ней переросла из желания избавиться от нее в желание обладать ею. Она была моей, чтобы играть с ней, и мне не нравилось, что Джереми разнюхивает о ней.
Я сжимаю кулаки и продолжаю идти.
Сев в свой Aston Martin, я поехал домой, и всю дорогу меня занимали воспоминания о сегодняшнем дне. Я не собирался держать ее школьный протокол над ее головой или использовать его как способ подкупить ее, эта идея возникла сама собой, как способ установить контроль над ней в обозримом будущем.
У меня нет ни плана, ни идеи, что делать с этой обретенной властью. Только сырое удовлетворение от осознания того, что она моя на ближайшие шесть недель.
Джип Риса подъезжает к дому, когда я выхожу из машины.
— Разве ты не должен быть сейчас на задержании? — Спросил он, сверяясь с часами.
— Я освободился.
Он поднимает недоверчиво бровь в мою сторону.
— Как? Разве Торнтон не был преисполнен желания сделать из тебя пример?
Я рассказываю ему о сделке с Беллами, опуская ту часть, где я ласкал ее пальцами, пока она не кончила.
Он весело смеется.
— Когда же ты признаешь, что у тебя нездоровая одержимость этой девушкой?
Если бы он только знал, как она разрывалась на части рядом со мной, как приоткрывались ее пухлые красные губы, издавая стоны наслаждения.
— То, что я думаю о Беллами, тебя не касается.
Он снова смеется, и у меня руки чешутся запустить кулаком в его самодовольное лицо.
— Что Торнтон вообще заставляет вас двоих делать? Протирать столы в кафетерии?
Я бросаю на него настороженный взгляд, колеблясь, прежде чем заговорить.
— Мы должны подготовить библиотеку к торжественному открытию.
Его лицо опускается, улыбка медленно сползает вниз, пока его губы не становятся прямыми.
Я хлопаю его по плечу в знак поддержки.
— Ты в порядке?
— Да. — Он отшатнулся от меня, не желая, чтобы его утешали или жалели. Не то чтобы я был таким, но он воспринимает это именно так.
Два года назад родители Риса, Ричард и Лоррейн Макли, погибли в трагической автокатастрофе. Они находились в середине европейского автопутешествия, начавшегося в Англии, где они жили, и направлялись к нему в АКК, когда их автомобиль вышел из-под контроля и врезался в дерево. Они погибли при столкновении.
Я знал их большую часть своей жизни, и единственное, что они любили больше друг друга, был их сын. Я не психолог и еще менее квалифицирован, когда дело касается понимания собственных эмоций, но даже я могу сказать, что горе и чувство вины изменили его. Если раньше он был добродушным шутником, то теперь использует юмор как щит, чтобы отстраниться и дистанцироваться. Это оценка, а не суждение.
Они оставили Рису внушительное наследство, которое он не смог бы потратить за всю жизнь, даже если бы попытался. Часть этих денег он использовал для финансирования новой библиотеки в их честь.
Но он еще не переступил порог библиотеки.
Как обычно, он уводит разговор от темы родителей.
— Так что ты собираешься заставить ее сделать?
— Без понятия. Я сообщу тебе, когда придет вдохновение.
— Я хочу, чтобы ты спала в моей постели.
— Прости? — Недоверчиво спрашивает она. — Мне кажется, я не совсем правильно тебя поняла. — Она делает вид, что прочищает уши.
— Ты прекрасно меня слышала.
— Я была очень вежлива. Ты знаешь, вежливость — это то, что нормальные люди используют, когда не хотят быть грубыми, пытаясь образумить человека, который явно не в себе.
Эта идея пришла мне в голову вчера вечером, когда я пожелал Рису и Фениксу спокойной ночи, прежде чем отправиться спать. Что может быть лучше, чем использовать наш договор для того, чтобы мучить ее круглосуточно?
Когда я не отвечаю, она продолжает.
— Зачем тебе это вообще нужно? Ты же меня ненавидишь.
— Потому что я могу.
Она сердито хмыкает.
— Ну, это «нет». Мы же говорили, что ничего сексуального.
Я ожидал сопротивления на это предложение, поэтому отбросил его. Пока что.
Я меняю тему.
— Мне скучно, Янки. За неимением достойных отвлечений, тебе придется это сделать. Развлеки меня.
Сегодня пятница, и мы в библиотеке, расставляем книги на полках в разделе исторической фантастики. Беллами закончила первый ряд, как я и просил. Удовлетворение охватывает меня при виде того, как хорошо она подчиняется. Я не знаю, что мне больше нравится — когда она подчиняется или когда бросает мне вызов и борется со мной на каждом шагу.
Она наклоняется над коробкой с книгами, открывая мне вид на свою круглую попку в джинсах. Я сопротивляюсь желанию схватить ее, моя рука жаждет снова прикоснуться к ней. Она поправляет себя и поворачивается ко мне с книгами в руках. Ее волосы слегка растрепаны, глаза настороженно смотрят на меня.
Я хочу разрушить ее.
Раскрыть ее и посмотреть на все, что скрыто внутри, на то, что делает ее ею.
Это отличается от того, как я хотел разорвать ее на части раньше. Моя привязанность к ней меняется, приобретая другую форму по мере того, как я провожу с ней все больше времени. Я хочу, чтобы она извивалась подо мной, не в силах сдержать наслаждение, которое я ей доставляю. Когда я смотрю на нее, в моей груди поднимается темное, порочное и ненасытное желание.
— Как ты хочешь, чтобы я тебя развлекала?
Я делаю паузу, прежде чем ответить ей. Я точно знаю, чего хочу.
— Расскажи мне о своей панической атаке. Это был первый раз?
Она поворачивается ко мне спиной, доставая книгу с полки.
— Пас.
Менее чем через двадцать четыре часа после того, как мы заключили сделку, она бросает мне вызов. Вот тебе и послушание.
Мой член напрягается против молнии. Кажется, ее борьба и вправду заводит меня еще больше.
— Нужно ли напоминать тебе о