Читать интересную книгу Приватизация по-российски - Анатолий Чубайс

Безусловно, президент принял не все наши предложения, но несколько самых главных из них реализовал полностью. Так, Лобов был перемещен из Министерства экономики в секретари Совета безопасности (уволить Лобова совсем — это было бы слишком нереалистичное предложение с нашей стороны). Тогда и Хижу сняли нашими стараниями. Были проведены и другие, более мелкие, кадровые перестановки. Но вот что нам не удалось, так это снизить Сосковца с первого зама до уровня обычного зампреда. На это президент не пошел.

Тем не менее после проведенных кадровых перестановок атмосфера в правительстве стала более рабочей. Конечно, палки в колеса нам вставляли и дальше, но накал откровенно оголтелой травли явно поубавился. Не то чтобы наши противники прониклись духом реформ. Просто они поняли, что молодые реформаторы тоже могут зубы показывать.

Впрочем, несколько позже, с наступлением эры Коржакова — Барсукова, исполнительная власть вновь оказалась в предкризисном состоянии, и вновь это больно ударило по приватизации. Вспомним ситуацию осени — зимы 1995 года.

Чубайс — первый вице-премьер. Точнее, второй первый. Первая скрипка в правительстве (если убрать за скобки премьера — дирижера этого нескладного оркестра) — Олег Николаевич Сосковец. С ним — практически все отраслевики. Ну, и Коржаков с Барсуковым в тылах президентской администрации. Все, что сделано на ниве разгосударствления, объявлено “антинародными преступными действиями”. Все говорят о том, что Чубайса вот-вот снимут (потом действительно снимают). Какая может быть приватизация в такой ситуации?

А между тем эпоха ваучеров уже осталась позади, на повестке дня стоял денежный этап. Дальнейшее разгосударствление требовало реальных и полнокровных вложений. Да кто ж на них пошел бы, будучи в здравом уме и полном рассудке, под разговоры про “преступные действия”?!

Политическая ситуация 1995 года полностью исключала возможность выхода на сколько-нибудь ощутимые вложения. В итоге денежная приватизация практически остановилась. Бюджетные доходы от приватизации были с треском провалены. Да и весь бюджет трещал по швам, и сводить концы с концами удавалось едва-едва в последний момент.

Какая вообще приватизация была возможна в таких условиях? Только такая, при которой каким-то фантастическим образом нам удалось бы кого-то из своих многочисленных противников превратить в своих сторонников. Было понятно, что директоров приватизированных предприятий на этом этапе сторонниками не сделаешь. Ведь для многих из них вступление в этап денежной приватизации, покупка пакета сторонним инвестором означали бы как минимум утерю контроля над предприятиями (с чем советские “генералы” ни в какую не хотели мириться), а то и неминуемую отставку. Значит, оставался один потенциальный союзник — покупатель. Но как можно было заставить его раскошелиться?

И тут Потанин выступает на правительстве со своим предложением по залоговым аукционам. Я сразу понял, что буду поддерживать это предложение любыми силами. Схема залога автоматически делала покупателя нашим сторонником, давала приватизации новый толчок и хороший шанс выжить в сложнейшей политической ситуации. Вдохновляло также и то, что правительство отреагировало на эту идею более-менее позитивно.

Конечно, нас много ругали за залоговые аукционы и сразу, и после. Главная претензия: малые деньги получены на залогах. За “Норильский никель”, к примеру, мы взяли 170 миллионов долларов, тогда как за “Связьинвест”, двумя годами позже, — 1875 миллионов.

Это некорректное сравнение. 170 миллионов в декабре 1995 года — это были о-го-го какие деньги! Это был какой-то абсолютно невероятный прорыв в то время. До этого доходы от денежной приватизации исчислялись цифрами совершенно иного порядка: полтора-два миллиона. Деньгами, полученными от залога того же “Норильского никеля”, мы мгновенно закрыли кучу бюджетных проблем. И в первую очередь дыры по зарплатам.

А если бы я предложил покупателю выложить не 170 миллионов, а миллиард семьсот, что бы было? Да ничего. Ни у российского, ни у зарубежного покупателя образца 1995 года таких денег не было. Кстати сказать, и двумя годами позже миллиарды за приватизацию выкладывал нам не российский, а зарубежный инвестор. А запусти мы такие цены на финише 95-го своим банкирам, потенциальный покупатель тут же превратился бы в нашего противника и идея залоговых аукционов просто лопнула бы. Возможно, с самыми непрогнозируемыми и тяжелыми последствиями для всей дальнейшей приватизации.

Анатолий ЧУБАЙС

КАК МЫ ОШИБАЛИСЬ

Да, мы ошибались. Конечно, ошибались... Было бы глупо вставать сейчас в позу, бить себя в грудь и доказывать, что приватизация проведена без сучка и задоринки, что сделано все правильно и безошибочно. Однако и принимать как должное те реки помоев, льющиеся на наши головы, мы тоже не собираемся. Поэтому здесь я бы хотел четко обозначить те позиции, которые считаю ошибочными.

Итак, ЧИФы. Чековые инвестиционные фонды. Один из самых серьезных наших “проколов”. В чем там была проблема: работа с чековыми инвестиционными фондами пережила два этапа — создание структуры и контроль за ней. Так вот, первый этап был настолько сложным и потребовал от нас столько усилий, что, погрузившись в него и потом добившись успеха, мы впали в некую эйфорию. Расслабились. И на какой-то момент упустили из поля зрения механизм контроля за отстроенной структурой.

Создание инвестиционных фондов изначально было очень сложной задачей. Ничего подобного в стране не существовало. В России не было ни одного человека, знавшего точно: делать надо то-то и то-то. И почему какие-то люди должны были бежать, тратить деньги, снимать офисы, давать чиновникам взятки, чтобы создать эти самые фонды? Короче, делать все приходилось с чистого листа.

Основополагающие документы по инвестиционным фондам готовил Дима Васильев. И вот однажды мы собрались для обсуждения этих бумаг с людьми, которые потенциально могли бы быть организаторами таких фондов. Они раскритиковали документы в пух и прах. Но уровень самого разговора и аргументации наших оппонентов был настолько профессиональным, что я понял: дело пойдет. Просто существует двадцать способов создания подобных структур. Дима предложил один из них. И этот способ вполне выживаем.

В конце концов оказалось, что нормативные документы вполне работоспособны. И что в стране есть большая категория людей, которые не прочь заняться организацией фондов, куда россияне дружно понесли свои чеки. Короче говоря, все сошлось: экономика, психология, финансовый интерес, нормативная база... И когда стало получаться, когда в стране возникло около 400 фондов, когда свой ЧИФ появился даже в Якутии!.. Конечно, было ощущение, что вот она победа — наша!

Ведь вспомнить только, с какого уровня мы стартовали! Когда на одном из первых совещаний по ЧИФам речь зашла о создании фонда в той же Якутии, негодованию тамошнего представителя просто не было предела:

— Я полгода по тундре бегал, пытался раздать эти чеки, а теперь мне их назад собирать, что ли?!

Да, вот так начинали...

Конечно, когда все стало получаться, мы очень обрадовались. Я бы даже сказал, впали в эйфорию некоторую. И видимо, не хватило нам профессиональной культуры, чтобы оценить размах процесса и необходимую для такого масштаба степень контроля. Этот просчет не был ошибкой каких-то отдельных специалистов. Дело обстояло хуже: не осознали всей грандиозности явления. А оно оказалось сопоставимым с масштабами банковской системы. И требовало соответствующего контроля.

В оправдание скажу, что и за российской банковской системой реальный государственный контроль был установлен далеко не сразу — уже при Сергее Дубинине. То бишь в конце 1995 года. А в течение четырех предыдущих лет эта система могла позволить себе процветать на каких угодно махинациях практически без государственного надзора. Нам удалось установить контроль за ЧИФами гораздо быстрее. Но и того промежутка времени, когда они действовали бесконтрольно, с лихвой хватило, чтобы существенно подорвать доверие населения к приватизации.

Еще одна наша ошибка — инвестиционные конкурсы. Что можно сказать по сути? Халява. Неконтролируемая. Так называемый инвестор за бесценок приобретает пакет акций предприятия, обещая, что в дальнейшем вложит в это предприятие большие деньги, и дальше за спиной государства договаривается с директором. В итоге предприятие инвестиций не получает, зато личный счет директора существенно пополняется.

Понимал я, что все сложится именно так, когда затевались инвестиционные конкурсы? Понимал. Почему недостаточно эффективно душил? Политический компромисс...

Инвестиционные конкурсы в 1994 году были излюбленным детищем отраслевиков. Они их всячески поддерживали: единственное, мол, разумное, что есть во всей этой дурацкой и гнусной приватизации... Аргумент был красивый: наконец-то деньги пойдут в отрасли! Куда они пойдут на самом деле, я думаю, многие лоббисты прекрасно понимали. Однако противостоять инвестиционным конкурсам политически оказалось очень тяжело: сопротивление было мощнейшим. Министерства пошли в атаку практически все. Да тут еще и внутри Госкомимущества произошел раскол во взглядах на конкурсы. Дмитрий Васильев был всегда категорически против. Но Петр Мостовой, который отвечал как раз за работу с отраслевиками, зажегся этой идеологией и инвестиционные конкурсы поддерживал.