Читать интересную книгу Мозгоимение: Фальшивая история Великой войны - Марк Солонин

Вторую мировую войну часто называют «танковой войной». Это метафора, к которой не стоит относиться слишком серьезно. Беспощадным «богом войны» была (и вплоть до конца 40-х годов оставалась) артиллерия. Именно смерч артиллерийского огня вывел из строя половину всех убитых и раненых, именно артиллерийским огнем по пулеметным точкам противника — а не матерной руганью и размахиванием пистолетом — поднимал в атаку своих солдат настоящий, грамотный командир. Именно спрятанная на закрытых огневых позициях артиллерия и минометы быстро и безжалостно уничтожали поднявшегося в атаку неприятеля. Но кому сегодня интересно читать и писать про минометы? Труба — она и есть труба. В любой популярной книжке рассказ об операции (силы и потери сторон) использует две-три цифры: число дивизий, людей, танков. Разве что в толстой монографии назовут число и калибры задействованных артсистем, но и там, скорее всего, обойдут молчанием самую главную цифру — количество израсходованных боеприпасов. А ведь именно «скучные» тонны, боекомплекты, эшелоны снарядов, поданных к началу наступления, и дают конкретный ответ на вопрос о том, чем была оплачена победа в этой операции: солдатской кровью или железом, тротилом и порохом…

Танкистов я прошу не обижаться. К концу Второй мировой войны радикально изменившие свой технический облик танковые войска могли, наверное, претендовать на вполне сопоставимую с артиллерией по значимости роль. Только не надо при этом забывать, что танк 45-го года даже внешне не был похож на танк 39-го года. Что уж говорить про самые главные, т. е. невидимые глазом изменения! Танк конца войны — это броня, неуязвимая для артиллерии малых и средних калибров, пушка калибра 75–88 мм, обрушивающая на пехоту противника полновесный осколочно-фугасный снаряд, широкие гусеницы, двигатель такой мощности, какой обладает не всякий морской корабль. Осенью 1939 г. в мировую войну вступили совсем другие танки — противопульная броня, которую пробивало любое изделие, именуемое «противотанковая пушка» (например, французская 25-мм «Марианна» весом всего 310 кг), узкие гусеницы, гарантированно вязнущие на мокрой после дождя пашне, двигатель, мощность которого хорошо если превышала 100 л. с., наконец, вооружение, почти бесполезное для борьбы с пехотой, укрытой в самых простых полевых укреплениях.

«Они были маломаневренны и легкоуязвимы для артиллерийского огня, работали на бензине и, следовательно, были легко-воспламеняемы, имели недостаточно прочную броню». Это пишет в своих знаменитых «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Г. К. Жуков. В данном случае его словам следует безоговорочно поверить — маршал видел танки не в детском парке. Более того, именно Г. К. Жуков организовал и блестяще провел операцию по разгрому японских войск на Халхин-Голе. Решающую роль в окружении и разгроме противника сыграли тогда танковые бригады Красной Армии. В военной истории рубежа 30–40-х годов не найти более яркого примера успешного применения танковых соединений. Да, немецкие танковые дивизии в Польше и Франции разогнали несравненно большие толпы врагов, но все дело в том, что нашим танкистам на Халхин-Голе достался совсем другой противник: его нельзя было «разогнать», его требовалось уничтожить. Жуков знал, какой ценой досталась победа на Халхин-Голе, поэтому его очень жесткой оценке технических параметров легких советских танков стоит поверить. С одним, но очень важным уточнением — немецкие были еще хуже.

Да, в активе Германии были многовековые традиции добросовестного труда, огромная армия квалифицированных рабочих, великолепная инженерная школа… Вот поэтому Германия в конце концов догнала и, честно говоря, перегнала Советский Союз во многих отраслях военной техники, включая танкостроение. Но догонять всегда трудно, и это никогда нельзя сделать мгновенно.

В то время, когда германский рейхсвер проводил полевые учения с картонными макетами танков (по условиям Версальского договора численность немецкой армии была ограничена десятью дивизиями без артиллерии средних и крупных калибров, без танков и авиации), на вооружении Красной Армии было уже 3460 настоящих танков. Если же к числу настоящих (т. е. имеющих пушечное или огнеметное вооружение) танков добавить еще и легкие пулеметные танкетки, то советский танковый парк составит 7574 машины. Так мало их было 1 января 1934 г. Три года спустя, к 1 января 1937 г., «мирный созидательный труд советского народа» увеличил количество танков и танкеток Красной Армии до 17 280 единиц.

Производство первых немецких учебно-боевых танков началось только после прихода Гитлера к власти и отказа Германии (сначала фактического, а марте 1935 г. — и формального) от выполнения ограничений Версальского договора. Была разработана и поставлена на вооружение легкая танкетка Pz-I. Вооружение — два пулемета обычного винтовочного калибра, мощность двигателя — 60 л. с., противопульная броня толщиной 6–15 мм, вес — 5,4 тонны. «Никто, конечно, не думал», — пишет в своих мемуарах главный идеолог и создатель танковых войск Германии Г. Гудериан, — что с этими небольшими учебными танками нам придется вступить в бой…» Вот в этом Гудериан ошибся.

Первая встреча будущих противников произошла на полях боев гражданской войны в Испании. Германия поставила франкистам танкетки Pz-I; фашистская Италия прислала лучшее, что у нее было: 3,5-тонный танк «Фиат-Ансальдо» CV-3, вооруженный пулеметом на турели в неподвижной (!) башне. Советский Союз поставил республиканцам 10-тонные танки Т-26 и 13-тонные БТ-5, оба типа танка были вооружены 45-мм пушкой. Бронебойный снаряд советской танковой пушки пробивал броню легких танкеток противника на дистанции 1 км (мог бы и с большей дистанции, но попасть в танк с такого расстояния уже практически невозможно). Будущий начальник Главного автобронетанкового управления РККА, будущий генерал армии и командующий Западнымо фронтом Д. Павлов (одним из первых советских танкистов прибывший в 1936 г. в Мадрид) выразил свою оценку опыта боев в Испании так: «Опыт войны в Испании научил немцев и показал им, какие нужны танки, ибо легкие немецкие танки в борьбе с республиканскими (т. е. советскими. — М. С.) пушечными танками не входили ни в какое сравнение и расстреливались беспощадно…»

Война в Испании действительно «научила немцев», и они начали лихорадочно форсировать выпуск новых моделей полноценных боевых танков: Pz-III, вооруженный 37-мм пушкой, и Pz-IV с короткоствольной (немцы называли ее «окурок») 75-мм пушкой. Однако быстро хорошо не получается. «Ввиду того, — пишет Гудериан, — что производство основных типов танков затянулось на большее время, чем мы предполагали, генерал Лутц принял решение построить еще один промежуточный тип танка, вооруженного 20-мм автоматической пушкой и одним пулеметом». 20-мм «пушка» по своим баллистическим характеристикам несколько уступала параметрам советского противотанкового 14,5-мм ружья Дегтярева. Так что самым точным названием для нового немецкого «танка» Pz-II было бы «самоходное противотанковое ружье с пулеметом». Для выполнения основных задач танка — уничтожения огневых средств, укреплений и живой силы противника — снарядик весом в 120–145 г, несущий (в разных вариантах) от 4 до 20 г взрывчатого вещества был ничтожно слаб. Перед войной в СССР пушки такого калибра устанавливались только на самолетах-истребителях, но отнюдь не на бронетехнике…

К началу войны с Польшей (которая превратилась в европейскую, а затем и мировую войну) на вооружение вермахта поступило 1445 Pz-I и 1223 Pz-II, 98 Pz-III и 211 Pz-IV. Да еще оккупация Чехословакии позволила передать в немецкие танковые дивизии 280 трофейных легких чешских танков Pz-35(t)/Pz-38(t), вооруженных 37-мм пушкой. Если называть вещи своими именами, то Германия вступила в войну, имея на вооружении 378 легких и 211 средних (Pz-IV) танков. Округленно — шестьсот штук.

1 января 1939 г. (за 9 месяцев до начала мировой войны) в Красной Армии числилось 11 765 легких танков, вооруженных 45-мм пушкой или огнеметом (Т-26, БТ-5, БТ-7) и порядка 560 танков, вооруженных 76-мм пушкой (БТ-7А, многобашенные Т-28 и Т-35). Округленно — 12 тысяч. В 20 раз больше, чем у немцев. Проанализировав эту информацию, советские историки пришли к единственно возможному (для них) выводу:

«…Положение советского правительства можно было уподобить положению человека, которого все выше и выше захлестывает морской прилив: вот вода дошла ему до колен, вот она дошла до пояса, до груди, потом до шеи… Еще мгновение — и вода скроет голову, если человек не сделает какого-либо быстрого, решительного скачка, который вынесет его на скалу, недоступную для прибоя…»

Вода (или иная жидкость) «скрыла голову» советских историков-пропагандистов, и они без малого полвека талдычили про то, что Сталин с Молотовым дрожали в ужасе при мысли о том, что эти шестьсот немецких танков, пройдя всю Польшу (а она тогда была раза в два шире нынешней!), бросятся по осенней распутице, прямиком через болота Белоруссии, на Смоленск и Москву. И что только отчаянное желание «отпрыгнуть» от этой неумолимой опасности заставило их подписать Договор с коварным Риббентропом…