Он не стал следовать за машиной, свернувшей на аллею за домом, а выехал сразу на Брод-стрит и подождал немного, пока полицейские не выедут на ту же улицу, проехав по аллее.
— Ну, что? — сказал Огнепоклонник, глядя вслед удаляющимся стражам порядка. — Все в порядке?
Он уже два дня наблюдал за домом и знал, что проверочные объезды бывают между девятью и девятью тридцатью вечера, затем в полночь и, последний, в четыре часа утра. Как часовые. А кому неизвестно, что нападать надо сразу после смены караула?
Уверенный в успехе операции, он вернулся на место прежней стоянки. И подождал четверть часа. Улица была пустынна.
Оглядевшись в последний раз, он стал действовать. Обернул газету вокруг ломика и зажал его под мышкой. Вылез, взял с заднего сиденья канистру с бензином. Бензин мягко заплескался, ожидая своего часа.
Фонари над обеими дверями освещали большую часть лужайки, но оставляли в темноте торцы дома. Огнепоклонник постарался поскорее укрыться в тени высокой ограды, отделяющей дом Витакера от соседей.
Он пробежал вдоль ограды к ближайшему боковому окну и заглянул в него.
Это была гостиная, обставленная красивой мебелью, полная книг, игрушек и цветов. Отлично. Сердце витакеровского дома. Большой ковер, два кресла, диван, вместительный как чрево кита — как все замечательно сгорит.
Пожалуй, этот старый, почти столетний дом сгорит как свечка. Здорово. Одно только жаль. Его вынудили поджечь этот дом, не он сам его выбирал. Это его ответ на вызов Витакера.
Взяв ломик в руки, он выломал раму. Откуда-то раздался собачий лай. Это поджигателя не взволновало: его следов не найдут. Он вынул пробку из канистры. В нос ударил запах бензина и стал распространяться вокруг, когда Огнепоклонник выливал содержимое канистры в окошко.
Он опорожнил канистру и стал смотреть, как бензин разливается по полу, смачивает ковер. Потом скрутил газету в толстый жгут. Поджег ее. Бросил в окно.
Стена огня вспыхнула точас же, повторяя все прихотливые изгибы лужи бензина. Он стоял в восторженном трансе, наблюдая, как чернеет ковер, съеживается обивка дивана. Радость и восторг зарождались в душе и росли вместе с огнем.
Жар проникал сквозь кожу, вливался в душу, подогревая радость и восторг. Он прищурился и глубоко вздохнул, как будто хотел набрать полную грудь пламени. Огонь вмещал в себя все, абсолютно все можно было увидеть в его быстром танце: и призраков прошлого, и демонов настоящего. Его отца. Деда. Беззубого, злого, ненавистного. Витакер. Все они здесь пляшут, корчатся от боли, кричат, сливаясь в крике с голосом огня. Видения перемешались, ушли на задний план, а вперед вышла Бестия, Рыжая Сука. Она не кричала и не дергалась. Только ее волосы развевались вместе с языками пламени.
Завыла собака, и он очнулся. Возникла тревога: он потерял слишком много времени. Внезапно за оградой послышались голоса, а на другой стороне улицы раздался топот бегущих ног.
Он прижался спиной к забору. С другой стороны на забор бросилась собака, клацнув зубами, и стала царапать доски, в бессильной попытке схватить его. Голосов становилось все больше, а вот и сирены завыли в отдалении.
Надо уходить. Немедленно.
Он подпрыгнул и, зацепившись за край забора, подтянулся на руках. Усевшись верхом, он посмотрел вниз. Там бесновался пес. Огромных размеров. Белые клыки блестели в темноте. А пасть была такая, что, казалось, может вместить его всего целиком.
— Эй! — закричал вдруг сзади мужской голос. — Ты что там делаешь?
Пути к отступлению были отрезаны. Он прыгнул прямо на собачью спину. Собака не успела увернуться и послужила амортизатором при его падении. Оглушенная, она не сразу пришла в себя, это дало ему несколько драгоценных секунд, за которые он успел добежать до следующей калитки.
Он проскочил добрый десяток домов, прежде чем замедлил темп, почувствовав боль в боку. Потом, окончательно выбившись из сил, остановился.
Несколько минут потребовалось для восстановления дыхания. Столько же заняла оценка ситуации. Возвращаться нельзя. Его могут опознать.
Звук сирен разносился далеко вокруг. Огонь тоже был виден с большого расстояния. Значит, пожар можно было наблюдать и издалека. Но можно ли получить от этого удовольствие?
Такое с ним случилось впервые. Огонь чуть не погубил его, своего верного служителя.
«Нет, — подумал он. — Огонь не мог такого сделать без постороннего вмешательства. Это она виновата! Это она проникла в его огонь и повернула верную ему до сих пор стихию против него».
— Сука рыжая! — прошипел он. — Как ты посмела? Кто тебе позволил?
Он медленно побрел, сдерживая дыхание, очень похожее на всхлипы.
— Ты мне за это заплатишь, — шептал он. — Ты у меня пожалеешь.
Дождь капал на каску, когда Лу шла по пирсу к танкеру.
— Эй, Лу, — позвал кто-то за спиной.
Она на ходу обернулась и увидела Фагана, догонявшего ее.
— Привет, Джордж.
Он догнал и встал рядом, почти касаясь плечом.
— Старая жестянка, годная на слом, — сказал Джордж, указывая на танкер «Коринна». Будь моя воля, я бы не брался за нее.
— А деньги?
— Смотрел я смету. Курам на смех. Плата занижена на восемь-десять процентов.
Фаган стал шаркать ботинком по асфальту. Звук действовал Лу на нервы. У нее засосало под ложечкой. Что-то здесь не так. Зачем фирма взялась за работу по бросовой цене?
— Ван Аллен совсем рехнулся, если думает, что выдержит конкуренцию, — сказал Фаган. — Помяни мое слово, скоро начнутся увольнения.
— Не может быть. Людей и так не хватает.
— Оставят тех, кто работает лучше всех, быстрей всех и кто не сует нос куда не надо.
Лу краем глаза посмотрела на Фагана. Это что? Оговорка или угроза? Его лицо ничего не выражало, а тон не изменялся с самого начала разговора.
Фаган повернул к ней голову, и его каска блеснула в свете рекламных огней. Это о чем-то напомнило Лу, что-то зашевелилось у нее в памяти, но тут же снова спряталось в глубину.
— Завтра прибудет еще один танкер, — сказал Фаган. — «Виппурвиль».
Лу покопалась в памяти, но ничего не нашла.
— Не помню такого.
— И не можешь помнить. Это новенький. Я слышал, у него полетел гребной винт. Наверное, мне нужно устроить так, чтобы Делански попал на «Виппурвиль», а самому взяться за «Коринну».
— Зачем? — Лу удивленно посмотрела ему прямо в глаза.
— Ну, как тебе сказать… У меня нет никаких претензий к Луису, но на «Коринне» столько сложной работы, что мне хотелось бы самому убедиться, что там сделано все как надо.
Лу внимательно рассматривала выцветшие голубые глаза, силясь понять, что скрывается за ними. Она не знала что и думать. Неужели Фаган тоже подозревает Луиса в махинациях на «Габриэлле»?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});