Другими словами, прощание с «упоительными напевами» и «душными грезами по ночам» — весь этот любовный ассортимент Гофман передал (естественно, как бы) Игорю Северянину, который весьма восторгался его стихами. Сам Виктор Гофман от стихов переходит к прозе и к переводам (переводит Мопассана, Генриха Манна). Но как-то не может окончательно определиться с самим собой и найти свое место. В письме к Шемшурину от 6 января 1910 года он признается: «Я… все больше как-то отстаю от декадентов и на плохом у них здесь счету. И с реалистами тоже дружбы не налаживается…»
В июне 1911 года Виктор Гофман отправляется в Европу, а в августе в Париже кончает жизнь самоубийством. Роковой выстрел. И покой…
Не надо теперь никаких достижений,Ни истин, ни целей, ни битв…
Жизнь Виктора Гофмана завершилась на отметке «27 лет». Через год, в 1912 году посмертная публикация книги «Любовь к далекой. Рассказы и миниатюры. 1909–1911 гг.». Критики положительно оценили книгу и вздохнули по поводу того, что ее автор не успел полностью выразить себя в прозе, не сумел открыть новых граней и новых перспектив.
«Был он задумчивый, грустный, изящный… — вспоминал Юлий Айхенвальд Виктора Гофмана. — В огромном городе, в Париже, он не выдержал и покончил с собой. Жизнь выпила его душу, а без души, с вечной тоскливостью и ощущением пустоты, он жить не захотел».
В молодые годы (до своих полных 27 лет) Гофман написал:
Я боюсь умереть молодым,На заре соблазнительных грез,Не упившись всем счастьем земным,Не сорвавши всех жизненных роз…
Не упился. И не сорвал. А больно укололся о шипы.
ГУМИЛЕВ
Николай Степанович
3(15).IV.1886, Кронштадт — 25(?).VIII.1921, близ Петрограда
По сей день Гумилев — самый экзотический, редкий поэт. Действительно, знание Гумилева дальше «конквистадора в панцире железном», капитанов, рвущих из-за пояса пистолет, «так, что сыплется золото с кружев, с розоватых брабантских манжет», да «изысканного жирафа», который бродит на «озере Чад», не идет. И это не удивительно. Поэт только недавно вернулся к читателям после многих десятилетий советского забвенья. Теперь он с нами, но по-прежнему в творчестве Гумилева читается лишь поверхностный экзотический слой.
Сады моей души всегда узорны,В них ветры так свежи и тиховейны…
Так признавался поэт. Но вместе с тем капитан Серебряного века (а Гумилева можно назвать именно так) тяготел к бурям и иным мирам. Он увлекался восточной мистикой и восточными культами.
Все мы, товарищи, верим в море,Можем отплыть в далекий Китай.
Бродяга и путешественник — по странам и времени, континентам и эпохам, — «поэт географии» (Айхенвальд) Гумилев прославлял в стихах скитальца морей Синдбада, скитальца любви Дон Жуана и скитальца вселенной Вечного Жида. Эти три имени могли бы войти в геральдику его поэзии. В пантеоне его богов мирно уживались и христианский Бог, и Будда, и Аллах, и боги черной Африки, и всевозможные причудливые духи. Гумилев верил в карму (судьбу) и сансару (перевоплощение) и тяготел к астральному мистицизму. Все это, вместе взятое, позволило Блоку и Горькому считать Гумилева иностранцем в русской литературе, он, по его же признанию, «чужих небес любовник беспокойный». И вместе с тем Гумилев — поэт русский. Пусть странный, но русский.
Открытый лоб — как свод небесный,И кудри — облака над ним;Их, верно, с робостью прелестнойКасался нежный серафим.
И тут же, у подножья древа,Уста — как некий райский цвет,Из-за какого матерь ЕваБлагой нарушила завет.
Все это кистью достохвальнойАндрей Рублев мне начертал,И в этой жизни труд печальныйБлагословленьем Божьим стал.
Биография Николая Гумилева ныне хорошо известна. Царскосельская гимназия, преклонение перед Иннокентием Анненским. В последнем классе Гумилев выпустил первый сборник стихов «Путь конквистадоров». Продолжение образования во Франции. Вторая книга — «Романтические цветы». Путешествие по Африке. Сотрудничество с журналом «Аполлон». В 1910 году выходит третья книга — «Жемчуга». Гумилев становится лидером нового литературного течения — акмеизма. Об этом надо рассказать чуть-чуть подробнее.
Акмеизм рождался под насмешки: никто не хотел принимать его всерьез, но из акмеизма вышли три крупнейших поэта России: Гумилев, Ахматова и Мандельштам. Да еще с десяток других: Кузмин, Городецкий, Нарбут, Зенкевич, Георгий Иванов, Шенгели, Оцуп, Адамович и другие.
Кризис символизма (который отчасти возник из-за споров между символистами) привел к образованию литературной группы «Цех поэтов» (первое собрание состоялось 20 октября 1911 года). Руководителями цеха были избраны Сергей Городецкий и Николай Гумилев, секретарем — Анна Ахматова. В «Цехе поэтов» было поднято «новое поэтическое знамя» — акмеизм. Гумилев отмечал, что символизм неотвратимо «падает», потому что скучен, абстрактен, нецеломудрен и холоден, а вот акмеизм — это совсем другое дело. В статье «Наследие символизма и акмеизм» (журнал «Аполлон», 1913) Гумилев провозгласил четыре эстетических принципа, каждый из которых связан с тем или иным классиком: соединение внутреннего мира человека (Шекспир) с «мудрым физиологизмом» (Рабле) и безоговорочного жизнеприятия (Франсуа Вийон) с совершенством художественных форм (Теофиль Готье).
Во время революции «Цех поэтов» распался. В 1921 году его воскресил Гумилев. Все эти годы шли ожесточенные споры между Блоком и Гумилевым, старым кумиром читающей публики и новым. Как отмечал Георгий Шенгели: «Волевой закал гумилевских стихов быстро сделал его одним из любимых поэтов молодежи».
Корней Чуковский так описывал литературную дуэль: «Гумилев со своим обычным бесстрашием нападал на символизм Блока:
— Символисты — просто аферисты. Взяли гирю, написали на ней „десять пудов“, но выдолбили всю середину, швыряют гирю так и сяк, а она пустая.
Блок однотонно отвечал:
— Но ведь это желают все последователи и подражатели — во всяком течении. Символисты здесь ни при чем. Вообще же то, что вы говорите, для меня не русское. Это можно очень хорошо сказать по-французски. Вы как-то слишком литератор… Вы француз?..»
Блок и Гумилев. Две противоположности русской поэзии. Блок — сама стихия лиризма. Гумилев, напротив, чужд лиризму. Он тяготел к чистой изобразительности, не случайно стихи Гумилева зрительно воспринимаются как полотна живописца. Его любимый прием — рассказать «историю» или описать нечто: жирафа, портовую таверну, Венецию, осенний день — что угодно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});