовываться в результате учтивого, но настойчивого перекрестного допроса и произвел настоящую сенсацию среди присутствующих в зале суда. Вначале смысл вопросов, которые задавал защитник, был не совсем ясен и озадачил присяжных, как и было задумано. Вопрос следовал за вопросом, и присяжные начали понимать, что миссис Окенхерст не такая уж невинная овечка, как ее представила обвинительная сторона. Она плохо обращалась с мужем, и не исключено, что с Фредом Пальмером тоже. Если верить тому, что о ней говорили, Алиса обманывала Фреда Пальмера. Молодой человек начал понимать, что она легкомысленная женщина, хочет отделаться от него и завести роман с кем-то еще. Конечно, это не меняло дела в корне, но все-таки…

– Вы хотите сказать, господин Петигрю,- неожиданно вмешался судья,- что убийство совершила данная свидетельница?

С точки зрения защиты вопрос был некорректен, задан не вовремя и не тем тоном. Весь план адвоката, тщательно разработанный и осуществляемый с большим мастерством, неожиданно рухнул. Петигрю планировал по крупицам внести подозрение в сознание присяжных, что привело бы их к сомнению относительно виновности подсудимого. Рано или поздно жене подсудимого должно было быть предъявлено обвинение, но для этого сначала надо было вывести ее из равновесия целенаправленными вопросами и поставить под сомнение ее правдивость, вынудив признаться в совершении менее значительных проступков. Тогда присяжные будут готовы поверить, что столь непорядочная женщина могла совершить и нечто похуже. Но такой момент еще не наступил, присяжные были шокированы и испуганы прямолинейным обвинением, высказанным судьей.

– Ваша светлость,- произнес Петигрю как можно спокойнее,- в мои обязанности не входит обвинять кого бы то ни было в совершении данного преступления. Я своевременно сделаю заявление и представлю свои доводы относительно того, что обвинение не предоставило присяжным заседателям достаточные доказательства виновности обвиняемого в совершении данного преступления. Я обязан задать вопросы по этому поводу свидетельнице, чтобы помочь присяжным заседателям убедиться в недостаточности доказательств.

– Разумеется,- сухо буркнул Стригун.- Но относительно данной свидетельницы были высказаны некоторые предположения, которые, на мой взгляд, ведут к однозначному результату. Ради справедливости по отношению по крайней мере к ней следует внести ясность по этим предположениям. Если вы не желаете задать конкретный вопрос, это могу сделать я. Миссис Окенхерст, вы убили Пальмера?

– Нет, ваша светлость.

– Хорошо. Продолжайте, господин Петигрю.

Петигрю скрепя сердце продолжил. Искусство перекрестного допроса состоит прежде всего в том, чтобы рассчитать момент, когда надо задать определенный вопрос. Вопрос, заданный к месту, может решить все, но, если его задать раньше или позже, он просто повиснет в воздухе. Именно так и случилось. Более того, вмешательство судьи насторожило свидетельницу, которая поняла, к чему клонит адвокат. У нее было время собраться и подготовиться к удару.

Обсуждая впоследствии результаты этого дела, Петигрю и Баббингтон пришли к общему мнению, что это был переломный момент в слушании. Защитник сражался до конца, но присяжные не забыли – и Барбер не позволил им забыть, напомнив об этом в своей заключительной речи,- впечатления, которое произвело на них безосновательное обвинение, выдвинутое против опозоренной и, кстати, очень привлекательной женщины. На фоне ее показаний, которые в значительной степени повлияли на приговор Окенхерсту, сам он собственными показаниями лишь усугубил положение. Алиса предстала великолепной свидетельницей. Он же – страшным, неуклюжим, медленно соображающим и явно неоткровенным чудовищем.

Но, как бы там ни было, на заключительной стадии слушания шансы были относительно равны. Баббингтон произнес великолепную заключительную речь. Его выступление было продуманным, связным и честным. Лишь в заключительных фразах он неразумно поддался своей склонности к драматическому: слишком много теплоты в голосе и слишком энергичные жесты не вязались с образом королевского адвоката-обвинителя. Но это был вовсе не промах Баббингтона просто такой у него был характер. Каковы бы ни были его благие намерения в начале речи, к середине его обуял старый демон, и он все больше стал походить на выпускника Модлин-Колледж-Скул мужская привилегированная школа в Оксфорде. и президента Драматического общества Оксфордского университета, который, по общему мнению, мог бы сделать блестящую карьеру на сцене.

Петигрю, делая неразборчивые пометки в блокноте, подумал, не начать ли ему свою речь так, как он уже сделал однажды, и нанести тем самым сокрушительный удар Баббингтону в деле о клевете? Для этого следовало лишь процитировать:

Как в театре,

Когда талантливый актер покидает сцену,

Глаза людей лениво смотрят на того,

Кто выйдет следующим.

Он посмотрел на присяжных. Нет, Шекспир не подойдет – не в их духе. Они сочтут это легкомыслием, а на этот раз ему следует воздержаться от легкомыслия. Черт возьми, по совести сказать, это действительно серьезное дело. В его возрасте было смешно нервничать по поводу его хода, но сейчас он нервничал. Петигрю предпочел бы, чтобы ему не так отчаянно хотелось вытащить этого кузнеца. А также предпочел бы не чувствовать, что шансы выиграть у него малы. Один против троих: Баббингтона, который вытирал лоб после напряженного выступления, самого обвиняемого со злодейским лицом – его главным врагом и Стригуна, сидящего на возвышении, поджав губу.

Петигрю мудро не делал попыток перещеголять Баббингтона в красноречии. Он прекрасно знал, что аудитория может воспринять за определенное время лишь довольно ограниченный объем риторики. А данная аудитория была одурманена не только потоками слов, обрушившихся на нее, но и отравленным воздухом, которым они дышали последние три дня. Если сейчас адвокат обратится к ним с волнующей речью, одурманенные присяжные просто снова впадут в транс, из которого выйдут, испытывая глубокое уважение к ораторскому таланту ученого джентльмена, но без всякого понятия, в чем же состояла защита. Речи, произнесенные при аналогичных обстоятельствах, нередко способствовали огромному росту репутации, но на диво большой процент тех, ради кого они произносились, был казнен. Поэтому на этот раз обвинитель и защитник поменялись ролями. Речь Петигрю была сухой, неэмоциональной и изобиловала простыми разговорными фразами. Вскоре он убедился, что его метод сработал. Присяжные, вначале разочарованные тем, что им не предложили еще одну изысканную речь, выпрямились в своих креслах и слушали внимательно. К их собственному удивлению, они начали соображать и думать. Мало-помалу простыми и ясными фразами Петигрю тянул их за ниточку, возвращая к ходу мыслей, который был ему нужен.