Читать интересную книгу Дона Флор и ее два мужа - Жоржи Амаду

— Хватит с меня того, что я утешал куму перед отъездом, больше не желаю видеть ее слезы… Если я вернусь без тебя, что с ней будет?

Обо всем этом дона Флор никогда не узнала, как не узнала о том, откуда у Гуляки взялся французский шелк. Он вовсе не покупал этот отрез в Рио, а выиграл в карты перед самым прибытием парохода в Салвадор, когда члены делегации, истратившие все деньги, стали играть на купленные в столице подарки. У одного студента Гуляка выиграл шелковый отрез, у другого — лакированные туфли и очень модный галстук-бабочку в синюю горошину. Его ставкой была великолепная цветная фотография Жози в золоченной раме; очаровательная шансонетка снялась в трусиках и бюстгальтере. На фотографии было старательно выведено: «Горячо любимому маленькому баиянцу от тоскующей Жози». Гуляка загнал этот портрет товарищу по путешествию, молодому адвокату, который мечтал поразить приятелей рассказами о своих бесчисленных победах в столице. Таким образом, Жози, сама того не подозревая, оплатила дорожные расходы Гуляки. Шелк соскользнул с плеч доны Флор, обнажив ее грудь.

Как без него жить? Вернутся ли к ней вновь солнечный свет, полуденная жара, прохладный утренний бриз, вечерний ветерок и звездное небо? Захочется ли ей опять видеть людей? Для нее нет без него жизни, и, охваченная печалью, она погружается в удивительный мир воспоминаний, радостный и волнующий.

Кумушки помнили только плохое: их ссоры, перебранки из-за денег, ночи, когда он не являлся домой, где-то кутя, может быть с женщинами, или пропадая в игорных домах. А вот забыли те чудесные дни, когда Силвио Калдас приехал в Баию и дона Флор, хоть и сбилась с ног, не грустила ни минуты. Она и теперь во всех подробностях помнит эту неделю, доставившую ей столько радости. Для нее это был настоящий праздник, она царила в своем квартале, который гудел, как потревоженный улей. Ее дом был полон важных особ, самых уважаемых людей. Хотя Силвио остановился в Палас-отеле, весь день он проводил у Гуляки: здесь он принимал гостей и чувствовал себя как дома, а к доне Флор относился как к младшей сестре. Приходили и знакомые Гуляке банкир Селестино, доктор Луис Энрике и дон Клементе Нигра, а также другие известные граждане Баии, они являлись не только на знаменитые на весь город обеды доны Флор, но и просто пожать певцу руку. При виде столь знатных визитеров дона Розилда могла бы умереть от разрыва сердца; к счастью, она тогда уехала в Назарет-дас-Фариньяс, где донимала невестку, ожидавшую первенца, как сообщал в письме Эйтор.

От воскресного обеда у доны Флор остались не только прекрасные воспоминания, но и газетные вырезки. Два журналиста, приятели Гуляки — Джованни Гимараэнс, большой шутник и выдумщик, и негр Батиста, ценитель женской красоты и хорошей кухни, — поместили сообщения об этом обеде в своих газетах. Джованни называл «великолепным» банкет, устроенный в честь известного певца сеньором Валдомиро Гимараэнсом, муниципальным чиновником, и его высокоуважаемой супругой доной Флорипедес Пайва Гимараэнс, чей кулинарный талант сочетается с исключительной добротой и редким воспитанием. Негр Жоан Батиста основное место отвел описанию меню: «Роскошный стол поражал разнообразием вкуснейших блюд, среди которых не последнее место занимали деликатесы баиянской кухни; обильный десерт, пожалуй, наиболее ярко свидетельствовал в пользу нашего кулинарного искусства и непревзойденного умения сеньоры Флор Гимараэнс, супруги нашего подписчика Валдомиро Гимараэнса, одного из самых старательных и деятельных чиновников префектуры». Очевидно, обжоры так наелись и были так довольны обедом, что не только превознесли до небес кушанья и гостеприимство доны Флор, но и изобразили Гуляку старательным, деятельным и ревностным чиновником, что было, мягко говоря, некоторым преувеличением.

Почему бы кумушкам не вспомнить этот обед? Дом был полон гостей, столы ломились от яств. Сеньор Кокейжо, судебный чиновник, посвящавший свободные часы музыке, произнес тост, воздав хвалу золотым рукам доны Флор; поэт Элио Симоэнс обещал написать сонет, воспевающий кулинарный талант «очаровательной хозяйки дома, хранительницы великих традиций баиянской кухни». А ведь кумушки толклись около дома и видели, как Силвио, взяв гитару, запел своим полным страсти, истинно бразильским голосом. Послушать его собралась целая толпа, он пел до рассвета, а гости, сидя за пивом и кашасой, заказывали все новые песни, и певец никому не отказал.

Однако самым дорогим для доны Флор воспоминанием были не похвалы ей, не сообщения в газетах, не речи и стихи и даже не пение Силвио Калдаса, от которого в гармонии слились небо и море, но поведение Гуляки в тот вечер. Он не только оплатил все расходы на обед (и откуда он добыл столько денег? Впрочем, хитрость его делала и не такие чудеса…), но и не напился, занимал гостей и показал себя радушным хозяином. А когда певец, взяв гитару, запел, сначала поблагодарив дону Флор за обед и назвав ее Флорзиньей, своей сестричкой, Гуляка сел рядом с женой и взял ее за руку. У растроганной доны Флор на глазах выступили слезы.

Как же теперь жить без него? Как привыкнуть к тому, что его нет? В вечерней газете она прочла о гастролях певца в «Паласе» и «Табарисе», а также о его выступлении по просьбе префекта на площади Кампо Гранде, чтобы все желающие могли его услышать и петь вместе с ним. Знал ли Гуляка о приезде Калдаса и собирался ли его встречать?

Когда он несколько месяцев тому назад вернулся из Рио, имя певца не сходило у него с языка. Ни о ком другом он не говорил, то и дело напоминая, что обещал устроить обед в его честь, приготовленные самой доной Флор. Ну кто бы мог ему поверить? Знаменитость, о которой кричат заголовки газет, портреты которой украшают журнальные обложки, за неделю своих гастролей, наверно, не успеет отдать даже необходимые визиты, принять приглашения всех богачей! Откуда же взять время, даже и при желании, на обед в доме бедняка? «Самые именитые особы из высшего общества дают банкеты в честь великого артиста», — писала газета. Конечно, дона Флор охотно бы приготовила обед, хоть это и нелегко, истратила бы даже все свои скудные сбережения, спрятанные в ножке железной кровати, весь свой месячный заработок и, если понадобится, наделала бы долгов, лишь бы принять в доме почетного гостя и накормить его баиянскими кушаньями. Она не сомневалась, что Гуляка действительно подружился в Рио с Силвио, ведь и тот был завсегдатаем игорных домов. Но это еще не значит, что знаменитый певец придет к ним. Для Гуляки, впрочем, не существовало препятствий. Все для него казалось простым и легкодостижимым. Но дона Флор не разделяла его оптимизма и как-то сказала доне Норме:

— Очередная выдумка Гуляки… Надо же такое сочинить!.. Представляешь, обед в честь Силвио Калдаса!

Однако дона Норма восторженно ахнула.

— Как знать, а вдруг он придет? Это было бы великолепно!

Дона Флор согласилась бы и на меньшее.

— Я буду рада, если попаду на его концерт… Но только в хорошей компании… Иначе я вообще не пойду…

— Уж я-то пойду наверняка. Зе Сампайо как хочет, может дома сидеть, я тогда пойду с Артуром…

В вечернем выпуске последних известий радио сообщило, что первое выступление певца, назначенное на сегодня, состоится в полночь, в элегантном салоне Палас-отеля, по соседству с игорными залами, а в два часа ночи он выступит в «Табарисе» перед богемой и дамами полусвета. Бедняжка дона Флор поняла, что в эту ночь ей нечего ждать мужа.

Она заснула и увидела странный сон, будто Мирандон, Силвио Калдас, Гуляка, ее брат, невестка и дона Розилда — в Назарет-дас-Фариньясе и дона Флор помогает беременной невестке освободиться от цепи, которой та прикована к зонту свекрови. Разъяренная дона Розилда все время добивается, почему Силвио Калдас оказался в Назарете, а тот отвечает, будто приехал только затем, чтобы спеть вместе с Гулякой серенаду доне Флор. «Я ненавижу серенады», — рычит дона Розилда. Но Силвио взял гитару, и его нежный, бархатный голос зазвучал над бухтой Реконкаво. Дона Флор улыбалась во сне, слушая протяжную, грустную песню.

Голос певца становится все громче, песня звучит все ближе, и дона Флор уже не знает, сон это или явь. Она вскакивает с постели, набрасывает халат и подбегает к окну.

На улице стоят Гуляка, Мирандон, Эдгар Коко, Карлиньос Маскареньяс, бледный Женнер Лугусто из кабаре «Аракажу». И среди них Силвио. Аккомпанируя себе на гитаре, он поет для доны Флор:

…под звуки мелодии страстной,под звон шестиструнной гитары…

Серенаде бурно аплодировала вся улица, а в воскресенье состоялся обед, о котором потом писали в газетах, в понедельник же Силвио пришел к ним и готовил сам. Он принес продукты, надел фартук и отправился на кухню. Оказалось, он действительно умеет готовить. В остальные дни он был так занят, что забегал лишь на минутку и тут же убегал. Зато они все вместе ходили смотреть капоэйру. И все же самым прекрасным днем был вторник, когда Силвио перед отъездом пел с трибуны на Кампо Гранде. В этот лунный вечер он пел для всех, кто собрался на пощади.