— Если я начну задавать вопросы, он заподозрит меня. Люди в шапках не касаются чудес хозяев.
— Не нужно вопросов. Ты можешь направлять его. Ты говоришь, он не только расспрашивает, но и рассказывает о своей жизни?
— Иногда. Но его слова не имеют смысла. Он использует слова своего языка, когда говорит о своей работе, потому что в человеческом языке нет слов для соответствующих понятий. Несколько дней назад он заявил, что чувствует себя несчастным, потому что во время зутлебута цуцуцу вошел в спивис и поэтому было невозможно издул цуцуцу. Во всяком случае, звучало похоже. Я даже не пытаюсь понять, что он говорит.
— Если будешь продолжать слушать, то со временем сможешь понять.
— Не вижу, каким образом.
— Ты должен быть настойчив, Уилл. Побуждай его к разговорам. Он использует газовые пузыри?
Это маленькие резиновые шарики, которые приставлялись к коже хозяина возле носового отверстия. Когда хозяин нажимал на такой шарик щупальцем, из него поднимался красновато–коричневый туман и медленно окружал голову хозяина.
Я проговорил:
— Один или два раза, когда сидел в бассейне комнаты с окном.
— Похоже, они действуют на хозяев, как крепкие напитки на людей. Мой бьет меня сильнее после того, как нанюхался газовых пузырей. Может, твой будет разговорчивее. Принеси ему, когда он будет в бассейне.
— Сомневаюсь, подействует ли.
— Попробуй.
Фриц выглядел больным и истощенным. Рубцы на его спине кровоточили. Я сказал:
— Завтра же попробую.
Я принес их, но хозяин отослал меня. Он спросил меня, сколько телят бывает у коровы, а потом сказал, что пушлу струл–гупали. Я немногого добился.
Глава 8. ПИРАМИДА КРАСОТЫ
Когда я уже отчаялся получить полезную информацию от своего хозяина, он сам решил за меня эту проблему. Его работа, чем бы она ни была, происходила примерно в полнолуние в полумиле от того места, где он жил. Я отвозил его туда в экипаже и оставался в общем помещении, пока он не освобождался. Это продолжалось около двух периодов (примерно пять человеческих часов), и я использовал это время, как и другие рабы, чтобы отдохнуть и если возможно, то поспать. В городе быстро привыкаешь максимально беречь энергию. В общих помещениях стояли диванчики. Они были жесткие и на всех их обычно не хватало, но это была исключительная роскошь, и я был благодарен и за нее.
В этот раз я был настолько счастлив, что мне достался диванчик, и я лежал на нем и дремал, когда меня затрясли. Я сонно спросил, в чем дело. Мне сказали, что на доске горит мой номер, меня вызывает хозяин. Первой моей мыслью было, что кто–то хитрит, пытаясь занять мой диванчик. Будивший меня раб сам хочет занять его. Я так и сказал ему. Но он настаивал, что говорит правду. Наконец я встал и увидел, что так оно и есть.
Готовясь надеть маску, я сказал:
— Не понимаю, почему хозяин вызывает меня. Сейчас только три–девять. Должно быть, ошибка.
Раб уже занял мое место и разлегся. Он заметил:
— Может, это болезнь.
— Какая болезнь?
— Время от времени она случается с хозяевами. Два или три дня, а то и больше, они остаются дома. Чаще это случается с такими, как твой хозяин, у которых коричневая кожа.
Я вспомнил, что утром мне показалось, что у хозяина кожа темнее обычного. Когда я вышел из общей комнаты и, как полагалось, низко поклонился, я увидел, что теперь она много темнее. Щупальца хозяина слегка дрожали. Он велел мне ехать домой, и я повиновался.
Я подумал, вспомнив человеческие болезни, что он захочет лечь в постель, и вспомнил, что еще не сменил мох. Но он отправился в бассейн и сидел там молча и неподвижно. Я спросил, не нужно ли ему что–нибудь. Он не ответил. Тогда я отправился в спальню и принялся за работу. Я уже почти закончил и укладывал старый мох в шкаф, где он уничтожался, как услышал звонок.
Хозяин все еще сидел в бассейне. Он сказал:
— Мальчик, принеси мне газовый пузырь.
Я принес и смотрел, как он пристраивает к месту между ртом и носом и нажимает щупальцем. Как жидкость, вылился красновато–коричневый туман и поднялся вверх. Хозяин глубоко вдыхал его. Так продолжалось, пока пузырь не опустел. Он отбросил его и велел мне принести новый. Это было необычно. Хозяин опустошил его и велел принести третий. Вскоре он заговорил.
Вначале слова его были непонятны. Я понял, что он говорит о болезни. Он говорил о проклятии Склудзи — то ли это имя его семьи, то ли расы. Много говорил он о злобе — я не понял, собственной или всех хозяев вообще. Болезнь — это наказание за злобность, и переносить ее нужно стоически. Центральным щупальцем он отбросил пустой третий пузырь и велел мне принести четвертый, да побыстрее.
Газовые пузыри находились в комнате, где хранились запасы пищи. Когда я вернулся в комнату с окном, хозяина не было в бассейне. Он сказал нетвердым голосом:
— Я велел принести быстро, мальчик.
Два его щупальца схватили меня и подняли в воздух легко, как котенка. С нашей первой встречи в месте выбора он не притрагивался ко мне, и я был поражен. Но удивление тут же сменилось болью. Третье щупальце взметнулось в воздухе и хлестнуло меня по спине. Меня как будто ударили тяжелым кнутом. Я дернулся, но щупальца держали крепко. Хлыст обрушился снова и снова. Теперь он походил не на веревку, а на палку. Я подумал, что он сломает мне ребра, а может, и позвоночник. Фриц говорил, что он кричит, потому что его хозяин хочет этого. Вероятно, мне тоже следовало закричать, но я не стал. Я закусил губу, ощутив соленый вкус крови во рту. Избиение продолжалось. Я потерял ударам счет: их было слишком много. Потом шум в ушах и забвение.
Очнулся я на полу. Пошевелившись, почувствовал сильную боль. Тело мое превратилось в сплошной кровоподтек. Я заставил себя встать. Как будто кости не сломаны. Я поискал хозяина и увидел, что он молча и неподвижно сидит в бассейне.
Я чувствовал унижение и гнев, все во мне болело. Я выбрался из комнаты и побрел в свое убежище. Внутри я снял маску, вытер пот с шеи и плеч и забрался в постель. И тут я понял, что, уходя, не поклонился хозяину. Я, разумеется, не чувствовал почтения к нему, но таков был обычай. Мне ведь следовало имитировать поведение людей в шапках. Это ошибка и, может, опасная. Когда я думал об этом, прозвенел звонок. Хозяин снова вызывал меня.
Устало я спустился, надел маску и покинул убежище. Мысли мои путались, я не знал, чего ожидать. Нового избиения я бы не перенес: мне было больно даже идти. Но я совершенно не был подготовлен к тому, что произошло в комнате с окнами. Хозяин был не в бассейне, а стоял у входа. Щупальце схватило меня и подняло. Но пока я готовился к удару, второе щупальце слегка коснулось меня, гибким змеиным движением обернулось вокруг моих избитых ребер. Кошку сначала наказали, а потом приласкали.
Хозяин сказал:
— Ты странный мальчик.
Я ничего не ответил. Мне было неловко, голова оказалась намного ниже туловища. Хозяин продолжал:
— Ты не издаешь громких звуков, как другие. В тебе какое–то отличие. Я сразу это увидел в месте выбора.
От его слов я оцепенел. Я не понимал, что естественная реакция людей в шапках на такое избиение — плакать, как дети… Фриц понял и вел себя соответственно, а я глупо сопротивлялся. И умудрился потом не поклониться. Меня ужаснула мысль, что сейчас хозяин концом щупальца коснется шапки через мягкую часть маски. Он тут же поймет ее отличие от настоящей шапки, которая срастается с телом. А тогда…
Но он отпустил меня. Я сделал запоздалый поклон и чуть не упал при этом. Хозяин поддержал меня и сказал:
— Что такое дружба, мальчик?
— Дружба, хозяин?
— В наших архивах есть то, что вы, люди Земли, называете книгами. Интересуясь вашей расой, я изучал некоторые из них. В этих книгах ложь, но ложь, похожая на правду. И в них говорится о дружбе. О близости между двумя существами… для нас, хозяев, это странно. Скажи мне, мальчик, была ли в твоей жизни до того, как тебя избрали служить, дружба? Был ли у тебя друг?
Я поколебался, но потом сказал:
— Да, хозяин.
— Расскажи о нем.
Я рассказал о своем двоюродном брате Джеке, который был моим ближайшим другом до того, как на него надели шапку. Я изменил подробности нашей жизни, чтобы они соответствовали горному Тиролю, но в целом описал наши занятия и убежище, которое мы устроили за деревней. Хозяин внимательно слушал. Наконец сказал:
— Между тобой и твоим другом установилась связь, связь добровольная, а не вынужденная обстоятельствами… вы хотели быть вместе, говорить друг с другом. Я прав?
— Да, хозяин.
— Это часто у вас бывает?
— Да, хозяин.
Он замолчал. Он молчал так долго, что я решил, будто он уже забыл обо мне, и собрался уйти… отдав, конечно, поклон. Но тут хозяин снова заговорил: