течение которых мне пришлось слушать ее бессвязную болтовню.
Сначала она предложила на роль невесты себя, если я отпущу ее сестру. Очевидно, что это был тест, призванный выяснить: мне нужна именно Персефона или любая женщина с маткой и хорошим здоровьем. Когда я сказал Эммабелль, что желаю прикасаться к ней не больше, чем пройтись босиком по всем кубикам «Лего» в Северной Америке, она стала сыпать пустыми угрозами и напрягать несуществующие бицепсы, грозя мне кровавой расправой.
На протяжении всей речи, я сверлил ее нетерпеливым взглядом, а потом послал туда, откуда она пришла.
Как бы сильно я ни недолюбливал обеих своих невесток, казалось, они даже не подозревали о том, что происходило в моем браке, а это хорошая новость. Это означало, что Персефона помалкивала. Конечно, Хантер, Сэм и Дэвон знали правду – я ведь озвучил ее вслух в вечер игры в покер, – но они на моей стороне.
Моя жена спрыгнула со стола и сунула красный леденец обратно в рот.
– Хорошо, муженек. Только быстро.
Я провел ее в свой кабинет, а потом и в личную ванную комнату, стены которой были не из стекла, и где нас никто не смог бы увидеть.
Закрыл за нами дверь, а потом пригвоздил жену взглядом.
– Что ты здесь делаешь?
– Обедаю с друзьями. – Персефона вынула леденец изо рта. Воздух наполнил запах арбуза, отчего член пришел в оживление. – Удачный выдался день, муженек?
– Не особо.
– Да, я слышала в местных новостях о демонстрации. – Она сморщила свой маленький носик, который, как я искренне надеялся, достанется от нее нашим будущим детям. – Да и на фото на рекламном щите не самый твой удачный ракурс.
Я уставился на нее, сам не понимая толком, зачем ее сюда позвал. Мне было нечего ей сказать. Но все же во мне разгорелась потребность завладеть ее временем. Это я заслуживал ее внимания.
Я вызволил ее из беды.
Я оплачивал ее новый расточительный образ жизни.
Это со мной она должна проводить время.
Ты ничего этого не хочешь, кретин.
– То, что ты творишь в Арктике… – Она прижала ладонь к груди.
– Ужасно? – закончил я за нее с ухмылкой.
– Чудовищно.
– Можешь утопить печаль в море слез.
– Ты наверняка найдешь способ загрязнить и его тоже.
– Немного преданности, тебя не убьет, Цветочница. Я твой муж. Хотя это мало о чем говорит, учитывая, что ты развелась с бывшим без его согласия. – Я прислонился к гранитной стене, скрестив ноги в щиколотках.
Она вытаращила глаза.
– Ты шутишь? Ты сравниваешь мой развод со сбежавшим мужем с тем, что ты вытворяешь? – В ее глазах снова вспыхнуло то самое пламя, которое я наблюдал в них, пока мы вели переговоры, и моя частичная эрекция обернулась полноценным стояком. – Ты уничтожаешь нашу планету ради финансовой выгоды. Земля – не твой пустырь. Я уж не говорю о том, что ты обрекаешь целые группы животных на вымирание. Белые медведи первыми приходят на ум.
– Мне жаль, что ты так считаешь, – машинально ответил я. Озвучил хорошо отрепетированный ответ на одни и те же слова, которые слышал снова и снова.
– Нет, не жаль.
– Ты права. Мне совсем не жаль. Очарованием машину не заправишь.
– Она может работать и на аккумуляторах, спасибо Илону Маску, – ответила Персефона сладким голоском.
– Я знаю, что женщины любят устройства на батарейках, но они никогда не заменят оригинал.
Она подавилась леденцом. Я задумался, не застряла ли она на оральной стадии[28]. Сначала сигара, теперь леденец. Было сложно сосредоточиться, когда ее розовые губы постоянно что-то обхватывали. Особенно если этим чем-то был не мой член.
Я мог сказать ей правду. О том, что Арктика не входила в долгосрочные планы. О том, что у меня был более экологичный план по использованию природного газа. Футуристическое изобретение двадцать второго века, которое находилось в разработке. Но я не особо возражал против того, чтобы меня знали как человека, ответственного за разрушение мира.
– Я серьезно, зачем ты пришла, Персефона? – Я оттолкнулся от стены и стал приближаться к ней, не останавливаясь, пока мы не оказались вплотную друг к другу.
В то время как эмоции были обузой, необходимость зачать с женой ребенка – моим предназначением.
Чем быстрее мы с этим покончим, тем скорее сможем прекратить наше общение. Ее изящное горло дернулось, когда она сглотнула. Персефона облизнула губы, взгляд голубых глаз опустился к моим губам.
– Пообедать, – снова повторила она. – Зачем еще мне здесь быть?
Я уперся рукой в стену над головой Персефоны, прижимаясь к ее телу и глядя ей в глаза. Я был порядочно выше нее, даже притом, что она надела новые туфли на каблуках.
– Я думаю, что ты пришла, потому что кое-что мне должна.
– Я выполняю все, на что подписалась. Живу в квартире, которую ты мне выделил. Я вся в твоем распоряжении. Не припоминаю, чтобы ты взял трубку и попросил скрепить наши брачные отношения. – Она выгнула бровь.
У нее были изящные брови. Я был бы не прочь, если бы эта ее черта тоже передалась нашим детям.
На самом деле, я был бы рад, если бы они во всем пошли в нее.
Во всем, кроме разбитого сердца.
И это показатель того, насколько высокого я о себе мнения.
– Упрашивать я не стану, – протянул я.
– Никто тебя об этом и не просит. Но если ты хочешь оказаться в моей постели, тебе придется соблюсти требуемые условия. Я не так много прошу.
Она была права, и меня это беспокоило, потому что по обыкновению именно я выступал прагматичным человеком в разговоре. В любом разговоре.
– Ты сейчас здесь, – заметил я.
Я был не в настроении заниматься сексом, но полагал, что в какой-то момент мне все равно придется с этим покончить.
Персефона улыбнулась, зажав леденец пухлыми, мучительно манящими к поцелуям губами.
– Мы не будем заниматься сексом в твоей уборной. У меня вообще-то есть чувство собственного достоинства.
– Уверена? – спросил я отчасти язвительно, а отчасти с надеждой. – До сих пор ты вела себя как пресловутая невеста из каталога брачного агентства. Нагнуться над туалетным столиком было бы проявлением вполне типичного для тебя поведения.
Она рассмеялась.
В самом деле, рассмеялась.
Откинув волосы на плечо, моя жена развернулась на каблуках.
– Пока, муженек.
Она уверенно зашагала к двери, источая пламя, сладость и искушение. Она прекрасно знала, что делает, и отлично с этим справлялась. Сейчас в ней не было ни капли робости или наивности.
Не привыкший к тому, чтобы женщины уходили, не спросив сперва разрешения, я наблюдал за