Читать интересную книгу Отчаяние - Ильяс Есенберлин

Да, бедно одетых людей не было на губернаторском приеме ни с той, ни с другой стороны. Перед пиром Неплюев устроил военную игру: парадно одетые гренадеры стройными рядами устремились друг на друга, а лихие гусары джигитовали, рубили лозу, меняли на ходу общий строй.

— Эх, молодец!

— Давай, давай, джигит!

— Ойбаяй, пронеси, Аллах!

Эти возгласы гремели из рядов гостей вперемешку. Одни по степной привычке просто подбадривали всадников. Другие же решили, что губернатор собрал их для того, чтобы покончить со всеми сразу и в испуге приседали, когда с шашками наголо мчалась на них конная масса. Потом стреляли из пушек, и снова слышались радостные или испуганные выкрики:

— Урр-аах!

— Ур-ра-а-а!

— Ойбяай!

— Астагфиралла!..

Двадцать четыре раза выстрелили пушки, и испуганные степные кони, вырывая колья, к которым были привязаны, обезумело уносились в степь. Жалобно скулили и прятались за юрты огромные волкодавы. Вздрагивали всякий раз и плакали женщины и дети. В ответ на подобострастные вопросы генерал Неплюев самодовольно отвечал, что достаточно трех залпов из шести пушек, чтобы стереть с лица земли средней величины аул.

В своей десятиминутной застольной речи, оборачиваясь попеременно то к сидящему справа от него хану Абулхаиру, то к сидящим по другую руку джунгарским послам и каракалпакским батырам, Неплюев говорил о желании государыни и императрицы жить в мире и согласии как с вверившими ей свою судьбу народами, так и с соседними странами.

— Кто не выпьет в честь государыни, покажет, что не уважает ее императорское величество! — сказал генерал, выпил до дна свой бокал и захохотал простуженным басом.

Вконец напуганные грохотом пушек баи залпом осушили громадные бокалы — кто с водкой, кто с настойкой. Выпили даже те, кто до сих пор и не нюхал спиртного.

Однако за другими столами нашлись люди, которые молча отставили свои бокалы. Но тут встал приехавший с Неплюевым из Оренбурга муфтий тамошних мусульман ахун Насибулла-мулла.

— За здоровье матушки-государыни не выпить — значит желать ей нездоровья, — сказал он певучим голосом. — А разве не великий грех желать плохого тому, кого над нами поставил Аллах?

И ахун, весело шмыгнув своим сизым носиком, хватил объемистую рюмку водки, да так, что у сидящего напротив гусарского офицера глаза на лоб полезли от удивления. После этого никто уже не мог отказаться, лишь наиболее богобоязненные попытались вылить вино или водку за спину. Большинство чихали, охали, махали руками.

— Ой, как горько внутри, словно отрава!

— У меня все горло прожгло это собачье зелье!..

— Ничего, раз сам мулла выпил, то что нам!…

— Нет… ты скажи, Кира-бай, за что… за что меня не любишь, собака?!

— Вот теперь довольны мной и баба-царица, и губернатор с бабской бахромой на плечах!..

— Будь здоров, Кира-бай!..

И многочисленные баи навалились на еду. Тут уже не требовалось уговоров муллы. Засучив до локтей рукава, они выхватывали из мисок сразу по нескольку кусков и целой горстью отправляли в рот, приговаривая: «Ну, и мясо… Объедение!» Все двенадцать частей огромной бараньей туши в считанные минуты превращались в груды обглоданных добела костей. Крепкие зубы с хрустом перемалывали молодые косточки и хрящи: «А ну, Кира-бай, подай мне ту, кругленькую!» Наткнувшись на картофель, сразу отбрасывали его в сторону: «Ой, это не еда!»

— Ух, и горький этот листок травы!

— Пересолили… Ну и орысы, едят что попало!

— Почему вы так говорите, уважаемый? Вот эта жаренная птичка вовсе недурна!..

— Ох и растение: слезы так и льются из глаз… А ну-ка, суньте его в рот моему другу Кира-баю!..

Лишь несколько молчаливых батыров с каменными лицами съели из вежливости по большому куску мяса и теперь сидели, глядя прямо перед собой. Так же поступили три или четыре русских офицера. Как бы найдя друг друга в этой жующей и чавкающей толпе, они начали поглядывать один на другого, словно думали о том, что ждало их впереди, встреча в бою лицом к лицу или дружба — долгая, суровая, мужская…

Снова встал генерал Неплюев, поднял выше головы бокал:

— Господа офицеры и знатные люди Киргиз-кайсацкой орды!.. Я предлагаю теперь выпить за здоровье и процветание верного слуги ее императорского величества матушки-государыни Елизаветы Петровны и нашего личного друга — великого хана Малой орды Абулхаира!

Разноголосый шум, прерываемый отдельными криками «ура!» был ответом на этот тост. Одни пили, другие ели. Но явственно слышались и недовольные голоса:

— Да приумножится твоя слава, Абулхаир!

— Чтоб ты сдох!

— Счастья и новых великих побед нашему повелителю-хану!

— Да рухнет в вечный огонь шанрак его юрты!

— Осторожней, аксакал, а то услышит!..

— Ну и пусть.. Посадил нас за стол с гяурами. Даже меня, грешного, заставил выпить запретного питья. Теперь все мы гяуры. Ой-бая-а-ай!.. Реветь будешь в могиле, Абулхаир!..

— Продал нас гяурам за бесценок, как запаршивевшую овцу!.

— Молчи, дурак, а то вырвут твой паршивый язык!

— Лучше за столом с гяурами, чем в могиле под шуршутами!

Генерал Неплюев взмахнул рукой:

— Многая лета хану Абулхаиру!

И разноголосый хор купцов, офицеров и казачьей старшины грянул «Многая лета». Визгливо и невпопад подпевали вконец опьяневшие баи и местные торговцы. Выделялся пронзительный тенорок муфтия. Потом кто-то взял домбру, и полилась над степью высокая, с переливами, песня во славу белой царицы, губернатора и хана Абулхаира.

Хан Абулхаир не первый раз участвовал в таких встречах и знал, сколько надо выпить, чтобы сохранить ум. Поэтому, когда он пошел прогуляться с несколько захмелевшим Неплюевым вдоль берега реки, шаг его был тверд, а глаз зорок.

— Завтра начнем беседу о деле, мой друг, — сказал ему губернатор. — Вам, очевидно, будет неловко говорить при наших общих джунгарских друзьях?..

— Да, особенно, если к моим просьбам останутся глухи…

— Все может статься… Для этого и захотел я предварительно поговорить с вами.

— У меня три просьбы. Если первые две будут исполнены, то о третьей нечего говорить…

— Какова же первая?

— Мои враги в степи говорят, что вы мало помогаете мне и всей нашей Орде. Зная мое усердие в дружбе с вами, хан Абильмамбет и султаны Среднего жуза обвиняют меня в предательстве. Они денно и нощно добиваются союза с джунгарскими контайчи. Вы же благоволите к ним, а не ко мне…

Генерал Неплюев лукаво погрозил пальцем:

— Они ведь ваши враги, эти султаны!

— Давно уже все, кто замышляет что-либо против Российского царства, являются моими врагами!

— Допустим, мой друг… Однако два года назад тот же хан Абильмамбет, а с ним султан Аблай и Барак подняли Коран над головой и поклялись в верности перед генералом Урусовым. Мне сам Василий Алексеевич Урусов рассказывал, как протекала церемония. Им в знак принятия в подданство России подарили такие же сабли с серебренными ножнами и рукоятью, как у вас, Богембая и Есета. А еще сто двадцать восемь старшин Среднего жуза дали такую клятву, как и ваши старшины… Что же, хоть и сменил я Урусова, но присягали ведь не мне или ему, а государыне!..

— Мы — кочевой народ, и не все считают обязательным придерживаться клятвы на книге…

— Вы-то, мой друг, ведь верны ей!

— Я — другое дело.

— Но и Абильмамбет пока не нарушил своей клятвы.

— Так нарушит!

— Какие у вас основания так думать?

— Почему не приехал сюда хан Абильмамбет?

— И я вот думаю…

* * *

Они остановились над речным обрывом, и хан Абулхаир принялся подробно рассказывать о замышляемой в Среднем жузе измене. Вступив в прямую связь с контайчи, Абильмамбет и тамошние султаны не пожелали присутствовать на празднествах. Тем более, что здесь находятся глаза и уши контайчи…

— Все это очень занятно, — заметил, усмехнувшись, губернатор. — Но в чем состоит ваша просьба, мой друг?

— Дайте мне в подчинение три тысячи солдат! — сказал хан Абулхаир. — Пусть хотя бы тысяча будет из главного войска, а две тысячи могут быть из вспомогательного — калмыки или башкиры…

Довольные огоньки зажглись в глазах Неплюева. Сменив Урусова, он уже два года настойчиво проводил политику приманивания то одного хана из киргиз-кайсаков, то другого. Они ссорились друг с другом из-за его благосклонности, а в этом и заключалась главная его мысль. История имеет тьму примеров, когда опытный администратор без всяких усилий достигал своего такой хитрой тактикой. Но впервые один из этих ханов попросил у него войска для борьбы против другого…

— Какова же вторая ваша просьба, хан?..

— Вторая касается моего сына Кожахмета, который у вас в гостях вот уже семь лет. Мать хочет повидать его, побыть с ним, а к вам поедет погостить другой мой сын — Чингиз…

Теперь и Неплюев вполне протрезвел и искоса посмотрел на Абулхаира: